Олег Курылев - Шестая книга судьбы
В другой раз ему удалось обнаружить зажатый между обломками стен кухонный комод. Два дня, а точнее, две ночи он провозился с этим кладом, пока смог добраться до него и взломать боковую стенку. Еще два дня он перетаскивал содержимое ящиков, стараясь не попасться на глаза полицейскому патрулю или какому-нибудь рьяному внештатному сотруднику противопожарной или противовоздушной службы. Среди этих последних, кто сам не брезговал прикарманить что-нибудь ценное, попадались на редкость неприятные типы. Они могли запросто обвинить старика в мародерстве и отвести в участок. А это грозило ему, помимо прочего, потерей места на почте, где он подрабатывал по нескольку часов через день сортировщиком писем. Но все обошлось. Два десятка банок консервов, несколько мешочков с крупами, соль и кое-какая столовая утварь перекочевали в комнату старика в квартире на углу Карлштрассе и Майзерштрассе возле Бенедиктинского монастыря.
Увы, больше удач, подобных этим двум, не было. Приходилось довольствоваться гораздо более скромными находками, среди которых особенно ценились консервы и лекарства. Попадались книги, чаще всего испорченные если не огнем, то водой. Однажды он нашел бронзовый бюстик фюрера. Несколько раз натыкался на его фотографии в сломанных рамках с разбитыми стеклами. На них, впрочем, он не обращал никакого внимания, бесцеремонно отшвыривая тростью.
Достигнув верхней ступени, старик опасливо ступил на лестничную площадку и, убедившись, что опора тверда, направил луч фонарика в дверной проем в стене направо. То, что он увидел, можно было предположить заранее: хотя пол и не провалился, но все помещение было завалено обгорелыми остатками верхних перекрытий и крыши. Уходившие вверх стены местами обрушились наружу, но все остальное упало именно сюда, так что не могло быть и речи о том, чтобы пройти дальше. Правда, наметанный взгляд старика отметил в неверном свете фонарика, что обои на стенах не обгорели. Стало быть, здесь пожара не было. Скорее всего обрушение произошло уже после того, как пожарные погасили пламя на двух верхних этажах. В этом случае содержимое комнат второго этажа могло сохраниться. Вот только как до него добраться?
Заметив небольшой свободный промежуток возле стены, старик решил рискнуть. Он протиснулся немного вперед. Потом еще. Уперевшись в большой кусок кирпичной кладки, отвалившийся от внутренней стены, он уже собирался было повернуть обратно, как вдруг заметил, что под ним есть свободное пространство. По опыту старик знал, что именно в таких пещерах могли сохраниться не тронутые людьми и непогодой предметы. Он посветил в щель фонариком, затем взял трость за нижний конец и стал шарить ее загнутой рукояткой в узком пространстве между полом и упавшей стеной.
Первым, что ему удалось вытащить, были обломки венского стула, битые стекла и какие-то бумаги. Но вот появился краешек книги. Старик нагнулся и поднял небольшой томик в темно-синем переплете. Он осветил его слабеющим лучом фонарика и отер ладонью. Не считая цементной пыли, которая, впрочем, легко счищалась с гладкой обложки, книга была в превосходном состоянии. Старик прочел название и некоторое время о чем-то размышлял. Потом хмыкнул, отложил ее в сторону и продолжил шурудить палкой, хрустя битым стеклом. Через несколько минут ему удалось вытащить еще несколько точно таких же книг. В каждой насчитывалось не более трехсот страниц, и, несмотря на дожди, от которых все вокруг было мокрым, они даже не отсырели. Бумага не пошла волнами. Только несколько царапин на обложках.
Старик пристегнул к верхним пуговицам пальто свой фонарик, передвинул сумку на живот, вытащил оттуда что-то вроде носового платка и обтер им все томики. Затем он положил их в сумку, взял трость и стал выбираться назад. Минут через пятнадцать он вышел на расчищенную тропу и скоро оказался у искореженного остова трамвая. Здесь он остановился и прислушался.
Трамвай служил старику одним из ориентиров в этом районе. До поры до времени он был его базовым лагерем, из которого старик, словно альпинист, отправлялся на восхождения и куда он возвращался с добычей или без. До поры до времени потому, что в конце концов его уберут, расширив проезд и утилизировав несколько тонн так необходимого сейчас железа.
Почему старик ходил в развалины, он не мог бы объяснить. Небольшая пенсия и работа на почте по нечетным дням давали ему достаточно средств к скромному существованию. По нынешним временам он жил даже сносно. Таких теперь были миллионы. И тем не менее он раз или два в неделю отправлялся поздним вечером, невзирая на непогоду, в развалины и радовался каждой, даже никчемной находке так, словно от нее зависела жизнь.
Прислонив к трамваю свою трость, старик отстегнул от пуговиц пальто фонарик и спрятал его в сумку. Этот фонарик он тоже нашел несколько месяцев назад, но в другом месте. Возможно, его потерял кто-то из спасателей или из команды ТЕНО.[2] Оливково-зеленая краска облупилась во многих местах, но все остальное было невредимо. Три ползунка для перемещения светофильтров, стекло рассеивателя, выключатель и даже кожаный хлястик с прорезями для пристегивания фонарика к пуговицам кителя или шинели.
Он снова огляделся и прислушался. Предстояло пройти еще метров двести, чтобы выйти из запретной зоны в город. В город, потому что такие места, где в ночное небо вздымались остатки стен с просвечивающими насквозь проемами окон, городу уже не принадлежали. Их обносили запрещающими надписями и вычеркивали из муниципальной инфраструктуры. Речь о каких-либо восстановительных работах давно уже не шла. Словно пораженный гангреной, город постепенно отмирал, покрываясь трупными пятнами. Они расползались все шире, захватывая все новые участки живой городской ткани. Когда выветривался едкий дым зажигательных смесей, оставался неприятный запах горелого дерева, мокрого тряпья и гниющего мусора. Казалось, сама земля умирала в этих местах и разлагалась, источая тлетворный запах неживой плоти. И только через многие месяцы выросшая на руинах трава снова возвращала изуродованную землю к некоему подобию жизни, но уже без людей.
Никого не повстречав, старик прошел мимо большого автокрана с тяжелой чугунной гирей, подвешенной к длинной стреле вместо крюка. Днем этот кран двигался вдоль расчищаемых проездов, обрушивая опасные участки стен. Пара экскаваторов ползла следом, разгребая обломки. В глубь развалины эта похоронная команда не углублялась.
Скелет черной стрелы с подвешенной гирей, причудливые очертания стен, такие же черные на фоне чуть более светлого неба — вот что ныне представляла собой когда-то шумная и освещенная в такую позднюю пору Регерштрассе, единственным пешеходом которой теперь был старик.
* * *— Докладывайте.
Септимус и Карел на этот раз были вдвоем. Тот же кабинет. На огромной настенной панели тихо журчал ручей и слышалось жужжание шмеля — президент академии не любил пальм и всякой экзотики с девицами, предпочитая тихие безлюдные уголки северной природы.
— Как прошел запуск зонда?
— Прекрасно! Погрешность меньше десяти секунд.
— В какую сторону?
— В минус.
— ?
— Мы будем получать информацию о событиях чуть раньше, — пояснил Карел. — Но главная новость не в этом.
Септимус уже заметил едва скрываемое волнение своего ведущего инженера по хронопортации.
— Второго февраля 1943 года в 23.34 по местному времени Мюнхен подвергся налету английской авиации. Другими словами, через несколько часов после попадания туда утерянного объекта на город сбросили что-то около пятисот тонн бомб и зажигалок. Но самое главное, — голос Карела стал чуть ли не торжественным, — дом номер восемь на Регерштрассе — тот самый — полностью разрушен!
— Ну и что? — вяло поинтересовался Септимус.
— Объект завален сотнями тонн кирпича. Его начнут раскапывать не раньше лета сорок пятого!
— Что там происходит сейчас? И перестаньте называть книги объектом. Говорите просто — «книги».
— В данный момент, — Карел посмотрел на часы, — там утро третьего февраля. Еще тушат пожары и скоро начнут работать спасатели. Если в ближайшие день-два они не наткнутся на объе… на книги, то можно считать, что они, эти книги, уже не засветятся. К сорок пятому году содержащаяся на их страницах информация потеряет 99 % актуальности.
В это время дверь кабинета отворилась, и секретарь Септимуса сообщил, что пришел профессор Гараман из двадцать четвертого отдела. Со срочным, по его словам, делом.
— Это кстати. Пусть заходит.
В дверях, оттолкнув секретаря, появился сухой запыхавшийся старикан в желтой майке и розовых джинсах.
— Прошу прощения за внешний вид, но я прямо из дома.
— Что случилось, Гараман? На вас лица нет.
Септимус достал откуда-то из-под столешницы стакан, наполненный пузырящейся водой, и поставил перед пришедшим.
