Юрий Корчевский - Боярская честь
Через неделю Сартак потребовал аванс. Я принёс гривну, на его глазах рассёк мягкое серебро саблей на берёзовом чурбачке и отдал половину.
Мы продолжали тренироваться дальше, и чем больше я занимался, тем труднее приходилось Сартаку найти бреши в моей обороне. И настал день, когда я дважды исхитрился ударить Сартака — естественно, плоской стороной клинка, лишь обозначив удар. По его настоянию деревянные палки в учебных боях не применяли. «Боец должен привыкнуть к весу сабли, сродниться с ней — тогда в бою сабля будет как бы продолжением его руки», — говорил Сартак. Сражаться настоящими саблями было опаснее, но, учитывая умение владеть оружием — и моё, и Сартака, обходилось без порезов.
Где-то через месяц упорных занятий мы сражались почти на равных. Почти — потому что всё же правой рукой я пока владел лучше. Однако и умение владеть саблей левой рукой возросло многократно. Что я умел до встречи с Сартаком? Лишь отбивать левой рукой с саблей удары, фактически только обороняясь. Теперь мне казалось, что в схватке с противником я буду чувствовать себя увереннее. Щит не всегда можно иметь при себе — тяжёл, занимает много места.
Занятия с Сартаком мне нравились, да и он не только получал достойное вознаграждение, но и тренировку, дабы поддерживать себя в форме. В дальнейшем оказалось, что он — сын хана Ачегама, пленённого и сосланного в Вологду. Здесь хан жил в качестве почётного пленника, завёл себе русскую жену. Вот откуда хорошее знание русского языка и наших обычаев.
Настал день, когда Сартак сказал, что я уже вполне освоил фехтование двумя саблями. Я поблагодарил его и вручил вторую половину гривны.
— Совершенству нет предела, если будешь настойчив и удачлив, то каждый бой с противником будет лишь шлифовать твоё мастерство. Ежели будет желание, можешь заглядывать иногда — пофехтуем.
Так я заимел нового знакомого в Вологде, причём встречаться с ним мне пришлось ещё не раз, и не только в учебных поединках.
Месяца через полтора, когда подсохла грязь на дорогах, аккурат после Радоницы, я выехал конно осмотреть скипидарный заводик, что намеревался купить по случаю. Деньги потихоньку таяли, и пришлось думать, чем заняться. Нет, денег еще было много и хватило бы при их разумном расходовании на несколько лет, но кто знает, какие непредвиденные расходы могли предстоять? Да и дело какое-то надо себе подбирать, чтобы было чем заняться. Купец или промышленник — лицо уважаемое. Сейчас же мой статус был довольно неопределенным — ни ремесленник, ни купец, ни крестьянин. А принадлежность к сословию — это вес в обществе, возможность одеваться согласно статусу и ещё много чего. Например, голосование по любому поводу. В Новгороде на вече голос любого свободного жителя имел вес — что мужчины, что женщины. На Вологодчине были свои устои, голосовали выборщики. От десяти крестьян — один голос и один выборщик, от ремесленников — один выборщик на пять человек, а среди купцов — каждый голосовал за себя. Выбирали не наместника — его назначал государь, а собрание решало вопросы налогов или сколько выделить денег на ремонт городской стены.
Вот и решил я податься в промышленники. Стать купцом мне было сложно — всё-таки надо было не просто купить, перевезти и продать товар. Нужен был нюх на выгоду, некоторая удачливость. Промышленник приравнивался к купцу. Я полагал, что смогу управляться с производством скипидара, представляя в общем процесс его получения, да и производство уже отлаженное — мастера были.
Так и ехал я, не погоняя коня, любуясь северными красотами: Белозерьем — краем, насчитывающим две сотни озёр, удивительно притягательным своей неброской, но западающей навсегда в душу красотой Русского Севера и с наслаждением вдыхая чистый воздух. В городе зимой было дымно от печей, и только ветер, сдувавший за город дым, помогал дышать чистым воздухом в полную грудь.
Впереди, довольно далеко от меня, послышались крики, звон оружия. Я хлестанул коня и помчался к месту схватки. В том, что там кипел бой, я не сомневался — уж очень шум характерный.
В лесу, за поворотом дороги, стояла карета — редкость в этих краях. Вокруг неё шла схватка не на жизнь, а на смерть. Защищали карету четыре человека в иноземной одежде, нападали — с десяток наших, одетых в зипуны и старые однорядки. Доморощенные разбойники одолевали.
Подскакав, я с ходу срубил голову одному, вытащив из-за пояса испанский пистолет, выстрелил в грудь второму, уже взгромоздившемуся на крышу кареты. Только тут разбойники обратили на меня внимание.
Я пришпорил коня, описал полукруг вокруг кареты, зарубил татя, пытавшегося открыть дверцу. Спрыгнул с коня — сейчас он мне не столько помогал, сколько мешал, выхватил из ножен вторую саблю, и — пошла мясорубка… Разбойники были злы и напористы, но оружие плохое, а умения им пользоваться почти не было.
Через пару минут всё было кончено. В лес успел удрать только один тать, да и то бросивший топор. Из защитников осталось только двое, да и то — раненых, тяжело дышащих. Я взглянул на их оружие и чуть не рассмеялся — да кто же в Россию со шпагами ездит? Здесь надобно оружие посерьёзнее.
Поняв, что бой кончился, дверцу кареты распахнули, осторожно выглянул иноземец. Их сразу можно отличить от наших — лицо бритое, одежда другая. На наших штаны широкие, а у этого — нечто вроде лосин, туго обтягивающих ноги. На теле — куцый тёмно-зелёный кафтан. На голове — парик.
Иноземец огляделся, заметив меня, спустился по ступенькам, подошёл.
— Мы есть торговое посольство из Британского королевства. Есть очень большой сенкью. Мы благодарен, — на ломаном русском молвил иноземец.
Ага, понятно, торговые представители пожаловали. Не иначе — хотят торговать, причём едут, чтобы скидки получить или иные привилегии. Слышал я уже о них, ходят по городу разговоры, что представители голландские да аглицкие приехать должны. Вот и приехали, вместо хлеба-соли разбойнички местные обобрать решили. Тоже, наверное, прослышали про скорый приезд иноземцев. Как говаривал незабвенный таможенник Павел Верещагин — «за державу обидно!».
Я снял скуфейку, поклонился.
— Кто таков? Имя назови, я обязательно бургомистру доложу.
— Нет у нас бургомистров, посадник городской есть. А звать меня Георгий, фамилия — Михайлов.
Я свистом подозвал лошадь и уже собрался подняться в седло, когда англичанин понял, что я намереваюсь уехать.
— Нет, нет, не можно уехать! У нас почти не осталось охраны, прошу великодушно сопроводить нас до города.
Из открытой дверцы кареты показались головы ещё двух иноземцев в напудренных париках.
Ну что ты будешь делать, срываются мои планы, а до заводика всего-то пять вёрст осталось. Как говорится — не делай добра, не получишь зла. Придётся и в самом деле сопроводить заморских гостей.
Одного раненого из охраны поместили в карету, второй, легко раненный в руку, взгромоздился на облучок, щёлкнул кнут — и мы тронулись.
Я ехал на коне впереди, указывая путь и одновременно охраняя карету. Однако больше никто не изъявлял криминальных желаний, и мы подъехали к Вологде. Я сопроводил их до управы, сказал охраннику у дверей, что прибыли представители торгового сообщества из Англии, развернулся и уехал.
Осматривать скипидарный заводик было уже поздно, и я направился домой.
На следующий день я снова выехал на осмотр заводика. Проезжая мимо места вчерашней схватки, я не увидел ничего, что говорило бы о вчерашнем событии, кроме примятой травы. Не было трупов, не валялось оружие — даже кровь уже впиталась в землю. Мародёры здесь побывали, что ли?
Подивившись, я проехал к заводику, осмотрел бревенчатую избу, где помещалось нехитрое оборудование. В цене с продавцом сошлись быстро, мне удалось значительно сбить её. Жизнь здесь научила этому искусству. Мы ударили по рукам, составили купчую, и я на правах владельца уже обговаривал всё со старшим мастером.
Производство работало уже не первый год, мастер был опытен, и моего непосредственного и неотложного вмешательства не требовалось. Только следи за вывозом скипидара да контролируй продажу, периодически приезжая за деньгами. Совсем необременительно, зато как звучит — владелец скипидарного завода! Ещё прикупить какой-нибудь заводик, что ли? Скажем — свечной? Надо обмозговать на досуге.
За две последующие недели я ещё пару раз посетил своё производство и остался им доволен. А далее события закрутились, как вихрь.
После пополудня на улице застучали копыта, затем раздалось: «Тпру!», и напротив моего дома остановилась уже знакомая мне карета. Я в это время был во дворе, и через забор мне был виден только верх экипажа.
В калитку постучали, и я пошёл открывать.
У ворот стоял знакомый англичанин. Увидев меня, он расплылся в улыбке.
— Рад приветствовать храброго воина в его доме! Добрый день, Георгий Михайлов!
