Александр Холин - Беглец из Кандагара
Несмотря на то, что государственная граница находилась под боком, остров на озере Кара-Су решили использовать как зону особо строгого режима, поскольку сбежать с острова было практически невозможно, разве что по воздуху. К тому же каждому будущему насельнику острова отдельным указом «Тройки»[1] в сталинские времена предназначалось нести с собой в горы вместо еды и питья весомый мешок тёсаных булыжников для прокладки мощёной дороги. Слабых осуждённых, кто не смог донести свой мешок до конечного пункта назначения и падал без сил на этапе, сбрасывали в пропасть на съедение шакалам. Оставшихся в живых гнали к озеру, сажали в мотобот и отвозили на остров, где уже вовсю строились шесть вместительных бараков ранее прибывшими островитянами.
Бараки на острове выкладывали в основном из сланца, потому что ни кирпичей, ни стволов деревьев в высокогорье отыскать было невозможно. И только на самом острове, как насмешка над окружающими дикими, почти голыми скалами, между высившимися двумя сопками росли карликовые деревца и кустарник, создавая своеобразный таёжный урман.
Из низин в это место вела только одна дорога. Эта страшная, мощённая булыжником и, по сути, человеческими костями дорога из Оша до Кара-Су была проложена давно, но местные жители ездили по ней крайне редко. Среди таджиков бродило поверье, что каждый камень этой дороги заключает в себе душу убитого сталинским правительством человека. Так это или нет — кто знает? Однако люди упорно избегали общения с дорогой к необыкновенному озеру, которого побаивались даже местные жители.
Собственно, Таджикистан, Казахская ССР, Иран и Афганистан были в достопамятном прошлом единым государством, где пророк Заратустра, выходец из Аркаима, столицы Царства Десяти Городов, обосновал первую в мире религию — поклонение огню. В Индии до сих пор сжигают ушедших в потусторонний мир Зазеркалья на огромных кострах. Со смертью пророка зороастризм, однако, постепенно угас, и больше половины ариев и асов стали переселяться южнее, где возникло древнее царство Чжоу, отгородившееся от остального мира Великой стеной. Оставшихся ариев северные ваны, вятичи и родимичи стали называть хазарами. Но об этих южных соседях старались не говорить даже в сибирском Царстве Десяти Городов, потому как хазары, несмотря на воинственный характер, владели искусством магии и могли одним лишь проклятием наслать порчу на весь род до седьмого колена.
Среди северян не принято было плохо отзываться о хазарах; их стремились не поминать хотя бы потому, что хазарские мастера воздвигли город Ариан-Вэджа, красотой и архитектурой во многом превосходивший Аркаим, самый крупный город на юге Рипейских гор[2].
Хотя предки хазар тоже были выходцами из Гипербореи, однако они не пускали к себе никого из посторонних. Даже закрыли путь возвращения в Ариан-Вэджу отдельному племени, перекочевавшему на северо-запад, в далёкую Лапландию. Для ушедших оставили только надежду, что после смерти им разрешат вернуться в заветную покинутую Валгаллу, великую родину предков, и выпить вина с вечно живущими там нибелунгами.
Только развитие цивилизации хазарского царства пошло по какому-то иному пути, совсем не похожему на путь развивавшихся Китая или Египта.
Но и это царство не уцелело под маятником времени, режущим весь мир, как листочки тонкого папируса. Остатки древней цивилизации ещё хранились где-то в Афганистане или в ламаистских обителях на недоступных отрогах Гималаев, сбережённые старцами горных аулов, но жителей долин давно захлестнула общая волна технократии и повального поклонения деньгам, то есть Мамоне, или Золотому Тельцу.
Может быть, воссоединение распавшегося сакрального царства даст возможность постигнуть тайну смысла жизни? Скорее всего именно поэтому советское правительство откликнулось на призыв о помощи аятолла Хомейни несколько лет назад и ввело войска в Афганистан через участок Московского погранотряда? Только вот незадача вышла у Советского Союза с Афганистаном. Объединять народы с помощью интервенции, насилия и тоталитаризма — это попахивает не просто войной, а преступлением против человечества.
Не желали афганцы подпадать под чью-либо опеку: ни под неусыпную охрану Союза Советских Социалистических Республик, ни под дружественную заботу Америки. Как были вольными, так и скончаются непорабощёнными. Что ж, в этом тоже есть какая-то сермяжная правда природы. Ведь человек послан в этот мир вовсе не для разжигания ненависти, смуты и насилия, не для порабощения и создания рабовладельческих государств под каким угодно названием или вывеской, а для того, чтобы хоть чем-то помочь соседу, равно как и себе самому, выпутываться из жизненных паутин.
Даже давешние обитатели острова не смогли ужиться с остальными жителями планеты, вот и попали сюда, в такой необыкновенный лепрозорий. Видимо, и на этом, отделённом от остального мира, острове жить несладко, иначе никто не пытался бы убежать оттуда, зная, что шансы побега столь ничтожны.
Сумбурные мысли крутились в голове полковника по дороге к причалу. Вековечная история этих краёв вспоминалась чаще, чем хотелось бы. А озеро с мистической мёртвой водой было под боком, и кураторство над батальоном КГБ лежало тяжким бременем на плечах командира погранотряда. Собственно, опираясь на такое положение, Юрий Михайлович давно уже мог бы познакомиться с островом и его обитателями, но душа как-то не лежала к таким обязательствам. Только форс-мажорное обстоятельство вынуждает к действию, и этим действием сегодня будет поездка к заключённым, сосланным на остров ещё в сталинское время.
— Юрий Михайлович, — подал голос шофёр армейского «козлика», на котором командир отправился к озеру. — Похоже, сегодня гэбэшники собираются сопровождать вас полным составом.
Офицер глянул через лобовое стекло «газика» на показавшееся впереди горное озеро, где возле понтонного причала суетились множество охранников. Причём все взводные были в общевойсковой форме с красными петлицами и красным околышем на фуражках, а рядовые, как в давние сталинские времена, носили чёрные шинели с голубыми петлицами и чёрные фуражки с голубыми околышами. Видимо, каждый из спецбатальонов КГБ выделялся какими-то особенностями в обмундировании.
Военных у причала собралось действительно много: казалось, весь гарнизон, готовясь к приезду высшего начальства пограничной зоны, был поднят «в ружьё». Во всяком случае, многочисленное охранное воинство не поместилось бы на небольшом мотоботе и скоростном катере, пришвартованных у понтонного причала, чтобы сопровождать прибывшее начальство на остров.
— Может, я и ошибаюсь, Юрий Михайлович, — снова подал голос шофёр, — но, по-моему, охранники создают ИБД, то бишь Имитацию Бурной Деятельности, чтобы показать высшему начальству свою неусыпную бдительность. Выпрашивают снисхождение, и тогда, может, им не слишком много взысканий отвалят за пытавшихся сбежать.
— Кстати, сержант, не знаешь точно, сколько человек бросилось удирать с острова? — посмотрел на шофёра полковник. — И есть ли кто-нибудь живой из беглецов?
Юрий Михайлович, конечно же, владел информацией, но по своей «дедуктивной» привычке всегда расспрашивал об известных уже фактах своих подчинённых. Это давало великолепную возможность определить, как тот или иной подчинённый относится к свершившемуся факту.
— Сбежать пытались двое, — деловито отрапортовал шофёр. — Оба плыли, вцепившись в бревно. Беглецов заметили, но стрелять не стали — и так не уйдут. Вдруг на середине озера бревно поднялось над водой торчком, как поплавок на удочке, и нырнуло вниз. Оба беглеца исчезли вместе с бревном.
— Да. Дела! — крякнул Юрий Михайлович. — Фантасмагория какая-то, понимаешь! Поневоле в магию поверишь.
— Тут нет ничего необычного! — беспечно парировал шофёр. — Наш погранотряд и это озеро находятся в аномальной зоне, примерно такой же, как Бермудский треугольник. Недаром же — целое озеро мёртвой воды!
— И ты тоже про Бермуды! — проворчал офицер. — Если здесь настоящая аномальная зона, то обязательно Бермуды?! Дались они вам! Мой адъютант тоже, кроме Бермудов, ничего не знает. А ведь есть и другие!
— Знаю, знаю, — ухмыльнулся шофёр. — На Земле нашли четырнадцать аномальных треугольников, то есть зон. Ровно столько же лучей насчитано было у Вифлеемской звезды, которая катилась по небу перед волхвами с севера на юг, указывая дорогу. А Бермудский треугольник — это, может быть, эталон, по которому надо расценивать остальные пятна.
— Ну, про Бермудский треугольник ты хватил чуть-чуть лишку, потому как там не было никогда мёртвой воды, про тамошних пиратов до сих пор фильмы показывают и книжки пишут. Как видишь, живые не умирают. А вот про наше озеро сказать пока ничего не могу. Известно только, что никто переплыть не может — это факт! Факты всегда были настолько упрямы, что мешали историкам укладывать происходившее на полки среднестатистического восприятия и понимания.
