Варлорд. Политика войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

— Я немедленно пошлю еще отряд, — блеял капитан.

— Срочно!!!

Мола вытер вспотевший лоб платком и тут разглядел меня, скромно стоявшего у стенки в сопровождении Ларри и пятерых охранников.

— А, сеньор Грандер, вы с нами! Прекрасно, прекрасно… Как ситуация у вас на заводах?

— Все спокойно. А что, собственно, происходит?

— Народный фронт не может обеспечить порядок*, здоровые силы решили взять дело в свои руки для борьбы с анархией и установления порядка!

— То есть это мятеж? — я постарался как можно натуральнее изобразить наивность.

— Республика была зачата с грехом измены, она родилась чахлой, уродливой, поддельной, — Мола перебарщивал даже на фоне поголовной любви испанцев к пафосу. — Это было не просто рождение, это был выкидыш; и как выкидыш, она должна погибнуть! Из ее могилы прорастут красные и желтые цветы — символы традиционной Испании, славной Испании, вечной Испании! И вырастет полная жизни и силы Новая Испания!

* Здесь и далее — практически точные цитаты из распоряжений Молы.

— Это по всей стране? — несмотря на пять автоматчиков за спиной, я ощутимо нервничал.

Еще бы — полная казарма мятежников, начнись заваруха, так пулю словить как нечего делать. Но, блин, если не я, то кто сможет вытащить арестованных?

— Да, по всей. Африканская армия восстала еще два дня назад, все Марокко в наших руках.

— Вот как…

Танки на прилегающих улицах пока не появились, приходилось тянуть время:

— Я собирался отправлять туда учебные самолеты, там будет кому их принять?

Мола ощерился:

— Не торопитесь. Авиаторы в Тетуане вздумали противиться воле Испании, они расстреляны. Но скоро вы сможете отправить самолеты в Севилью или Кадис.

— А генерал Гомес Прадо? Он же вроде сторонник республики?

— Трусы и предатели во главе с Прадо тоже получили свое.

— Что-то больно круто… — поежился я.

— Мы вынуждены действовать крайне жестоко, чтобы быстро усмирить сильного и хорошо организованного противника! Арестовать всех лидеров политических партий, обществ и профсоюзов, не примкнувших к нашему движению, применить к ним показательные репрессии, чтоб исключить саму возможность восстаний или забастовок!

Мола принял от проскользнувшего в кабинет лейтенанта бумагу, быстро пробежал ее глазами и властным жестом отослал адъютанта обратно.

— Хорошие новости! Бургос, Вальядолид, Кадис и Ла-Корунья в наших руках, в Сарагосе все идет по плану.

Танки все еще не появились, время шло и поджилки у меня уже не тряслись, а ходили ходуном.

— Что в Барселоне? — я старался хотя бы не стучать зубами.

— Беспокоитесь о своих заводах?

— Да, и о плантациях в Севилье, там слишком много анархистов.

— Это ненадолго, Франко готовит Африканскую армию к переброске, скоро вся Андалусия будет в наших руках.

— И что дальше? — голос от нервяка чуть не сорвался.

— Дальше арест всех, кто открыто или тайно защищает Народный фронт, расстрел и марш на Мадрид.

— Вы считаете правильным убивать испанцев?

Мола посмотрел на меня, как на несмысленыша:

— Мы должны создать атмосферу террора, мы должны создать ощущение доминирования, безжалостно и решительно уничтожая всех, кто думает не так, как мы.

Я вздрогнул.

— К вам это не относится, — поспешил успокоить меня генерал. — Но мы обязаны произвести сильное впечатление сразу, чтобы легче справиться потом.

Снова появился несколько взъерошенный адъютант и склонился к уху начальника.

— Говорите вслух, Каскайо!

Лейтенант метнул на меня настороженный взгляд, но выпрямился и доложил:

— Арсенал занят рабочими, майор Вильегас не может их выбить!

Знакомый рокот и лязг перебил ответ Молы. Я глянул в окно — перекресток Санта-Клары и Фонкалады блокировали два танка, из-за углов, со стороны Гасконы и Ховенильяс, доносились такие же звуки.

Из приехавших вслед за танками грузовиков выпрыгивали и тут же занимали позиции, укрываясь за выступами стен, охранники и «стрелки», над кабинами в прорезях бронещитков торчали ребристые кожуха «гочкисов».

— О, вот и ваши танки! Надо их направить к арсе…

Закончить фразу генералу не дал взревевший на «Атланте» громкоговоритель:

— Внимание! Всем участникам мятежа предлагается немедленно сложить оружие и выйти с поднятыми руками. За сопротивление — смерть на месте.

Откуда-то над головой, этажа с третьего, бахнул одинокий выстрел, пуля звонко отрикошетила от брони. Замерев, мы смотрели, как танк повернул башню, поводил стволом, выискивая своего обидчика, и выдал три снаряда очередью.

Наверху грохнуло, раздались крики.

Это и стало для нас сигналом — охранники грубо вытолкали адъютанта и еще двух офицеров из приемной и начали баррикадировать дверь.

— Что это значит? — снял очки Мола.

Все, неопределенность кончилась, а с ней как по мановению руки улетучился и весь мандраж:

— Вы арестованы за измену и организацию мятежа против республики.

Ларри, держа генерала на мушке, подошел и вынул у него из кобуры пистолет.

— Вы не имеете права. Вы иностранец!

Протест Молы прервали выстрелы в дверь приемной — не иначе, мятежники пытались освободить генерала. Ларри задвинул Молу за массивный шкаф, в угол, чтобы не зацепило, а я вытащил свой А-2.

Дверь вздрогнула, застонали доски, полетели мелкие щепки и скопившаяся в щелях пыль, но пистолеты едва-едва пробивали дерево. Я уж решил, что мы сможем спокойно отсидеться, пока Дуррути зачищает здание, но хрена там, бахнули винтовки.

Причем хорошо так, дружно, штук восемь разом.

Пули раздробили резную филенку и выщербили штукатурку на стене напротив. Второй залп вынес дверной замок, но тяжелый стол и два комода, наваленные у двери, не дали ей открыться.

Грохнул еще залп, за ним пошла пальба вразнобой, несколько выстрелов угодили в основание люстры и лепнину вокруг нее, крепление скрипнуло, крякнуло и вся бронзовая конструкция с цепями и хрусталем обрушилась на пол, обдав нас осколками и сухой известкой.

— Сдавайтесь! — заорал кто-то из мятежников.

В ответ один из охранников разрядил весь магазин веером сквозь разбитую филенку. За дверью вскрикнули, упало тело, раздались матюки, а следом новый залп. С улицы несколько раз бахнул танк, и вдруг наступило затишье.

Через пять минут в дверь аккуратно постучали:

— Бокерон!

— Исла-Пой! — ответил Ларри. — Ребята, разбирайте завал, свои!

В приемной и кабинете плавало облако из пороховой гари и пыли от штукатурки, а я по-прежнему сжимал свой пистолет-пулемет, из которого так и не сделал ни одного выстрела.

Танковые экипажи, сформированные по примеру корпуса «Черных ножей» на моем заводе, роты «стрелковых клубов» и получившие винтовки ополченцы-милисианос подавили остатки сопротивления и выводили на улицы разоруженных мятежников.

— Пошли, — Ларри потянул Молу за перепачканный рукав.

— Я не могу в таком виде! — вдруг заартачился генерал. — Мне нужно переодеться!

— В морге тебя переоденут, — толкнул его в спину Ларри, — двигай!

Мола слегка побледнел:

— Что со мной будет?

Я не удержался и окончательно испортил ему настроение:

— Безжалостно и решительно, как вы и говорили.

Всего несколько минут назад генерал и директор-распорядитель грандиозного заговора уже мнил себя хозяином Астурии, а сейчас еще больше стал похож на заурядного бухгалтера, пойманного на махинациях со счетами и фактурами. Обвисли щеки, потухли глаза, опустились плечи и Мола, понукаемый Ларри, отправился в военную тюрьму.

Оттуда выводили уже не чаявших выбраться живыми республиканцев, а вместо них загоняли примкнувших к мятежу офицеров, сержантов и капралов. Простых солдат фильтровали ребята Панчо при помощи сохранивших верность присяге военных: кого в кутузку, кого выгоняли нахрен, а лояльных тут же ставили в строй.

Все прошло относительно близко к плану — еще с вечера мы раздали оружие рабочим, с рассветом ударная колонна Дуррути захватила арсенал, а днем танки и «мотопехота» заняли все стратегические точки Овьедо, Йанеры и Хихона. Одна беда — пришлось привлечь всех охранников и стрелков с охотниками, завод остались стеречь только мастифы. И если какому решительному мятежнику стукнет в голову захватить наши склады, у него может и получится…