Федор Вихрев - Третий фланг. Фронтовики из будущего
Я переносила это легче всех, потому что рядом присутствовал Ярошенко – это давало хоть какую-то отдушину в разложенном поминутно расписании.
И вдруг все кончилось. Утром мы проснулись сами, без утренней побудки, сами спустились в столовую и с удивлением обнаружили там только дежурный наряд и повариху. Это давало повод задуматься и насторожиться.
Отдохнули и хватит. В середине дня за нами приехали.
СтепанРезультат «дойки» характеризовался двумя словами – тысяча мелочей. Из нас вытянули море информации: от устройства подгузников до блочной архитектуры для радио и электронной аппаратуры включительно. Часть предложенных нами решений могла быть реализована сразу, часть – спустя некоторое время. Кроме того, большое значение имела информация о тупиковых путях развития техники и возможных трудностях на пути реализации перспективных. В том, что касалось техники, все обстояло более или менее в порядке. Не в порядке – со всем остальным.
Море информации образца начала двадцать первого века, в сочетании с невозможностью проверки значительной ее части и пропагандой различных идей, привело к тому, к чему и должно было привести – пять человек излагали пять разных историй. Живо вспоминался десяток дат возможного нападения немцев, с которым наши аналитики не справились. Здесь получалось примерно то же самое: «дятел Жуков» имел довольно мало общего с «генералом Жуковым». И так по всем деятелям, от Жукова, через Мехлиса к Хрущеву. То же самое и с описанием событий – все сходились на том, что данное событие имело место быть, но вот почему произошло так, а не иначе… Были бы на форуме – подрались бы. Хотя, может, я просто драматизирую? Не знаю.
Поэтому излагал исключительно факты, оговаривая в тех местах, в которых не имел возможности избежать анализа причин и следствий, что это мое личное мнение.
Примерно так же я отвечал тогда, когда «беседа» подползла к вопросу о развале СССР. Единственное, в чем я уверен, — распад вызван внутренними причинами, это да. Но вот причины этих причин… Здесь я – пас. Тут только мое личное мнение о том, что после Хрущева все действия Советского Союза сводились к парированию угроз, без попыток развиваться по какому-либо пути. Остальное: застой в экономике, посадка на нефтяную иглу и так далее, стало уже следствием.
Впрочем, никто от нас не ожидал большего, прекрасно понимая, что рецептов по спасению СССР мы на-гора не выдадим. Но мне-то от этого не легче.
ДокНа даче мы провели два месяца. И за эти два месяца я, кажется, произнес больше слов, чем за всю предыдущую жизнь. Расспрашивали обо всем. Биографию пробежали по-быстрому, за пару дней, а потом… Вопросов у «товарищей в штатском» оказалось не много, а очень много. Причем приходилось вспоминать все в малейших подробностях.
Надо полагать, не обошлось и без гипноза. Во всяком случае, когда мне дали прочитать стенограммы этих бесед, то я нашел там вещи, которых сам по себе не вспомнил бы гарантированно. Взять те же формулы органической химии, которые после экзаменов благополучно забыл. Сил после «допросов» не оставалось совершенно. В самом начале отдыха нас неделю мучили коллеги-эскулапы, но это так, не серьезно. Все-таки уровень «той» медицины и этой просто несравним. Уж не знаю, как НКВД залегендировал нас здесь, но некоторые мои мысли, высказанные в беседах с докторами, спровоцировали среди них целые дебаты. Так что, можно сказать, что целую неделю я развлекался как мог, если не считать той крови, которую с нас накачали за это время. Другим медицинская неделя принесла куда как больше неудобств. Так уж устроено большинство людей, что общение с врачами стараются свести к минимуму. А мне – так в самый раз. Единственное, что вызвало мой протест, — это слишком вольное и бесконтрольное использование рентгена. «Чудаки в белых халатах» задумали просветить нас по косточкам. Пришлось высказать им все, что я об этом думаю. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не наш бессменный куратор. Конфликт вроде погасили, хотя на следующий день я попал на самый настоящий консилиум профессоров и академиков. Было жутко тяжело отвечать на все их вопросы. Как ни крути, но я практик, и к тому же не врач, а фельдшер. Тонкие объяснения что и как меня интересовали в объеме, достаточном для диагностики и лечения, а лезть в высшие материи я оставлял другим. Но, видимо, их таки проняло, потому что в конце дня один из них, прощаясь, заявил: – Приятно было пообщаться, коллега…
В общем, в тот же вечер на стол к куратору легло мое прошение – после окончания отпуска заняться работой по профилю – на передовой, хоть рядовым, но в строю. Перспектива найти себя в каком-то медицинском НИИ меня не прельщала совершенно.
Так же весело проверяющим пришлось и с другими областями знаний. Нас там было пять человек, у каждого свой взгляд на вещи и свой запас знаний истории. Так что на каждое событие мы давали несколько точек зрения… Только в отношении Хрущева, кажется, мы друг другу не противоречили…
Но все когда-нибудь кончается, подошли к концу и эти три месяца. Ярошенко раздал нам паспорта, несколько печатных листов с легендой каждому, посоветовав зазубрить ее как таблицу умножения, порадовал нас известием, что наши прошения удовлетворены, прибавив при этом, что баталии за каждого «попаданца» шли серьезные. И последним, на сладкое, сообщил, что всех нас вызывают в Москву.
КарбышевВылет в Москву состоялся ближе к вечеру, а на взлетном поле, как я и ожидал, — меня встретили. Три сотрудника НКВД.
Старший из них – моложавый, среднего роста капитан, с ним рядом – сухопарый, флегматичного вида старший лейтенант и коренастый, лет сорока, старшина.
В вечернем полумраке мне показалось, что капитан как-то неестественно напряжен, как если бы получил на мой счет очень непривычные инструкции. Что это, игра воображения или реальность? Трудно сказать. В момент таких потрясений может произойти все, что угодно, а на отсутствие реакции системы на Феномен рассчитывать не следует. Свое оружие я молча протянул старшине.
На заднем сиденье автомобиля, стиснутый сопровождающими, я продолжал обдумывать ситуацию.
Как вы думаете, товарищ Карбышев, товарищ Сталин после появления Феномена не заметит очевидного? Наивно думать, что он глуп.
И не следует забывать: всегда существует барьер, за которым наступает черед истины, такой истины, что может раздавить целый мир, а не только отдельного человека. Или вы ошибаетесь, и такого барьера не существует? А вот это вряд ли, товарищ Карбышев.
Во-первых, следует учесть: о проявлении Феномена знают очень многие.
Во-вторых, все последствия давно просчитаны. Анализировать стали сразу по появлении самой первой информации. Последние же сведения многих просто повергли в шок.
Но шок всегда проходит. И на место шока приходит трезвый расчет.
И что может подсказать холодный ум?
А он может предложить все, что угодно. Очень рациональное «все, что угодно».
А давайте, товарищ Карбышев, сделаем анализ возможных реакций.
Первая реакция. Ничего не менять.
Эта мысль, безусловно, рассматривается. Но если ничего не менять, то ничего не изменится и все пойдет по сценарию, так печально окончившемуся в мире наших гостей.
А основанием для подобного вывода является информация из будущего. Реализованный в наше время способ взаимоотношений между жителями страны привел к ее краху. В условиях мира страна исчезла, и никто не защитил ни государство, ни систему взаимоотношений. Это свершившийся факт.
Следовательно, «ничего не менять» автоматически приведет к аналогичному результату. Различия проявятся лишь в сроках и, возможно, в формах.
Таким образом, вчерашние заблуждения преобразуются в нечто позорное, чему трудно даже подобрать наименование.
Кстати, при такой реакции надо немедленно уничтожить всех участников событий, т. к. информации свойственно распространяться.
А Феномен? Феномен, демонстрирующий свои возможности тем, как он остановил наступательный порыв вермахта. Демонстрирующий потрясающую неуязвимость гостей из будущего?
И что, все это только ради поддержки идей казарменного социализма? Если это так, то я римская папа, как говаривала Ника. Ну и юморок у наших потомков.
Вторая реакция. Сегодняшнее руководство уходит в отставку.
Уходит, имея целью предоставить последователям право вершить судьбу и государства, и собственно ушедших на покой.
Такого в истории не наблюдалось. Да и нынешнее военное время к этому не располагает.
Третья реакция. Принципиальный отказ от идеи коммунизма.
Не верю. Люди никогда не отказываются от своих представлений, что есть добро и что есть зло. Не отказываются, как бы при этом ни заблуждались.
Четвертая реакция. Пересмотр политики, внутренней и внешней.
