Заговор (СИ) - Старый Денис
Мы оба громко рассмеялись. Есть у моего тестя такое — бахвальство и желание постоянно бросить пыль в глаза. При этом лентяй еще тот. Однако, может, он и плох, как Нижегородский губернатор, но наш завод, названный заводом Инструментов, хотя производится там даже оружие, как и пароходостроительная верфь, при тесте-губернаторе только развиваются и не знают никаких бюрократических проблем.
— Заезжать в Белокуракино будем? — через некоторое время спросила Катя, когда карета в сопровождении ухмыляющейся сотни конных стрелков, или правильнее стрелков на конях, отправилась в путь.
Нет, никуда не станем заезжать, иначе это еще день, потом еще день, неделя. Тем более, что Алексей Куракин должен быть в Петербурге. А с Осипом, управляющим Белокуракино, я еще успею поговорить. Все мои службы уже получили известие о встрече в столице. Прибудет и он.
Я не говорил Кате, ну не уместно же, но рассчитывал вернуться на войну. Вероятно, даже чуть более усиленным. Ракеты, картечницы, гранаты — все это продолжал выпускать завод в Нижнем Новгороде, частично в Надеждово. Вероятно, что еще одна сотня бойцов будет готова. Так что силища выходит. Жаль только, что персы уходят, но и они обещали, в случае чего, вернуться, если только их шах позволит. Калмыки… Нурали и вовсе обещал увеличить численность своих воинов вдвое. Он набрал немало разного трофейного оружия, которое собрался менять у казаков или даже через посредников у башкир на те виды вооружений, которые более всего подходят кочевникам.
А еще мы договорились с ним открыть совместное производство — большой конезавод. Нурали набрал на породу разных коней и был более чем воодушевлен перспективой разведения новых русско-калмыкских коней. Русской армии очень нужны тяжеловозы и мощные кони под кирасир.
В Надеждово все же пришлось остановиться аж на два дня. Проинспектировал Авсея Демидовича, которого сильно захотелось потягать за уши. Да чего там⁈ Хотелось и сделал. Я ему писал, что нужно пристроить кого из переселенцев в казармах, а кому построить новые две деревни, но расселить всех приезжих обязательно и иметь запас. Разговор был и про то, что нужно построить восемь новых коровников, каждый на шесть десятков буренок.
Все строилось, но до ума не доведен ни один строительный проект. Потому и уши были красные у Авсея, и лишен он был оклада за месяц, на него легла проблема, так как она оставалась. Пусть договаривается с крестьянами, но как-то расселяет всех прибывших. Даже виноградари пока поживут в Надеждово, пока Тарасов ищет участки земли в Крыму. Что-то мне не нравится Де Рибас, который ставит нам палки в колеса и никак не продает нужные земли, вернее саботируют продажи. И взятку даже, паразит иноземный брать не хочет. Наворовал, наверное, столько, что для него и пять тысяч рублей не деньги. А предлагать больше, только себя же унижать.
Но некоторые негативные моменты сглаживались той славой, которая шла вперед меня. Даже Василий Петрович Орлов пожаловал ко мне в гости. Умудрился же, нахлебник, появиться в те два дня, что я пребывал в поместье. Свалился, как сосулька с многоэтажки весной. Пришлось пить… А как мне еще встречать Атамана Всевеликого Донского войска?
Тем более, что проект торговой дороги и строительства двух портов на Дону и на Волге, один, в Калаче-на-Дону, уже должен строиться со следующего года. Я даже подбирал из пленных французов тех, кто мог бы на этом проекте работать. Так что нужны мне и Орлов и Платов, да и вся казацкая донская общественность, чтобы все по уму сделать.
На Волго-Донский канал пока не замахиваюсь. Перепады воды в почти девяносто метров — это не шутка, это сложнейший проект в инженерном плане. До такого канала нужно дорасти умом, теорией, да руку набить на чем по проще. В перспективе должна появиться железная дорога между двумя реками, пусть пока и в виде конной тяги, конки, но и такое перспективно по всем расчетам. С появлением пароходов, да с развитием Новороссии, Луганского завода, Белокуракино и Надеждово, как и торговых отношений с Ираном, все это очень заманчиво.
Так что пришлось уважить атамана, да с собой ему телегу всякого, в основном, алкогольного, нагрузить. А после быстрый переезд в Петербург. Пришлось даже отказать московскому главнокомандующему, который каким-то образом прознал, что я проезжаю мимо Москвы, но не соизволил у него на недельку остановится. Этот любитель охоты прислал мне тех самых, ставших в будущем в классической литературе нарицательными, борзых щенков. Ну куда мне, в карете четыре, пусть и славных щенка? Пришлось брать дополнительную карету уже из Москвы, из моего торгового представительства, чтобы как-то везти щенков. Даже неким было отправить их в Надеждово. С собой я взял только полусотню стрелков и они были нужны в Петербурге.
Глава всея Московская губерния, Иван Петрович Салтыков, был известным сибаритом, кутилой и дамским угодником. Так себе человек, как по мне. Огромное состояние, большие земельные латифундии, феноменально большая псарня. Он предпочитал всегда охоту, пьянку и женщин, всем достойным делам. Видимо, всех мерил по себе, так что, вероятно обиделся. Ну да ничего, позже отправлю ему подарочков, сглажу негатив.
Я прикрылся срочным повелением канцлера пребыть светлы очи его, Безбородко. Так что «я бы с удовольствием, ибо быть в обществе столь достойного сына Отечества, как и человека, но… служба». Только так и отстал Салтыков. Оказывается, я сейчас очень даже популярная фигура.
Что характерно, обо мне написали англичане и даже что-то там высказался скотина-Наполеон. Получается, что написали иностранцы и уже в своей Богоспасаемой России я набираю популярность. А до этого ни мои стихи, законодательная деятельность, заводы, пароходы… Но, нет, ориентир на иностранное мнение.
В иной реальности Сперанского обвиняли в любви к Франции и объявляли чуть ли не предателем. Как бы слова Наполеона не были расценены и в этой истории превратно.
— Я бы обменял Сперанского на любое иное государство, кроме Франции, — такое прозвучало из парижской газеты.
Льстит, гад корсиканский, делает мне медвежью услугу. Нужно будет продумать стратегию, чтобы точно не обвинили в франкофильстве. Однако, есть такое веяние, что наступает время целования в засос с французами. В этом отношении история идет по схожему сценарию, как и в иной реальности.
А вообще тут нужно будет очень даже подумать, ну и собрать информации. Вероятно, придется как-то, но подключать Аннету к делу. Я подозреваю, что Наполеон ли, или кто рядом с ним, но затеяли свою игру против меня. Не хотелось бы поймать «звездную болезнь» или «синдром Наполеона», но я могу казаться весьма существенной фигурой для французов.
Уже то, что я натворил в Италии, с Триестом, с Венецией, которые сейчас ринулись к России за поддержкой, возможно со мной связывают и русские приобретения на Ионических островах. Этого хватало, чтобы ко мне воспылали злобой. Ну а до ненависти довести Наполеона или его окружение могло то, что я в некотором роде унизил французские республиканские войска. Малыми силами, причем составленными почти что из абы кого, в понимании французов, которые пока и с казаками не особо встречались, я громил заведомо большие числом республиканские соединения. Потом этот сумасшедший поход на Милан…
Нужно выходить на «Анну Ивановну», чтобы этот продажный шпион уже начинал работать на меня, ну и на Российскую империю [Анна Ивановна — псевдоним Талейрана, который шпионил в реальной истории пользу Александра I].
Ну, с французами несколько понятно. Скорее всего, они начинают свою тайную игру на русском поле, заручаются некоторой поддержкой и от меня, и, наверное, таким образом передают «привет» канцлеру Александру Андреевичу Безбородко, явному англофилу. Мол, похвалили твоего подчиненного, так и ты меньше на Туманный Альбион засматривайся. Ну, а нет, так убирай от себя Сперанского, мы же его дискредитировали своими восхвалениями!
А что с Англией? Они-то чего соловьями запели обо мне? Неужели решили сменить тактику и стать любезничать около меня, искать подходы? Тут сложнее. Я ни французов, ни англичан, как-то ни очень, я Россию люблю, и в клубы любителей лягушек, или овсянки с пудингами вступать не намерен. Но, как бы не пришлось делать выбор.
