Андрей Буянов - Сорняк
Но на взгляд опытного охотника, каким Таука несомненно являлся, такой способ был несколько… э-э… Ближайший термин, как Мишке удалось понять – не по-охотничьи. Не так бывалый охотник должен бить косуль.
Таука подкрадывался почти как Мишка, только заметно тише. В руках держал лук с наложенной стрелой. Когда подбирался на подходящее расстояние, замирал и выжидал момент. Когда косуля, то бишь баран, как правило, довольно крупный, подставлялся с нужного ракурса, резко вскидывал лук, натягивая его рывком, и пускал стрелу, стараясь попасть по касательной и подсечь на груди мышцы передних ног. Стрела вспарывала кожу, мышцы и уходила в траву. Все, дело сделано. Все остальные косули уже далеко в стороне, а подранок лежит и жалобно блеет, запутавшись в своих собственных непослушных ногах. Дальше дело техники: подойти, перерезать глотку, слить кровь, вспороть живот, вывалить внутренности и достать печень. Затем, если добыча большая и будет мешать ходьбе – отрезать голову и копыта, оставив только тушку. Вот так, по мнению Тауки, должен был действовать опытный охотник.
А Мишка еще и луком не владел, пробовал, конечно, но без особого пока результата – времени нормально потренироваться пока так и не выпало.
И наконец, на шестой день этого путешествия они вышли к неширокой речке, по берегам которой рос привычный кустарник, ближе к воде уступавший место камышу. Охотник заметно приободрился, что-то довольно эмоционально заговорил, помогая себе жестами. Что он сказал, Миша так и не понял, но догадаться, что скоро «дом», труда не составило. Привал делать не стали, двинулись вниз по течению, и вот уже после полудня вышли к большому холму, возле которого река делала поворот, образовывая затем довольно широкий плёс. На вершине холма угадывались какие-то неясные постройки, а аккурат из центра к небу поднимался и затем рассеивался метрах в десяти от земли белый дымок.
Как только они ступили на склон холма, с вершины бегом им навстречу устремилось сразу три человека с копьями. По мере приближения, Мишка отметил, что одеты они так же, как и его товарищ, и ещё на подходе окликнули его. Он крикнул в ответ, жестами что-то показал, затем указал рукой на Мишку, ещё что-то пояснил.
Те подошли ближе. Первый охотник обнялся с Таукой, что-то при этом говоря. Двое других разошлись в стороны, выставив вперед копья и настороженно поглядывая в Мишкину сторону. Миша напрягся, рука невольно сжала покрепче копьё, а вторая потянулась к поясу – к топору… С обниманиями было покончено, и Таука, улыбаясь, развернулся к нему и тут же, разведя руки ладонями в стороны, начал говорить что-то успокоительное, лицо его при этом приняло крайне озабоченный характер.
Миша стоял и старался не шевелиться, водя глазами во все стороны, следя за обстановкой. Тут вперёд вышел первый подошедший, внимательно посмотрел и коротко что-то сказал – копья нехотя поднялись вверх. Затем он подошёл к Мишке, пощупал мышцы на руке, одобрительно сказал что-то непонятное и, развернувшись, зашагал обратно на холм. Таука пошёл за ним. Двое с копьями остались, враждебность уже не выказывали, но смотрели напряжённо. Миша усмехнулся, пожал плечами и пошёл следом.
Те двое охотников, что шли с копьями позади, были примерно что по комплекции, что по одежде такие же, как Таука. А вот первый… Тот был заметно крупнее. На целую голову, наверное, выше Миши, гораздо шире в плечах. Вся его фигура говорила о силе и мощи… Хотя одет, в принципе, так же как и остальные: та же кожаная рубашка-куртка с разрезами по бокам, короткие штаны и высокие сапогомокасины. Та же копна выцветших на солнце волос, собранных в пучок на затылке и подвязанных ремешком. Одежда вся добротная, не старая. Вокруг живота надет пояс. Широкий пояс из толстой кожи с костяным крюком в качестве застёжки. За него заткнут кинжал с торчащей в сторону костяной ручкой, а на петле подвешен позеленевший от времени медный топор…
Селение расположилось на плоской вершине холма, обнесено небольшим валом, поверх которого стоял невысокий плетень. Трава вокруг него, как на последних двух третях склона, была ровнехонько, как под машинку, срезана. Мишка было удивился, но вскоре услышал блеяние, а потом, свернув ко входу, увидел кучкующуюся отару овец… Вход представлял собой тот же плетень, только отодвинутый на день в сторону, а сразу за ним начинались округлые глинобитные дома, стоявшие по кругу к ровно утоптанной площадке, диаметром в добрый десяток метров, посреди которой был сложен из камней большой очаг.
Миша с любопытством оглядывался по сторонам. Везде по своим делам суетились женщины, бегали любопытно таращившиеся на него дети. Селение, судя по количеству жилищ, было не очень большое. Пятнадцать, от силы двадцать таких домов вместит в себя не больше чем по одной семье…
– Мисшаа…
Таука уже стоял на другом конце площадки и жестом подзывал Мишу к себе. Мишка прошёл вперед и, откинув циновку, они вместе прошли в тёмный проём входа в вытянутый дом, примостившийся по самому краю площадки.
После яркого солнца глаза различили только мерцающий в очаге огонёк, и только потом, зажмурившись и проморгавшись, Мишка увидел сухонького, но крепкого, абсолютно седого старика, сидящего напротив. Старик показал жестом садиться. Охотник опустился на пол, подогнув ногу и скрестив её со второй перед собой. Миша посмотрел вниз: на полу ничего, только утоптанная глина, накрытая циновкой. Усмехнулся про себя: диван, что ли, собирался увидеть? И, следуя примеру Тауки, опустился на землю, скрестив ноги перед собой.
* * *Старый Коит сидел напротив и слушал рассказ Тауки. Медленно кивал головой в знак согласия, когда тот рассказывал, что нашёл стадо, дождался, когда то перейдет реку и пойдет дальше, внимательно слушал, когда Таука говорил про стойбище Волков, качал головой, когда слушал, как бежал он от погони… И тут Таука сбился и тихо продолжил:
– Волки догнали меня… У дальних холмов, где никто не живёт, я упал в ручей… – Охотник глубоко вздохнул и продолжил: – Дух ручья выпил до остатка мои силы, и выбравшись, я не смог подняться. Он, Мисшаа… Я не смог узнать, какого он рода… Он убил Волков и спас меня.
Таука немного помолчал.
– Старый Коит… я не мог послушать шёпот подлого Поса[7] и оставить его там. Не хищники, так говы растоптали бы его… Он умело и бесстрашно дрался с Волками, я видел, но жить в степи он умеет еще хуже, чем ребенок, которому полутора рук зим. Он не умеет правильно охотиться, ходить по степи, даже не знает нашего языка…
Таука опустил голову и потупил взгляд.
Старый Койт долго смотрел на чужака со странным именем Мисшаа. Потом повернулся к Тауке и сказал:
– Я не вижу, что он общался со злыми духами, Таука. Ты правильно поступил, что не стал слушать шепот Поса… – Старик кашлянул, немного помолчал. – Он не принадлежит ни к одному из племён, известных мне. У него нет ни знаков на лице, ни на коже… Одет он в прогнившие шкуры, как дикарь с гор, но на дикаря не похож.
Старый Койт протянул руку:
– Дай мне свою руку, Мисшаа.
Чужак послушался.
Старик провёл пальцами по затянувшемуся шраму, перевернул руку, отпустил. Потом долго смотрел чужаку в глаза.
– Он не охотник и не воин, как те, что приходят с заката, его рука не груба от мозолей и не покрыта шрамами. Не знаю, что стало с его племенем, но если он жил в степи один… Жил там, где не умеет жить… – Койт надолго задумался, смотря куда-то за чужака. Потом он повернулся к Тауке: – Ты уже видел Тую?
Таука растерялся, про то, что сестра пришла в селение, сказал ему Унга, но сам он её еще не видел.
– Нет, Койт, не видел.
Старик кивнул чему-то.
– Рена, что из рода Степной собаки, два дня назад вернул её. Сказал, что за две полных зимы она никого ему не родила, и он не хочет ждать ещё третью…
Таука сжал кулаки. Рена! Не он ли упрашивал два года назад отдать ему сестру в жены! А сейчас вернул, не сумев зачать ребенка! А ведь прежнюю жену Рена вернул роду Барсука тоже по этой причине. Так, может, дело не в Туе, а в нём самом?
– Успокойся. Таука, – сухая рука легла охотнику на плечо. – Не иначе сам Отец Солнце подсказал тебе взять чужака… Иначе зачем присылать ему жену?
Таука недоуменно смотрел на старика. Тую? Мисше в жены?!!
– Ты же привёл его сюда, чтобы предложить мне принять его в наш род, Таука?
– Да, но, Койта…
Старик жестом прервал охотника и жёстко произнес:
– Он спас тебя и за это войдет в наш род твоим братом, через твою сестру… Здесь я вижу волю Отца Солнце.
Таука растерянно посмотрел сначала на старого Койта, который сейчас несомненно говорил то, что ему велел Отец Солнце (он сам об этом сказал), на Мисшаа, сидящего рядом с задумчивым взглядом.
Не думал он, что через сестру, ушедшую в другой род, но внезапно вернувшуюся, у него может появиться брат в своем племени… От неожиданно резкого голоса он вздрогнул.
