Сергей Шхиян - Черный Магистр
Судя по изменениям, произошедшим в городе, сейчас был конец девятнадцатого века. В крайнем случае, его вторая половина. Я напрягся, пытаясь вспомнить, какие метаморфозы претерпевал в этом веке русский рубль. В мыслях копошились какие-то обрывочные сведения о денежной реформе, приведшей к замене ассигнаций на кредитные билеты. Однако, когда это произошло, при каком царе, я так и не вспомнил. Единственное, что я смог нарыть в памяти, это то, что к этой реформе был причастен граф Витте. Оставалось только вспомнить, когда он был министром финансов.
Вопрос о деньгах был крайне актуален. Мне очень хотелось кушать. Начинать свою карьеру в этой эпохе со скандала в трактире за попытку всучить фальшивые, вернее, вышедшие из обращения деньги, явно не стоило. А есть хотелось все сильнее. Мой молодой, растущий организм требовал систематического питания.
С этим самым организмом я еще не вполне сроднился. Чтобы была понятна суть дела, расскажу о секрете своей неожиданной молодости. Как-то в тогдашней столице Российской империи Санкт-Петербурге меня «запечатали в конверт». Для тех, кто не знает, что это такое, объясню: «конверт» — это тюрьма. Тем же гражданам, кому еще не посчастливилось посидеть в российской тюрьме, но кто чтит и Уголовный кодекс, и народную мудрость, напоминаю, что в нашей Отчизне ни от тюрьмы, ни от сумы (дефолта), отрекаться нельзя ни в коем случае. Тогда я этого еще не знал и был неприятно удивлен, когда меня самым банальным образом посадили. Правда, не в привычные, любимые народом Кресты, а в памятник архитекторы XVIII века, построенный архитектором Трезини. Короче говоря, меня упекли в тогдашнюю питерскую тюрягу, в один из бастионов Петропавловской крепости.
Моим соседом по каземату оказался весьма необычный человек, с которым я успел подружиться. Позже у меня возникло подозрение, что все фокусы, которые со мной произошли, не обошлись без участия этого тюремного приятеля. После того, как мы несанкционированно покинули место лишения свободы, у меня сама собой поменялась наружность. Из высокого славянина я превратился в низкорослого азиата. Правда, потерю роста мне компенсировали возвращением отрочества. Однако, на этом метаморфозы не кончились. Не далее, как в предшествующий описываемым событиям вечер, я внезапно подрос и стал похож на самого себя времен прыщавой юности.
И вот, в таком подростковом состоянии, я оказываюсь неведомо в каком году, с пачкой ассигнаций, выпущенных в обращение в предыдущем веке.
Само собой, первым делом я пошел туда, откуда недавно вышел, в дом портного Котомкина. Здесь все коренным образом изменилось. На месте рубленой избы оброчного крестьянина высился очень неплохой двухэтажный каменный особняк. Окна его были освещены. Я остановился у ворот, претенциозно решенных в «замковом» стиле. Две башенки с островерхими крышами стерегли въезд во двор. Сами литые чугунные ворота оказались открытыми настежь. Мне захотелось войти и посмотреть, что еще здесь нового. Я остановился, не зная как поступить: войти или не беспокоить незнакомых людей. В этот момент кто-то взял меня сзади за плечо. Я вздрогнул и чуть было не отскочил в сторону. Круто повернувшись, я увидел незнакомого, ласково улыбающегося мне господина в длинном летнем пальто.
— Как это вы, голубчик, решились так, в таком костюме да еще с палашом гулять по городу? Не ровен час, напугаете околоточного! — весело сказал он.
Я пробормотал что-то нечленораздельное.
— Пойдемте скорее, а то Екатерина Дмитриевна будет сердиться, — продолжил незнакомец. — Она ужасно не любит, когда опаздывают на репетицию.
Ни этого господина, ни Екатерину Дмитриевну я не знал и, понятное дело, ни о какой репетиции до этого момента слыхом не слыхивал. Однако, приглашение давало возможность легально проникнуть в дом, и было грех им не воспользоваться.
Я не стал ломаться и выяснять, за кого меня принял ночной собеседник, кивнул и молча пошел следом за ним. Человек был явно подслеповат, и мне пришлось поддерживать его за локоть, чтобы он не спотыкался на ступенях крыльца.
— Я думал, что у вас уже кончились вакации, и вы вернулись в гимназию, — говорил он, пока мы поднимались на крыльцо. — Екатерина Дмитриевна очень сетовала, что придется отложить постановку пьесы до следующего лета.
Я опять промолчал, догадавшись, что он меня с кем-то перепутал. Теперь стало понятно, что в доме идут репетиции какой-то пьесы, и один из актеров, скорее всего приезжий студент или гимназист, не дотянул до постановки спектакля.
Когда мы поднялись на крыльцо, мой спутник позвонил в дверь, и нам открыла миловидная девушка в белом фартуке, с кокошником на голове.
— Здравствуй, Марьяша, — поздоровался он.
Я тоже поздоровался, не высовываясь из-за его спины.
— Здрасте, Михал Матвеевич, — певучим голосом ответила барышня. — Здрасте, Александр Степанович, — добавила она, пытаясь заглянуть за спину Михаилу Матвеевичу.
Я поздоровался и отвернулся, чтобы девушка не смогла меня рассмотреть. Мы вошли в богато обставленную прихожую. Михаил Матвеевич снял габардиновый пыльник и мягкую широкополую шляпу, я, соответственно, треуголку. Одежда на мне выглядела не лучшим образом, и вид у меня был слегка помятый. Марьяша приняла наши вещи, повесила на вешалки и упорхнула в глубь дома.
Вероятно, мой спутник был здесь за своего, и потому без церемоний прошел в соседнюю комнату, оказавшуюся гостиной. Я вошел следом и мельком оглядел интерьер. Здесь жили вполне обеспеченные люди из верхушки среднего класса. Обстановка в комнате была новая, дорогая, но без выкрутасов и излишеств.
В этот момент, шурша шелковым платьем, в комнату вошла молодая, красивая женщина. У нее были пепельного цвета волосы, уложенные в высокую прическу, округлый подбородок, чувственные губы и большие карие глаза. Она ласково улыбнулась Михаилу Матвеевичу и строго посмотрела на меня.
— А вы какими судьбами, молодой человек? Вы, кажется, сегодня должны были уехать в гимназию? Я и репетицию отменила… — говорила она, внимательно вглядываясь в меня, и постепенно на ее лице появилось недоумевающее выражение.
Я понял, что сейчас буду разоблачен, и потому перехватил инициативу.
— Прошу простить, сударыня, — сказал я почтительно, но, как мне показалось, светски раскованно. — Михаил Матвеевич перепутал меня в темноте с Александром Степановичем, а мне чрезвычайно хотелось взглянуть на ваш милый дом изнутри. Вот я и воспользовался его ошибкой. Позвольте представиться, Алексей Григорьевич Крылов.
Пока я говорил, недоумевающее выражение лица хозяйки перешло в насмешливое. Она разглядывала меня, не скрывая иронию. Назвав себя, я замолчал, давая возможность отреагировать на мое признание. Думаю, что я, скорее всего, выглядел совсем нелепо, и мой виноватый вид развеселил хозяйку.
— Весьма польщена, — после небольшой паузы, сказала хозяйка. — Я Екатерина Дмитриевна Кудряшова, здешняя обывательница. Изволите быть местным жителем?
Она представилась и говорила церемонным тоном, смеясь только глазами.
— Нет, я в Троицке проездом. Попал сюда совершенно случайно, а так как мне раньше доводилось бывать в вашем городе, не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, как он изменился за последние годы, — пространно объяснился я.
Возможно, я и зарывался, но мне очень хотелось есть. Остаться здесь на ужин было очень соблазнительно.
— Ну и как вам изменения? — поинтересовалась Екатерина Дмитриевна, с трудом скрывая веселые искорки в глазах.
«Чего это она так развеселилась?» — подумал я. Вслух же сказал:
— Впечатляют. Мощеная дорога, фонари. Ваш дом, наконец. Когда-то на этом месте было подворье портного Фрола Исаевича Котомкина…
Договорив фразу, я прикусил язык, но, кажется, поздно. Смешинки в глазах хозяйки пропали, их выражение стало скорее испуганным.
— А что вы о нем знаете? — поинтересовалась она.
Понимая, что зарапортовался, я попытался уйти от прямого ответа и перевести разговор на другую тему.
— Не то что бы знаю… меня больше интересует городское зодчество, вот в этой связи…
Однако, Екатерина Дмитриевна не дала себя заговорить и вернулась к прерванной теме:
— Мой прадед не был столь известным человеком, чтобы о нем помнили посторонние.
— Ну, а если я краевед и знаю о нем по старым записям в городских книгах?
— Вы же не местный житель! — перебила Екатерина Дмитриевна.
— Да, я действительно приезжий и совершенно случайно, исследуя историю, так сказать Отечества, узнал историю вашего прадеда…
Я начал нести такой странный вздор, что сам себе диву давался.
К тому же меня начало покачивать, как будто подо мной был не пол, а корабельная палуба.
— То, что вы правнучка Фрола Исаевича — это чрезвычайно приятно. Надеюсь, он в добром здравии. О-очень почтенный человек, хотя портной, между нами, так себе. Как, кстати поживает его дочь, Евдокия Фроловна? Увидите, передавайте привет…
