Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович
— Верно, но ничего же не докажешь!
— Не докажешь… — медленно покивал я. — И, скорее всего, не предотвратишь… Но надо попробовать!
Подтянув радиофон, я твердой рукой набрал номер Елены фон Ливен, даруя ее супругу шанс досмотреть сновидение.
— Алло! — рассерженно прошипел радик. — Миша! Ты в курсе, сколько сейчас времени⁈
— Извините, Елена, — хладнокровно сказал я. — Чрезвычайно важное дело. Мне необходимо срочно поговорить с Борисом Семеновичем. Вы в Баковке?
— Да, — буркнул радиофон. Посопел, и добавил: — Подъезжайте к десяти… Нет, лучше к одиннадцати. Мы ждем важного гостя, и… В общем, в одиннадцать!
— Буду, как штык, — заверил я недовольную хозяйку госдачи.
Из холла донесся легкий шорох.
— Вы чего не спите? — сонно выговорила Юля, бредя в ночнушке, как симпатичное привидение.
— Мы… это… водички попить… — залепетала мама, прикрывая папу своим телом. — Ложимся уже!
Холл ответил тишиной, а затем с лестницы донеслось ворчание:
— Прячутся, как маленькие… Думают, я не понимаю ничего…
Среда, 8 ноября. Утро
Московская область, Баковка
Елена фон Ливен налила стакан густого клюквенного морса дорогому гостю, и Андропов благодарно кивнул. Отпил, почмокал, словно ловя послевкусие.
— Следовательно… э-э… мегатеракт, как вы его называете, событие безальтернативное? — в некогда твердом голосе Ю Вэ угадывалось старческое дребезжание.
Я с тревогой глянул на президента — он был здоров, насколько это вообще возможно на девятом десятке, а возраст… Возраст не лечится.
— Да, Юрий Владимирович, — моя голова утвердительно склонилась. — Только, это вовсе не варварский способ отъема денег. Проныра Гиндельстерн всего лишь воспользовался ситуацией, а вот те, кто задумал мегатеракт, ситуацию создают! Сгинут тысячи — и падальщики-медийщики заголосят хором о сплочении нации, будут звать на борьбу с международным терроризмом, на защиту свободы и демократии. А под этим соусом…
— А под этим соусом? — с интересом спросил Иванов, скромно присевший на валик дивана.
— А под этим соусом, американцев лишат даже тех мнимых свобод, которыми они хвалятся перед всем миром. Прослушка будет тотальной! Подглядывать станут за всеми! Куда там Маккарти… Былая «охота на ведьм» покажется милой забавой! АНБ запишет каждый телефонный разговор, спутники-шпионы отследят любого, назначенного «врагом государства», а одураченные толпы пускай зигуют в упоеньи… Помните, как Геббельс выразился? «Дайте мне средства массовой информации, и я из любого народа сделаю стадо свиней!» Ну, с американцами у них получилось…
— У кого — у них? — президент СССР блеснул очками в тонкой золотой оправе.
— Всё утро думал, — криво усмехнулся я. — Администрация Картера здесь точно ни при чем. Джимми — слабак, и на массовое убийство не решится. Вот, скажем, сенатор Маккейн — тот самый, кстати, что метит в президенты — вполне годится на роль заказчика мегатеракта, но он не обладает нужным уровнем власти и финансов. Думаю, побоище в аэропорту Кеннеди устроят олигархи из deep state, «глубинного государства».
— А этот пройдоха… как бишь его… — Андропов потер ладонями столешницу. — Гиндельстерн?
— Терри — мелкая шпана, — пренебрежительно фыркнул я. — Скорее всего, он случайно узнал секрет заговорщиков, и задумал нажиться на трагедии. Капиталист — всегда капиталист…
Сдержанно кряхтя, Ю Вэ поднялся и прошаркал к окну. За стеклами качали хвоей кряжистые сосны, а плети разросшейся малины скреблись о жестяной отлив.
— И когда, по-вашему, грянет гром? — спросил президент, не оборачиваясь. Он сложил руки за спиной, и еще сильней ссутулился.
Я подумал.
— Могу судить лишь по делишкам Гиндельстерна. Мегатеракт, подобный «нашему», случился… то есть случится в «Гамме» в две тысячи первом. Тогда Терри провернул… тьфу, ты… провернет сделку с покупкой небоскребов Международного торгового центра. И это… произойдет за месяц-полтора до. Думаю, в нашей ситуации гром грянет… где-то между Днем благодарения и Рождеством. Скорее всего, в ноябре.
— Для зачина годится, — кивнул Андропов, разворачиваясь, и прислоняясь к подоконнику. — Разумеется, мы используем вероятную ситуацию… э-э… с мегатерактом. Но по-человечески жаль людей, пусть даже из лагеря вероятного противника. Миша… — он сцепил ладони и прижал кончики пальцев к синеватым губам. — Вы встречались с Джеком Даунингом, и не однажды. Нынче он вице-президент, и полон решимости занять Овальный кабинет. Как вы думаете… Если слить информацию о теракте Даунингу, это поможет предотвратить бойню?
— Вполне возможно, — твердо сказал я. — Джек не любит русских, да и с чего бы ему пылать к нам любовью? Он — чистокровный американец, США — его родина, и он реально переживает за все победы и потери своей страны. Если Даунинг выйдет в президенты, то будет вести разумную, взвешенную политику, без истеричных воплей: «Русские идут!», — вспомнив Путина, я тонко улыбнулся: — Вероятно, это общее свойство людей, пришедших в политику из разведки… Да, Джек — мастер интриг, любит многоходовочки, но он честен, вот что главное. В отличие от основной массы истеблишмента, Даунинг чтит договоренности и держит слово. Не знаю, поможет ли его избранию инфа о мегатеракте, но Джек обязательно попытается предотвратить злодеяние. Ну, или хотя бы поднимет шум!
Я с удовольствием допил душистый морс «Елены Искусницы», смачивая пересохшее горло. Юрий Владимирович многозначительно переглянулся с Борисом Семеновичем, и тот сказал очень проникновенно, с чувством:
— Миша, вы уж простите, но придется вам задержаться до обеда…
Фон Ливен жизнерадостно фыркнула.
— Выложишь всё, что знаешь, что помнишь о мегатеракте в «Гамме», в мельчайших деталях и во всех версиях!
Иванов укоризненно покачал головой, а Ю Вэ рассмеялся, и поманил меня за собой.
— Боря, уведу вашего гостя… — сказал он, извиняясь, и вышел на гулкую веранду. — С возвратом!
За окном в мелкую расстекловку были видны прикрепленные, бдевшие под дымки сигарет, и черный, распластанный «ЗиЛ» — прочие машины кортежа не вписались в тесный зеленый дворик.
Я прикрыл дверь за собой, и Андропов улыбнулся мне — тонко и немного печально.
— Знаешь, Миша, — заговорил он, неожиданно переходя на дружеское «ты», — я всегда во всех наших бедах винил не экономику, а разложение партии. И тут одними чистками не обойтись. Ладно, там, взяточник — сняли, да посадили! А с несменяемостью руководителей как быть? А с самим номенклатурным принципом их назначения? Вот, что надо было «чистить», Миша!
— У вас получилось, Юрий Владимирович, — сказал я вполголоса.
— Не совсем, — хмыкнул президент. — У меня вообще в планах было сделать возраст шестьдесят пять лет предельным для членов Политбюро! Не вышло! — развел он руками. — Романову — семьдесят два уже, Шелепину и Машерову — семьдесят семь, мне и вовсе восемьдесят второй пошел…
— Но это оправданно! — заспорил я.
— Возможно, возможно… — мелко покивал Юрий Владимирович. — А, впрочем, главная моя идея, так сказать, основополагающая, заключалась совсем в ином… Я хотел вырастить новое, «социалистическое дворянство»! Уверен, Миша, страну на первое место в мире выведут не «бойцы идеологического фронта», а «технари-головастики», романтически настроенные, внутренне свободные, а потому фрондерствующие… конечно, без покушения на основы социализма, хе-хе… Что-то типа героев фильма «Девять дней одного года»! А что, думаю? Создам соответствующие элитные вузы, подниму респект отдельных действующих… Логика была в том, чтобы выпускники этих вузов получали престижные рабочие места с относительно высокой зарплатой — и становились кадровым резервом партии. А в итоге эти люди и составят элиту власти, в первую очередь — элиту КПСС! И ты — один из них, Миша. Директор института, доктор наук, лауреат Нобелевской и Ленинской премий… Не пора ли к этим регалиям прибавить должность… ну, для зачина — заместителя секретаря ЦК КПСС? В отделе науки и учебных заведений? М-м? Причем, — заторопился он, — сектор науки будет полностью на тебе!
