Владимир Чекмарев - Гремя огнем…
Ночью Владимира разбудил фельдфебель Силаков, который после ранения служил в училище помощником офицера-инструктора и с которым юнкер почти сдружился.
— Господин Командир. Вставайте. Беда. Агитаторы и Совет пошли офицеров резать. Тикать надо –
Вскинувшаяся было Рахиль, прикрыла наготу шинелью Владимира и возмущенно заявила
— Но у них же не было кворума! — Владимир соболезнующее посмотрел на боевую подругу и сказал
— Какие есть предложения по нашему кворуму и кстати, кто охраняет вашу мотрису мадемуазель –
Охрана мотрисы была полностью пропитана духом пролетарской солидарности. Двое были абсолютно бездыханны, а третий вспомнив, что хотел откосить от фронта через самострел, пытался попасть себе в ногу из пулеметного ружья Мадсена*, на свое счастье без вставленного магазина, который лежал рядом. Фельдфебель энергично приложил караульного об буфер и занялся пулеметом, Владимир залез на место водителя и стал заводить двигатель. Рахиль начала привычно подниматься по лесенке в пассажирский салон, но вдруг будто споткнулась и стала оседать на землю, цепляясь слабеющими руками за металлические поручни…
Шариков, уже минут пятнадцать следивший за ними, передернул затвор карабина и скривившись в зловещей ухмылке, стал целиться в силуэт юнкера прорисовывающийся в кабине, но закашлял Мадсен в руках Силакова и голова Уполномоченного Совета разнеслась как гнилой арбуз. Со всех сторон защелкали выстрелы и мотриса рванулась на Запад, дорога к счастью была свободной и горючего хватило до расположения полка, увы уже переставшего быть боевой частью.
А Межеричер Исаак Семенович, выжил и сделал карьеру своей мечты, стал председателем «тройки» и потом его вроде даже свои и не шлепнули.
Западный фронт 23 февраля
Заскрипела дверь блиндажа и вежливо кашлянув, в проеме появилась громоздкая фигура в нагольном полушубке. Такой был только у фельдфебеля Силакова.
— Дозвольте доложить Вашбродь — пробасил фельдфебель — на батарее трехдюймовок*, замки только на одной орудии, остальных нетути –
Ротмистр Соломатин виртуозно выматерился. Подполковник Романовский, укоризненно блеснул пенсне и сказал стоявшему у оружейной пирамиды юноше в шинели Константиновского училища.
— Портупей-юнкер. Объявите построение –
— Слушаюсь господин Полковник — ответил, щелкнув каблуками Портупей-юнкер Владимир Глебовский и вышел из блиндажа, сопровождаемый фельдфебелем.
Сорок три нижних чина, двадцать пять унтеров, семь офицеров (включая портупей-юнкера) и двое вольноопределяющихся. Это все что осталось от Восемнадцатого полка, бывшего недавно прекрасной боевой частью и вдребезги разложившегося из за Керенского борделя и Социалистической пропаганды. Главный удар по полку, был нанесен позапрошлой ночью, когда по приказу уполномоченного ВРК товарища Гольдблума, прибывшего неделю назад из Петрограда, были арестованы и расстреляны, как контрреволюционный элемент, почти все офицеры полка. Те, кого успел предупредить Фельдфебель Силаков, собрались на КП, и заняли круговую оборону. Несколько пулеметов и большой запас боеприпасов позволяли успешно держать оборону, но когда революционные массы узнали, что на КП хранится дивизионная казна, то стимул наживы, в купе с товарищем Гольдблумом стали гнали солдатиков во все новые атаки. Ротмистр Соломатин, с надеждой сказал Владимиру:
— Надеюсь у подполковника все получится –
Подполковник Романовский с полувзводом Георгиевских кавалеров пошел на захват батареи. По оперативным данным, все батарейцы героически полегли в неравной борьбе с двумя бочонками спирта, и пока они не протрезвели, батарею надо было нейтрализовать. Внезапно среди порядков дезертиров грохнул разрыв артиллерийского снаряда, потом еще один. И из за холма, выдвинулся угловатый силуэт Гарфорда. Броневик развернулся так, что бы дать возможность стрелять и пулеметчикам и артиллеристам и очень удачно накрыл следующим снарядом НП штаба бунтовщиков. От Уполномоченного ВРК осталась только кожаная фуражка. Ну и в довершение ситуации, с фланга грянуло ура. Это ударили в штыки кавалеры подполковника Романовского. Броневик лихо затормозил у КП и из командирской дверцы вылез, старший однокашник Владимира из предыдущего выпуска Константиновского училища, поручик Балакин. Когда в броне-дивизионе, где он служил вспыхнул бунт, командир дивизии не придумал ничего лучшего, кроме как кинуть на усмирение бунтовщиков, роту ударниц только что прибывшую на фронт. Солдаты частично разогнали русских валькирий, а частично взяли в плен для собственных нужд. Поручик Балакин и еще два офицера, захватили Гарфорд и освободили пленниц. В коротком, но жестоком бою, друзья поручика погибли и Александр Балакин, посадив в броневик трех бывших курсисток, отступил (с боем естественно). На прощание Александр расстрелял из кормового орудия склад боеприпасов, чем парализовал у революционных масс волю к преследованию.
После небольшого анабазиса, одинокий броневик въехал в расположение восемнадцатого полка в тот самый момент, когда дезертиры и агитаторы собирались расправиться с теми, кто остался верен присяге. Удар Гарфорда в тыл революционерам и последующая атака отряда Подполковника Романовского, как известно окончательно расстроили порядки бунтовщиков и заставили их рассеяться.
И вот теперь после самороспуска полка, между Германцами и Россией осталась только горстка воинов, но каждый из них стоил десяти.
Окинув внимательным взглядом, короткую шеренгу людей в серых шинелях и светлых башлыках, подполковник скомандовав стоять смирно, произнес энергичную речь…
— Господа солдаты, унтер-офицеры и офицеры. На нашу землю пришла беда. Орды тевтонов, пользуясь ядом измены и предательства, распространяемым их платными агентами, развалившими Армию, топчут Россию. Я верю, что Великая Россия возродится, как Феникс из пепла, но для этого надо бороться. Нас мало, но мы не можем так просто уйти и я предлагаю дать Германцам бой. Пусть враги знают, что у России есть еще Евпатии Коловраты* и Муции Сцеволы*. Я не могу вам приказывать, мне нужны только добровольцы. Те кто хочет принять бой вместе со мной шаг вперед. Арш! — Строй дрогнул и сделал шаг вперед… Полковник прослезился и прошептал
— Тут будут наши Фермопилы, мои Спартанцы, а я буду вашим царем Леонидом *-
Все таки подполковник Романовский, после контузии часто впадал в романтизм, но впрочем, хорошо воевать ему, это не мешало.
Оберст Венцель, достал серебряную охотничью фляжку в кожаном чехле, открутил крышку-стаканчик, аккуратно наполнил коньяком и с удовольствием выпил. Все было хорошо в этой Компании, кроме февральских морозов. Без коньяка было бы никак. Хорошо еще Генштаб, разрешил старшим офицерам носить на шинелях меховые воротники. После Октябрьского переворота в Петрограде, Русская армия таяла как сахар в кружке с кипятком. Как доносила разведка, особенно этому способствовали агитаторы-социалисты, а позднее комиссары из Центра. Склады с оружием и боеприпасами захватывались не тронутыми, только продовольствие и амуницию, «освобожденные солдаты Новой России» растаскивали подчистую. На днях разъезду Баварских драгун, сдался штаб русской дивизии в полном составе и такие случаи не были единичными. Русский генерал, не смотря в глаза пленившему его гауптману, сказал на прекрасном немецком, что лучше к германцам в плен, чем на штыки собственным солдатам. В стороне от железных дорог, вообще не осталось никаких войск. И Бранденбургский полк шел по разбитому шоссе уже сто километров, не встречая никакого сопротивления. Оберст прекрасно понимал, что находясь а авангарде и не высылая вперед разведку, он нарушает Полевой Устав Ландвера. Но во первых, Русской Армии больше не было, а во вторых этот пройдоха интендант — гауптман Фукс, получил информацию, что где то впереди тащится обоз штаба корпуса, где присутствует немалая казна в империалах. Оберст был из обедневших баронов и будущего для себя не видел никакого. Генералов ему никогда не стать, богатой невесты не найти, так что приходится вертеться самому. А трофеи взятые в бою, это не мародерство, а военная необходимость.
Первым увидел Германцев портупей-юнкер Глебовский. Покрутив ручку полевого Эриксона, он срывающимся голосом доложил подполковнику о приближении пехоты противника, идущего ротными колоннами общей численностью до полка, без артиллерии и с пулеметами на повозках. Подполковник приказал дождаться первого орудийного выстрела и начать корректировку.
Подполковник опустил бинокль и сказал фельдфебелю Силакову:
— Смотри братец, там в голове колонны, едет на лошади фигура в шинели с меховым воротником, похоже на командира части. Уж ты будь добр, накрой его со второго снаряда, а с первого накрой вон ту пулеметную повозку. Вот тебе телефонный аппарат, Владимир будет корректировать. А когда разгромишь авангард, сразу переноси огонь на остальные пулеметные повозки –
