Александр Рубан - Феакийские корабли
Стоп. Только не это! Схерия чтит Посейдона.
Демодок пристально посмотрел на Афину и двинул бровью. Та, спохватившись, немедленно возложила свою тяжкую длань на плечо брата. Арей засопел, зыркнул на сестру и сел прямо, но Афина, не удовлетворившись этим, легонько шлепнула его по запястью. Арей скосил глаза, демонстративно отвел руку в сторону и, разжав кулак, небрежно выронил на траву смятый золотой кубок — безнадёжно испорченное серийное изделие Гефеста. Подлетевший на цыпочках Ганимед тут же водрузил на стол новый кубок. Полный.
Хариты плясали.
Арей нехотя пригубил из нового кубка и покосился вниз. Драчка внизу, увы, закончилась, и кто там кого победил — непонятно. Да и какая разница, если всего четыреста трупов. (Их количество Арей умел определять на глазок — и довольно точно, ошибаясь не более, чем на полсотни. В меньшую сторону, разумеется.) Всего четыреста трупов — а стонов-то, а ликований! Тьфу. Арей глянул с подозрением на сестру: не она ли распорядилась? А что, вполне в духе Афинки: «победа малой кровью». Смотреть противно на такую победу. И вот так всегда: стоит на миг отвернуться — и… Отчаявшись по-настоящему развлечься, Арей присосался к кубку, исподлобья наблюдая за пляской харит. Одежды юных прелестниц взвивались и опадали в таком бешеном темпе, что и не было их видно — одежд. Однако и сами девчонки (вертлявые бестии!) кружились и подпрыгивали с не меньшей резвостью — разглядеть что-нибудь было весьма непросто. И незаметно для себя Арей увлёкся этой достойной целью.
Ну, наконец-то!
Демодок облегчённо перевёл дух и с удивлением услышал три властных, требовательных хлопка. Радостно загалдели Алкиноевы гости, и что-то едва уловимо переменилось в танце, хотя ни ритма, ни рисунка мелодии Демодок не менял… Ах, вот оно что! Певец улыбнулся, различив среди грубого скрипа кож и бряцанья медных браслетов шелесты тонкой шерстяной ткани и нежное позвякивание золотых украшений. Это царь Алкиной, возбудясь описанием пляски богинь, трижды хлопнул в ладоши — и стайка юных наложниц присоединилась к танцорам. Правильно: лучше один раз увидеть…
Вздохнув незаметно о том, что смертные девы давно и надёжно сокрыты от его взоров, певец, не прерывая мелодии, опять отыскал взглядом Арея. Увлёкся, драчун! Задышал, раскраснелся. Глаза бегают, рот приоткрыт, брови азартно подняты — хорош! Ну, последний штришок…
Прежде чем наложить его, Демодок мельком глянул на Посейдона. Тот, ничего не замечая вокруг, уже вплотную придвинулся к Зевсу и что-то ему горячо втолковывал, овладев наконец высоким вниманием. Громовержец мерно кивал, супил брови, усиленно морщил царственное чело. Демодок прислушался: речь шла о каких-то кораблях, о наглости смертных, дерзающих безопасно бороздить море, о том, что настала пора положить предел и пресуществить угрозу, поскольку авторитет страдает — на это Посейдон особенно напирал. А потом вдруг стал перечислять имена — знакомые, полузнакомые и совсем не знакомые Демодоку, причём имя царя Алкиноя было тоже помянуто, но в середине списка и без должной к царю благосклонности. Вряд ли такой разговор понравится феакийцам.
И Демодок решил не разглашать зреющую интригу, не имевшую, к тому же, никакого отношения к замыслу, а дождался, пока Алкиноевы гости притихли, насладясь пляской, и подмигнул харитам. Подмигнул и указал им глазами сначала на Арея, который уже поёрзывал в кресле и сучил ногами от возбуждения, а потом на Афродиту — супругу хромого Гефеста, скромно стоявшую в стороне. Прелестницы мигом сообразили, что от них требуется, переглянулись, захохотали и, хохоча, втащили пенорождённую в круг.
Афродита немножко поотнекивалась, но тут Аполлон с подачи Демодока выдал такой невообразимый фортель на своём инструменте, что богиня махнула на всё рукой, стала в третью позицию, повела плечами, притопнула — и плавно взмахнула туникой, нечаянно обнажив… Это было последней каплей: Арей, грохоча медными доспехами, круша и опрокидывая мебель, устремился к цели.
Боги не особенно удивились его поведению.
Афина Паллада дёрнула острым плечом и отвернулась: ей-то что, лишь бы в драку не лез. Аполлон самозабвенно бренчал, выдавая искусство Демодока за своё собственное. Хариты расступились перед воякой и снова сомкнули круг — они были в курсе. Гефест всё ещё работал в своей кузне. Остальные, поскольку лично их это не задевало, сделали вид, что ничего не заметили.
Один только Зевс обернулся на шум и некоторое время с удивлением наблюдал неуклюжие коленца Арея. Даже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но сразу передумал и поспешно отвёл глаза, опять преклонив ухо к устам морского владыки.
Демодока эта его поспешность насторожила, но разбираться и вникать было некогда, потому что Арей уже сгрёб чужую жену в охапку и, осыпаемый на бегу щипками и оплеухами, почесал вниз по склону горы — по направлению к ближайшей оливковой роще. Хариты с визгом порскнули во все стороны.
Великие боги! Демодок растерянно огляделся. Великие боги пировали, и никому из них ни до чего не было дела. Нет, это уж слишком. Демодок всегда считал Арея уличной шпаной, уголовником, хамом, дорвавшимся до бессмертия и потому потерявшим страх, который в лучшие времена заменял бы ему совесть. Но ведь это же была метафора — такое представление об Арее! Ведь это же нельзя понимать буквально! Надо было вмешаться — и побыстрее.
Демодок отыскал взглядом Эрота, выдернул его вместе с луком и колчаном из-за пиршественного стола и поставил перед собой.
— Цель видишь? — спросил он, указав на удиравшего хулигана. Эрот важно кивнул, дожёвывая.
— Огонь! — скомандовал Демодок.
— Бешполежно… — Эрот глотнул и задумчиво покачал головой. — Вот если бы он её на плече нёс, как барана — тогда можно бы. А так медный панцирь благородного бога надёжно экранирует его жертву.
— Жертву? — переспросил Демодок. — Зачем же стрелять в жертву?
— А в кого? — удивился Эрот.
— В Арея, конечно! Пусть он почувствует к ней любовь и… ну, там… нежность, что ли. Уважение, в конце концов!
— Он её и так любит, — Эрот заморгал. — Видно же!
— Это вы называете любовью? — горько произнёс Демодок.
— Так ведь похитил! — проникновенно сказал Эрот. — Значит воспылал. Страстью…
— Да… — Демодок сокрушённо покивал. — Да, конечно. Я всё забываю, что вы не люди. Вы боги. Ни ума, ни фантазии — сплошное могущество.
— Так я пошёл? — вопросил Эрот.
— Нет, погоди! Понимаешь… — Демодок замялся. — Ведь она-то к нему не пылает, понимаешь? А этот уголовник её всё равно изнасилует…
— Связь без взаимности греховна, — важно согласился Эрот.
— Вот я и говорю!.. — Арей уже преодолел половину расстояния до рощи, времени почти не оставалось, но Демодок задал-таки ещё один вопрос. Он давно собирался задать его Эроту, да всё не представлялось удобного случая. — Чем у тебя начинены стрелы? — спросил он как можно небрежнее.
— Любовью, — самоуверенно изрек Эрот.
Демодок бешено глянул на него, но сдержался и отвёл взор.
— Любовью, — бормотнул он сквозь зубы. — Ампула с «амбасексом» — и вся любовь.
— Что?
— Так, ничего… — Всё-таки надо было решаться, и Демодок решился. — Стреляй в жертву! — приказал он.
— Так ведь броня экранирует, — напомнил Эрот. — Двойная: наспинная и нагрудная. Вот если бы он её на плече нёс, или повернулся бы…
— Разговорчики в строю! — прервал его Демодок. Схватил юного бога за шкирку, прыгнул, и они приземлились в роще.
Арей приближался к ним большими скачками, крепко прижимая к груди добычу. Богиня визжала и дёргалась, лохмотья белой туники развевались по ветру.
— Огонь! — снова скомандовал Демодок.
Эрот послушно выдернул из колчана стрелу, наложил её на тетиву и поднял свой золотой лук, тщательно целясь. Но, так и не выстрелив, опустил оружие.
— Это же мама… — проговорил он, растерянно глядя на Демодока.
— Ну и что, что мама? Думаешь, твоей маме будет лучше, если ты не выстрелишь?
— Хуже, — покорно согласился Эрот, продолжая смотреть на певца своими ясными голубыми глазами. — Но в маму я стрелять не могу… Она мне потом всыплет, — добавил он, подумав.
— А, ч-чёрт! — сказал Демодок, выхватил у него лук и встал во весь рост. Арей со своей орущей и брыкающейся ношей был уже шагах в двадцати — промахнуться почти невозможно. Демодок вскинул оружие и резко натянул тетиву…
Звук лопнувшей струны ошеломил его, но не сразу проник в сознание. Некоторое время он ещё видел. Он успел увидеть, как стрела блеснула на солнце и растворилась в цели. Успел увидеть, как в последний раз дёрнулась Афродита; как её кулачки, отчаянно молотившие по оскаленному лицу Арея, вдруг замерли, разжались, и она стала нежно гладить это лицо; как сам Арей споткнулся и побежал медленнее. Успел удивиться изменившемуся лицу вояки: откуда-то появился в нём проблеск мысли и — чёрт побери! — нежности к этой женщине, к этой хрупкой игрушке, которую он было похитил на время, но уж теперь не намерен был отдавать никому и никогда. И ещё Демодок успел понять, что стрела Эрота пронзила сердца обоих — значит, врал пацан про броню (а, может, и не врал: ведь оттуда, с вершины Олимпа, Афродиту заслоняла двойная броня — наспинная и нагрудная; стрелять же в Арея было, по словам Эрота, просто не нужно — «и так любит»)…
