Позывной "Курсант" 4 (СИ) - Барчук Павел

И вот как раз где-то на стадии гнева Подкидыш тоже заметил Шипко. Ванька споткнулся на ходу, хотя под ногами у него не было никаких препятствий. Походка его медленно начала утрачивать свою лёгкость, а лицо с каждым шагом вытягивалось все сильнее. Просто у бывших беспризорников очень хорошо развито чувство самосохранения. Поэтому Ванька понял, в этот раз малой кровью ему не обойтись.

В какой-то момент мне даже показалось, Подкидыш дернулся, собираясь развернуться и броситься бежать в противоположную от Шипко сторону. Но потом Ванька заметил меня. Он нахмурился, поджал губы, кивнул еле заметно, и решительной походкой направился навстречу буре. То есть Подкидыш проявил чувство ответственности и настоящего дружеского единства. Мол, как я без него справлюсь с будущими сложностями? Никак!

Охренеть, конечно, можно. Я бы никогда не подумал, что именно этот детдомовец, с его вечным нытьём и раздолбайством, способен на такое.

Я и Бернес, кстати, в тот же самый момент шли вообще с третьей стороны, и слава богу, что с первых же секунд этой встречи на Эльбе внимание Шипко полностью захватил Подкидыш. А ты бы мы с Марком тоже огребли по самые не балу́йся. Хотя, в итоге, один хрен отдуваться за побег Ивана будет вся группа.

Но конкретно в то мгновение, когда мы встретились всей дружной компанией на Красной площади в оговореном месте, я как бы вообще был не готов огребать.

Мой организм пребывал в состояние стресса и шока. Боюсь, начни мне кто-то что-то говорить, особенно на повышенных тонах, особенно матом, особенно Шипко, я мог просто взорвался.

Дело даже не в том, что я вдруг вспомнил эти чертовы часы. Хотя слово «вспомнил» в данном случае тоже нельзя применять на сто процентов. Там как бы не совсем воспоминание было. В любом случае, причина моего заведенного состояния проистекала совсем из других нюансов.

Начнем с того, что я впервые увидел картинки не во сне, а днём. Белым, сука, днем! Стоя на улице, рядом с Наденькой Бекетовой.

— Алексей! Алексей!

Меня выдернул из состояния ступора именно ее голос. Я медленно повернул голову и посмотрел на девчонку поплывшим взглядом. А то, что взгляд поплывший, чувствовал сам. Потому как Надино лицо перед моими глазами почему-то растекалось непонятной кляксой. Я тряхнул головой, моргнул несколько раз. Только после этого Надя стала похожа на Надю, а не на идущее рябью нечто.

— С тобой все хорошо? — Бекетова смотрела на меня испуганно. И голос ее заметно дрожал. — Подожди… У тебя испарина…

Она принялась лихорадочно шарить по карманам зимнего пальто, которое сидело на ней, между прочим, удивительно ладненько. Наконец, искомое было найдено. Девчонка вытащила носовой платочек, шагнула ко мне, а затем осторожно промокнула мой лоб.

— Реутов, ты чего? — Бернес тоже заволновался.

Он схватил мою руку и закинул ее себе на плечо. Наверное опасался, что я сейчас мешком дерьма осяду прямо на землю. Очень правильно опасался, кстати.

А я и не возражал против его поддержки. Земля реально уходила из-под ног, перед глазами периодически мелькали черные мушки вперемешку с цветными кругами, а в ногах присутствовала слабость.

— Иди сюда! Давай. Присядь. — Бубнил Марк, провожая меня до лавочки, которая, к счастью, обнаружилась неподалёку. — Ну, ты чего, братишка? Ты чего?

Я не мог ничего ему ответить, потому что язык сделался ватным. Но хорошо помню, как изумило то, что Бернес назвал меня «братишкой». Просто детдомовцы вообще не склоны к сентиментам. Вообще! Ни к каким!

Зайца убили, ни один из них не то, чтоб слезы не проронил, даже бровью не повел. И через пару часов после того, как стало известно о гибели Зайцева, все они спокойно занимались своими делами. А тут… Видимо, я реально очень хреново выгляжу, раз Бернес так испугался.

— Все… Прошло… — Я криво улыбнулся Марку.

— Лешенька, да что ж это такое? Я виновата! Потащила вас за этим дурацким подарком! Ты, наверное, голодный, да? Тебе, наверное, покушать надо. — Суетилась рядом Надя.

А я и сам хрен мог понять, что мне надо было в тот момент. Единственный плюс, Бекетова на фоне произошедшего, наконец, вняла моим доводам, что ей лучше пойти домой. Или в магазин. Или черт его знает куда еще, но только пойти.

— Нам надо возвращаться. А если ты отправишься с нами, Шипко увидит. Тогда мы ещё больше получим. Да еще я не в очень хорошем состоянии. Марк справиться один, не переживай. — Сказал я девчонке, стараясь выглядеть убедительным.

Она, к счастью, послушалась. Правда, было видно, что уходить ей совсем не хочется. Да и Бернес провожал Наденьку грустным, по-собачьи преданным взглядом. Ну, с этим я в Школе разберусь, когда вернемся. Вправлю пацану мозги на место.

Уже после ухода Бекетовой, Марк помог мне встать и мы попёрлись обратно, к Красной площади. Слава богу, пока топали на встречу со своей группой и воспитателем, это странное состояние пропало. Стало значительно легче. Чисто физически легче. А вот морально…Морально я пребывал в полном офигевании.

Что это, блин, за картинки были? И хорошо еще, что реально всего лишь картинки. Живые, подвижные, но все-таки кадры, вырванные из какого-то крайне занимательного фильма. Был бы целый фильм, я за те минуты, на которые выпал из реальности, в себя бы хрен пришел.

Первая картинка — часы в мужской руке. Они лежали на ладони, циферблатом вверх. Я видел их прямо перед своим носом. А значит, рост мой был явно ниже нынешнего. То есть, детский рост. Потому что у меня не было ощущения дискомфорта или неудобства. То есть я смотрел на них вполне себе из комфортного, обычного положения. А значит, можно предположить, что это воспоминание принадлежало не мне, а деду. Деду, дедушке, дедуле…который теперь, значит, во время бодрствования тоже решил подкидывать дровишек в и без того жаркий костер мой очень «веселой» жизни. Воспоминание относилось к детству Алеши. Это точно. И рука была… такая…знакомая, родная. Папина рука… Ну, то есть в моем случае, прадеда. Мне просто вкинули сцену, где Витцке держал эти часы, а Алеша их рассматривал.

Ладно… Хорошо… Сегодня просто кадры. А завтра? Завтра, что? Сразу вся серия целиком? И по закону подлости, уверен, это произойдёт в самый неподходящий момент. То есть мало того, что я имею привычку трындеть по ночам всякое разное, а если верить словам Бернеса, так иной раз весьма опасное, теперь еще вот такие номера выкидывает подсознание дедушки. Я то никогда в жизни не был в ситуации, чтоб мне показывали эти часы. И чужие мужские руки мне никак родными казаться не могут. Я же не псих…

Кстати, вещица выглядела дорого. Я толк в этом знаю. Часы были не советские. Это прямо железобетонно. Я не смог рассмотреть надпись, имевшуюся на циферблате, но там точно что-то на немецком.

Но и это ещё не все. Есть пункт номер два. Он гораздо интереснее первого.

У меня, лично у меня имею в виду, тоже имеется воспоминание, связанное…та-дам! С этими же, блин, часами. Ну, или с очень похожими. Я видел их на руке Клячина, когда впервые встретился с Бекетовым. Вот это и была вторая картинка, возникшая перед глазами. Тогда товарищ старший майор госбезопасности спросил у чекиста, мол, который час? Николай Николаевич посмотрел и ответил.

Конечно, это было мельком. Картинка тоже возникла слегка нечёткая. Ровно как в реальности.

По этой причине не могу утверждать с полной уверенностью, будто часы одни и те же. Клячин ими перед моим носом не крутил. Но если допустить, что часики просто похожие, то один хрен есть вопросы. Даже элементарно — откуда у старшего лейтенанта государственной безопасности такая вещица?

А теперь третий пункт программы — мой первый сон, в котором пришли за матерью Алеши, пока пацан прятался в комоде. Там тоже фигурировали часы. Да, я не видел их из ящика. Но прекрасно слышал, как жена Витцке спрашивала испуганно, мол, откуда у вас часы Сережи?

И четвёртый пункт — поход в банк в тот самый крайне интересный день. В банке Витцке получил в подарок…внимание…барабанная дробь…часы!