Андрей Родионов - Французский дьявол
Третий орден францисканцев категорически не желает, чтобы Орлеанец живым ступил на землю Франции, а вот Жанна д'Арк, любовь всей моей жизни, лишь о том и грезит. Собственно говоря, это первая проблема, которая чрезвычайно меня занимает. Как поступить: выполнить приказ и убить отца любимой или взбунтоваться? И в том и в другом случае меня ждет неминуемая смерть, и это вторая проблема, как ни крути, неотделимая от первой.
Сегодняшней ночью судно «Святой Антоний», на котором путешествовал отряд лучших воинов ордена, было атаковано неизвестным кораблем. Каравелла, светящаяся потусторонним светом, вынырнула из густого тумана, словно чертик из коробочки. Всего двумя залпами бортовых орудий она отправила на дно не только судно с командой, но и всех наших боевых жеребцов, доспехи с оружием, деньги. И, что самое худшее, в свинцовых водах Ла-Манш упокоилась большая часть нашего отряда. Мне до слез жаль лежащие где-то там, на дне, нарезной «Зверобой» с улучшенной оптикой, но по возвращении братья Бюро сделают мне новое ружье, ничуть не хуже. А вот вернуть погибших, увы, никто ни в силах. И тем не менее командир не собирается отступать. Раз перед нами поставлена задача, то мы выполним ее любой ценой. Теперь нам придется труднее, но тем почетнее будет возвратиться с победой!
Брести по песчаным дюнам во влажной одежде, когда порывы холодного ветра то и дело кидают в лицо мелкий песок, — то еще удовольствие. Поначалу я все ждал появления солнца, что живительными лучами обогреет и обсушит, но светило, едва выглянув, вновь спряталось за серые тучи. Вскоре заморосил холодный дождь, то усиливаясь, то ослабевая, но до конца не прекращаясь. В результате лично у меня сложилось твердое впечатление, что Англия нам не рада. Ну и ладно, стерпим, как-нибудь перебьемся, мы люди неприхотливые.
Часа через полтора мы наконец поравнялись с рыбачьими сетями, длинными рядами развешенными на кольях, вбитых в песок. До них оказалось не полмили, как оптимистично заявил нам мэтр Жан, а раза в три дальше, — но нам ли жаловаться?
Уже ярдов за сто до сетей, колышущихся под порывами ветра, в лицо нам ударил едкий аромат гниющих водорослей и тухлой рыбы. Я недовольно поморщился, а Лотарингский Малыш смачно сплюнул и грязно выругался, так, как умеют только моряки, солдаты да мы, медицинские работники. Чем ближе мы приближались к сетям, тем сильнее становился запах разложения. Парижанин, побледнев как мертвец, затейливо ругнулся, помянув в одной фразе как святого Георгия, покровителя Англии, так и святого Андрея, покровителя Шотландии.
— Не богохульствуй! — прогундосил командир, тщательно зажимая длинный породистый нос.
Чуть не бегом мы поднялись на пологий пригорок, и я радостно вскрикнул, разглядев неширокую бухту. Подле лодок, вытащенных на берег, копошились какие-то люди, у деревянной пристани мерно покачивались два небольших баркаса. А самое главное — здесь были дома. Не меньше полутора сотен домов, маленькая церковь из серого камня и двухэтажное здание, выкрашенное в зеленый цвет, в котором любой путник сразу узнал бы трактир.
— «Монах и русалка», — прищурившись, прочитал вывеску Лотарингский Малыш, а я плотоядно оскалился.
Переглянувшись, мы дружно прибавили шагу. Появление нашей истрепанной компании вызвало в деревне не меньший переполох, чем приезд странствующего цирка. Распахивались настежь окна, прерывались разговоры, а простодушные дети пялились на нас просто неотрывно. Когда мы наконец подошли к трактиру, по пятам за нами следовала небольшая толпа. Я зашел последним, мягко прикрыв тяжелую дверь, но люди снаружи и не подумали расходиться, застыли в терпеливом ожидании. Надеялись, что как только мы утолим первый голод, то развлечем их свежей балладой или парой затейливых фокусов. А пока, чтобы скоротать время, жители деревни принялись оживленно обсуждать наш внешний вид, манеры и предполагаемые обстоятельства постигшей нас беды.
— Здравствуйте, господа, — кивает нам служанка, полная рыжеволосая девица лет двадцати.
Вытаращив глаза, она с интересом разглядывает нашу потрепанную компанию. Выглянувший на шум поваренок в донельзя засаленном фартуке, изумленно присвистнув, запускает в спутанные волосы грязноватую пятерню, с наслаждением почесав в затылке, плюет на пол. От дверной притолоки его, похоже, не оторвать и лебедкой. Наверное, все дела на кухне давным-давно переделаны, и малец решил взять небольшой отпуск. Шевалье де Кардига недовольно хмурится, на суровом лице командира играют желваки, но тут работники общепита исчезают, как корова языком слизнула. Вместо них появляется сам трактирщик, невысокий и коренастый, с широкой красной физиономией, багровой лысиной и пивным животом. Кто видел одного трактирщика, тот видел их всех. Эту породу людей трудно чем-либо удивить, на секунду сощурив глаза, пузан коротко кивает и представляется:
— Я — хозяин гостиницы, мастер Фокс.
Голос у него замечательный, с таким басом где-нибудь в Италии быть бы ему оперной звездой, вон как дребезжат кружки в такт его словам.
— Гай Фокс? — расплываюсь я в улыбке.
— Да, — растерянно признается трактирщик. — Вы что же, слышали обо мне?
Командир кидает предостерегающий взгляд, и я проглатываю остроту, что так и вертится на кончике языка.
— Это неважно, — рычит он, вновь повернувшись к владельцу «Монаха и русалки». — Найдется ли у вас, добрый мастер Фокс, горячая еда и комната для пятерых путешественников?
— Разумеется, — неторопливо пожимает тот плечами. — Это же трактир. А вы присаживайтесь пока вон за тот стол, поближе к огню.
Ах, какое наслаждение сидеть в дождливую погоду у жарко пылающего камина, особенно когда до тебя доносится упоительный аромат жареного мяса! Крикнув, чтобы подавали обед, трактирщик вновь подходит к нам, взгляд его задерживается на перстне наваррца.
Откашлявшись, спрашивает:
— Попали в небольшую переделку, да?
— Если можно так назвать кораблекрушение, то да, попали, — в тон ему отзывается сьер Габриэль.
— Вы шотландец, сэр? — словно бы невзначай любопытствует трактирщик.
— Я родом из Гиени, верный подданный нашего короля Генриха VI! — важно заявляет наваррец. — Плыл с друзьями, чтобы наняться на службу к какому-нибудь достойному английскому барону. Но, к сожалению, мы — это все, кому удалось спастись.
— И что же за корабль затонул? — спрашивает мастер Фокс, тут же добавляет: — Если об этом будет дозволено спросить вашу милость.
— «Везувиус», — тяжело роняет командир. — Прекрасное торговое судно из Генуи. Мы вышли оттуда месяц назад и шли в Лондон.
Подняв брови, Лотарингский Малыш пару секунд с недоумением пялится на командира, а затем открывает рот. Тут же стрелок подскакивает на месте, словно шилом кольнули, стул под ним протестующе скрипит. Выругавшись, Малыш поворачивается к парижанину, брови насупил, глаза горят. Я буду не я, если сьер де Фюи только что не пнул нашего недогадливого стрелка. Жюль, демонстративно отвернувшись, вовсю подмигивает служанке, лицо девушки расцвело улыбкой, в глазах скачут бесенята.
— И что же случилось? — в голосе трактирщика звучит неподдельный интерес.
— Я вам что, моряк? — пожимает командир плечами. — Среди ночи нас разбудили вопли, в трюм хлынула вода. Проклятье, там были наши жеребцы, оружие и доспехи!
Поймав вопрошающий взгляд мастера Фокса, сьер Кардига раздвигает губы в невеселой ухмылке.
— Не беспокойся, достойный человек, деньги у нас остались.
Кланяясь и твердя, что ни о чем таком и не думал, трактирщик наконец оставляет нас в покое. Тут же появляется служанка с подносом в руках, пухлые руки так и мелькают, расставляя миски с дымящейся похлебкой, кусками жареного мяса, громадными ломтями чуть зачерствевшего ржаного хлеба. А уж рыбы на столе просто навалом: и печенной на углях, и вареной, и просто соленой. Парижанин плещет в деревянную кружку из здоровенного глиняного кувшина и тут же с проклятием ставит его на стол.
— Чертовщина, — рычит он. — Зачем здесь это пойло?
— Добрый портер, — с некоторой обидой в голосе отзывается трактирщик.
— Подай нам вина!
Мастер Фокс скрещивает руки на груди, в его голосе столько льда, что не растопить никаким Гольфстримом:
— Если вам неугодно доброго английского пива, то могу предложить простой воды из колодца. А вина мы отроду не держали, кому оно здесь нужно!
Переглянувшись, мы дружно подставляем кружки. На лице сьера де Фюи искреннее неодобрение, кончики усов обвисли, словно листья, прихваченные морозом. С тяжелым вздохом он наливает нам пиво, помедлив, плещет и себе.
Воду здесь может пить только самоубийца, еще не хватало подхватить какую-нибудь кишечную дрянь вроде холеры! Хотя, признаюсь честно, гепатит А тоже не подарок.
