Золото. Назад в СССР 3 (СИ) - Хлебов Адам
Андрей был внимателен. Для того чтобы лучше видеть он подался вперед и наклонился, упершись ладонями в свои колени.
— Вечером или самое позднее завтра утром я накормлю тебя шашлыком из зайчатины,- я улыбнулся, глядя ему в глаза, — это будет шашлык, который ты будешь вспоминать всю свою оставшуюся жизнь. Я тебе это гарантирую мой дорогой диссидент!
Он довольно улыбался, как кот объевшийся сметаны.
— Главное, чтобы этот самый шашлык решил еще раз пройти по этой тропе, а то вдруг куда налево к соседской зайчихе свернет.
— Не переживай, не свернет. У них гон, то есть брачный период длится всю весну и лето. Знаешь, как узнать брачуются ли зайцы?
— Нет, как?
— Они начинают прыгать, как дурные акробаты.
— Как это?
— Ну смотришь в поле или в долину. А самец устраивает показательные демонстрации, чтобы привлечь внимание самок. Они начинают кочевряжиться, выделываются и так и эдак. Устраивают высокие прыжки над полем, повороты в воздухе, чуть ли не сальто и другие акробатические действия.
— Все, как у людей.
— Примерно. Только у людей еще шампанское, конфеты и букеты. Пошли, дальше. К вечеру вернемся проверим наш силок.
— Можно спросить, Илюх?
Я кивнул.
— Валяй, давай так же ты впереди, — я пропустил Латкина мимо себя.
— У тебя девушка или жена есть?
— Есть, только она еще не знает об этом.
С чего бы ему интересоваться? В таких случаях, чем меньше про тебя знают, тем лучше. Если он Проводник, то ему будет сложнее найти мои слабые точки.
— Кто она? Там на материке?
— Она просто хороший и добрый человек. Не заставляй меня вспоминать о ней. А у тебя?
— Я же рассказывал, что была, но сплыла.
— Жалеешь?
— Уже нет. Но как только сел, сразу писать мне перестала, я ей слал письма, но она обрубила все концы.
— Ну что ты хотел? Небось ей все тыкали тем, что ты антисоветчик. Ты же про машинистку говоришь?
— Нет про другую. Это она меня в диссидентские круги ввела, познакомила со всеми. А я ее не сдал. Считал своей невестой.
— Ну и не переживай тогда, если от тебя сбежала невеста,то это еще большой вопрос, кому повезло больше. Может ее тоже посадили? Или она уехала за границу?
— Да нет, я писал знакомому, он ответил, что видит ее регулярно. Не посадили и не уехала. Женщины странный народ. Ну напиши ты мне, что всё, наши дороги разошлись, прошла любовь, же некзисте па, итд, итп. Что бы я знал, чтобы определенность была.
— Так если не пишет, то и так все понятно. Или ты еще на что-то надеешься?
— У меня такое чувство, что она и разрывать не хочет, и говорить, что будет ждать тоже не желает. Будто я запасной аэродром. Если она никого не найдет до окончания срока, когда я выйду, она скажет я тебе так ждала…
— Послушай, Андрюх, иногда не нужно гадать — ответы все на поверхности. Был у меня знакомый Толик. Ходил за одной, а она с ним вроде как и дружила, встречалась, но так высокомерно, как бы делала одолжение. Ленкой Белоусовой ее звали. Мы ему говорили Толик, что же ты себя так не ценишь? Бегаешь за ней? Она же к тебе, как к мебели относится. А он всех убеждал, что она его любит. Повел он свою Белоусову как-то раз в ресторан. Выпили, закусили, танцуют, веселятся. Ленку пригласил какой-то хмырь с соседнего столика.
Они потанцевали раз и два, и три. Лена привела хмыря за столик, посидели. Толик хмурится. Но молчит. Хмырь снова ее приглашает танцевать и руку уже на бедро ей кладет. Толик вежливо так намекает, что мол, Ленок его невеста, и вообще, хорошего помаленьку.
А хмырь, не говоря ни слова, как врежет Толику в лоб. Тот вместе со стулом назад опрокинулся. Елена хохочет. Толик промолчал, потом позвал хмыря в туалет и там отметелил по полной программе. Хмырь завалился и даже мычать не может. А Толик умылся, причесался, поправил галстук и пошел домой.
— Ты это к чему мне все рассказываешь?
— К тому, что мораль этой басни такова, что пока Толик не получил в лоб, но не понял, что Ленка его ни на грош не ценит и никогда не ценила.
— И что ты мне советуешь?
— Если не пишет, то мой тебе совет — забудь. Хотя есть один способ проверить твою мадам окончательно…
Глава 10
— Ты это к чему мне все рассказываешь?
— К тому, что мораль этой басни такова, что пока Толик не получил в лоб, но не понял, что Ленка его ни на грош не ценит и никогда не ценила.
— И что ты мне советуешь?
— Если не пишет, то мой тебе совет — забудь. Хотя есть один способ проверить твою мадам окончательно…
— И каким же образом?
— Есть ее телефон?
— Конечно, я помню на память и домашний и рабочий.
— Все просто. Ты сейчас не в тюрьме. Когда мы доберемся до поселка, то сходим на междугородний телефон, я оплачу тебе разговор.
— И что я ей скажу?
— Ты можешь сообщить, что сбежал и тебе нужна ее помощь. По ее реакции станет понятно, как она к тебе относится.
— Действительно просто, мне в тюрьме эта мысль не приходила в голову.
— Так у тебя там и телефона в тюрьме не было, ты не мог позвонить.
Он переживал, по разным поводам. Переживал, что когда он дозвониться, то его подруга может соврать, что ее нет дома и н подойти к телефону. Или ее домашние не станут подзывать девушку к трубке.
Я внимательно следил за его мимикой и реакцией. Он не был похож на расчетливого бандита, криминального лидера захватывающего нелегальную добычу золота.
Но внешность бывает обманчива. А люди умеют притворяться. Время должно все расставить по местам.
Мы двигались в сторону сопки с расселиной и нам оставалась примерно полтора километра последние минуты мы молчали, каждый из нас был погружен в собственные мысли. И вдруг,идя впереди меня, он резко остановился, повернулся ко мне и произнес:
— Пожалуй ты прав, не буду я ей звонить, раньше хотел бы наверно даже жениться на ней, семья, может детишки там, но теперь нет.
— Почему?
— Я понял, что противно мне. Знаю почему не пишет. Знаю. Предала она меня. Ей зэк не нужен. В зоне, по первоходу, ну так называется первая отсидка, у многих мужиков со сроком больше трёшника, жены на развод подавали. Тут все тоже самое. Даже если она заговорит со мной по телефону, это будет, как конфеты со вкусом предательства жрать.
— Что за конфеты?
— Разве я тебе не рассказал?
— Вроде нет. Не помню.
— Была у меня одна мерзейшая история, которую я никогда в жизни не забуду. Пойдем, дальше? По дороге расскажу.
— Пошли.
— Это было почти в самом начале отсидки. Меня в Ташкент почему-то этапировали в ташкентскую пересылку тюрьму. Я долго пор думал, что где-то в документах напутали и по зонам бродит мой полный тезка-однофамилец.
И меня отправили туда вместо него. Не на Север а на Юг, представляешь?
— Обрадовался ошибке-то?
— Нет, конечно, ты слушай дальше. Это только в кино на Югах лучше, чем на Севере. Во-первых, кинули меня в вагонзак. Это такой вагон для перевозка заключенных.
Его еще называют «столыпин» — устроен так же, как обычные купированные вагоны. Вдоль стен с одной стороны узкий проход, по другую сторону — отдельные кабины-купе. Только двери купе не сплошные, а с решеткой.
Одна сторона вагона глухая, а окна в коридоре забраны решетками, только снаружи этого не видно — решетки закрыты шторами. Шторы эти никто никогда не стирает и не вытряхивает.
От них удушливо пахнет пылью, не приведи ангелы небесные, туда аллергику попасть. Спасения нет даже тем, кто здоров. Едут все с красными глазами.
Если снаружи смотреть — вагон как вагон, никто не догадается, что в нем везли арестантов.
Внутри купе полки, по три. Одна над другой с каждой стороны. Между средними полками можно перекинуть щит — получаются сплошные нары. В общем, лежачих мест здесь — семь, если потесниться — восемь.
А набивают в каждую кабину-клетку обычно человек двенадцать-пятнадцать, а то и больше. Вдобавок — вещи заключенных.