Виктор Телегин - НаСССРи
Илья аккуратно уложил пакеты со взрывчаткой в углубление под рельсом, принялся устанавливать детонатор.
-Что вы тут делаете, блядь?
Яшин вскочил было, схватившись рукой за кобуру, но автоматная очередь прорезала его от груди до лба.
Аня закричала. Тело ее товарища упало на рельсы, заливая кровью только что заложенную взрывчатку.
Ведута не пыталась достать пистолет, широко распахнутыми глазами глядя, как подходили к ней двое в форме Имперской Гвардии. Здоровые гвардейцы, путинские ублюдки с сытыми широкими рожами.
-Что, сука, добегалась?
-Не стреляйте, - прошелестела Аня, представив вдруг, что она тоже лежит на земле, как Яшин, и таращится в небо стеклянными глазами. – Пожалуйста, не стреляйте.
Она зарыдала.
Гвардеец пнул труп Яшина, посмотрел в углубление под рельсом, присвистнул.
-Ни хуя себе. Взгляни-ка, Толян.
-Да нечего там смотреть. Ясно – берлогеры.
Толян вынул из кармана мобильник. Затренькал кнопками.
-Алло. Алексей Иванович, тут такое дело. На сто двадцатом двух задержали… То есть, тьфу. Девку задержали. С ней пацан был, так мы его успокоили. Да. Берлогеры. Взрывчатку закладывали. Что, Алексей Иванович? Так точно, Алексей Иванович.
-Ну, Толян?
-Иваныч говорит, пристрелить суку, - гвардеец сплюнул. – Надо же чего надумали, твари, военный состав долбануть.
Толян шагнул к Анне, замахнулся. Девушка вскрикнула.
-Ты хоть понимаешь, блядюга, что война идет. Твоя страна кровью обливается, а ты поезд собралась взорвать, сука.
-Да что с ней говорить, Толян. Завалить – да дело с концом.
-Погоди, Андрюх, я хочу хоть что-то до этой твари донести. Может, хоть перед смертью мозги прочистятся.
Толян снова повернулся к Ведуте, сжавшейся в комок, как намокший котенок. Она, дрожа, смотрела в раскрасневшееся от ярости лицо гвардейца.
-Война идет с нашими историческими врагами. Ты что, радио не слушаешь? Каждый поезд, везущий танки на фронт, приближает нашу победу. Наш Вождь…
-Путин - хуй, - вдруг отчетливо проговорила девушка.
Гвардеец словно бы получил пощечину.
-Что ты сказала?
-Путин хуй, - крикнула Аня и, закрыв глаза, заверещала, - Хуй, хуй, хуй, хуй!
-Да заткни ты ей пасть!
-Хуй-хуй-хуй-хуй, - зажмурившись, кричала девушка.
Выстрел.
«Я умерла», - подумала Аня, и тут же поняла, что мертвые не могут думать. Осторожно она разлепила веки.
Андрюха со снесенной напрочь макушкой, лежал рядом с мертвым Яшиным, над ними стоял Толян и удивленно смотрел на пистолет в своей руке.
-Что я наделал? – пробомотал он.
Посмотрел на Аню, повторил свой вопрос. Ведута испуганно затрясла головой.
-Н-не знаю.
Гвардеец сжал виски.
-О, черт, что же я наделал.
Мало-помалу самообладание вернулось к нему.
-Послушай, берлогерша, - он присел на корточки рядом с Анютой. Та невольно отстранилась.
-Да не бойся…. Понимаешь, на меня что-то нашло… Я не хотел… Не мог тебя убить… Ты это… Ты красивая…. Да, красивая. Я не смог.
Аня во все глаза следила за гвардейцем, и до нее постепенно дошла вся прелесть ситуации: этот здоровенный детина пожалел ее, просто так, как красивую девушку. Из-за нее он только что убил своего напарника.
Она разлепила пересохшие губы, сказала хрипло:
-Спасибо. Спасибо, что не убил меня.
-Что же мне делать-то теперь? – вслух размышлял гвардеец. – Я не могу вернуться… О, черт!
Он схватился руками за голову.
Аня осторожно отстегнула застежку на кобуре. Рука ее легла на рукоять пистолета.
-Что же делать? О, черт, - выл гвардеец.
-Слушай ты, урод.
Толян поднял голову.
На него пялился черный зрак пистолета.
-Что ты… Ах ты сука.
Анна смотрела на сраного путинца, разжигая в себе ненависть. В этой лопоухой стриженной башке одни лишь имперские лозунги и здравницы Великому Вождю. Его не переделать. Легче просто отключить эту башку от любой мыслительной деятельности. При помощи пули.
Гвардеец хлопал глазами, как теленок, ведомый на убой.
Ведута опустила пистолет.
-Поднимайся, путинская тварь.
Толян послушался, с ненавистью глядя на Аню.
-Умеешь управляться с детонаторами?
-Нет, - быстро сказал гвардеец.
-Тогда ты мне ни к чему.
Пистолет вновь уперся в лоб Толяна.
-У-умею, - заикаясь, заорал он. – Не стреляй, я умею.
Пункт 2
Военный грузовик полз по разбитой проселочной дороге где-то на окраине Империи. Солдат-шофер курил самокрутку. Из приемника лился голос (не понятно, мужской или женский), сообщающий об успехах Государства под Мудрым Руководством во Всех Отраслях.
-В Магаданской области собрано более миллиона центнеров зерна с гектара, - сообщил голос. – А теперь, как всегда по истечению часа, прозвучит Государственный Гимн.
Громыхнули фанфары. Солдат заерзал на сиденье. Он привык вставать, когда Кремлевский Хор пел (не пел, вещал) о Мудром и Сильном Вожде, о Стабильности и Процветании.
-Славься, Владимир, славься, Страна.
Солдат оторвал зад от сиденья, буквально повис на руле, пыхтя и отдуваясь. Машина заерзала, из кузова раздались недовольные выкрики. Но шофер терпеливо ждал, когда закончится Гимн. Краска залила его лицо и шею. На лбу выступил пот.
-Мы горди-имся тобо-ой.
Охнув, солдат упал на сиденье, выровнял ход грузовика. Вытер лоб.
-Ухххх!
Началась передача «Лейся, песня», шофер усилил громкость. Он был счастлив.
До Суркова (бывшего Новосибирска) оставалось не меньше часа езды. В крытом кузове грузовика находились два солдата - срочника и девушка-китаянка. Китаезу подобрали в тайге, и было непонятно, как она там очутилась. Но китайцы - Наши Добрые Друзья, и солдаты подобрали девушку. Тем более, что китаянка была красивая: стройная, поджарая. Верхняя пуговка гимнастерки расстегнута и из выреза выглядывают плотные белые сиськи.
-Как тебя зовут-то? – спросил солдат по фамилии Егоров.
Девушка взглянула на него: черные, раскосые глаза. Лицо неподвижное.
-Си Унь.
-Как ты в тайге оказалась? – «официальным» голосом осведомился второй солдат, Севко.
Китаеза вдруг усмехнулась.
-За шишками ходила. Кедровыми.
Солдаты недоуменно уставились на нее, потом расхохотались.
-За шишками ходила, - смеясь, выдавил Егоров. – Далеко ж тебя занесло, блин. От самого Пекина, небось, шуровала?
-От Харбина.
Китаеза скрестила руки на груди, вытянула ноги. Стройные, длинные ноги в обтягивающих штанах цвета хаки.
-Ребят, а вы куда едете?
-В Сурков.
Мрачное облачко набежало на лицо Си Унь.
-А тебе куда надо? – спросил Севко.
Китаеза не ответила, склонилась к ботинку проверить шнуровку.
-Так куда тебе надо? Черт!
В руке Си Унь блеснул маленький пистолет. Маленький, но выстрел из него оказался на удивление громким. Егоров завалился на бок. Во лбу – аккуратная дырочка.
Севко дернул с плеча автомат, но пуля, угодившая прямо в сердце, угомонила его.
Си Унь шмыгнула носом, спрятала пистолет.
Подобрала автомат, упавший с плеча солдата.
Перешагнув через труп Севко (глаза выпучены, на губах – пена), девушка добралась до тента, отгораживающего кузов от кабины. Отодвинула тент. Стекло. Затылок шофера. Глаза шофера, с ужасом глядящие на Си Унь в зеркало.
Его испуг позабавил Си Унь. Какие они птенчики, эти русские. Жалкие.
Коротко размахнувшись, она въехала прикладом автомата в стекло. Ни хрена. Только трещина. Еще раз. Стекло прогнулось и ввалилось в кабину, прямо на спину шофера.
