Валерий Пушков - Кто сеет ветер
— Ину!.. Ищут чьи-то следы, — сказал Онэ с насмешкой. — Боятся людей с опасными мыслями. Какая глупость! Какой позор для Японии! Как будто каждого можно заставить мыслить так же нелепо, как это хочется нашей полиции и генеральному штабу.
Профессор Таками с опаской посмотрел в окно на жандармов.
— Молодежь рвется в бой, а я… я уже отступаю, — пробормотал он упавшим голосом.
— Неправда, вы наш учитель. Мы идем только следом за вами, — сказала Сумиэ, почувствовав его душевную боль и желая как-то ободрить его.
Профессор медленно встал и, прощаясь, склонил перед девушкой свою седую блестящую голову.,
— Слабею я, Суми-сан. Не так уже бьется сердце, как прежде, — сказал он невесело. — А слабым в борьбе не место. Задавят. Придется, видно, уйти с боевых позиций совсем в провинцию, в сад, к тихим душам деревьев.
Он поклонился мужчинам и, не добавив ни слова, грузными неуверенными шагами вышел из комнаты. Встревоженный Онэ поспешил за ним следом.
Сумиэ спрятала книги в шкаф и тоже хотела пойти к себе в комнату, но в эту минуту в дверях блеснули мундиры и сабли жандармов. В кабинет вошли трое: тонконогий, костистый офицер Хаяси, его помощник и переводчик Кротов, рослый, чуть седоватый блондин с прозрачными голубыми глазами и обвислой бульдожьей челюстью, и между ними взятый прямо с работы — с расстегнутым воротом и перепачканными в типографской краске руками Наль Сенузи.
Хаяси в поспешной учтивости, с ладонями на острых коленях и согнутыми по-заячьи ногами, приблизился к молодой девушке.
— Господина директора нет? — спросил он с поклоном.
— Нет, господин офицер. Я его дочь.
Ярцев подошел к Налю.
— В чем дело? Зачем жандармы? — спросил он с легкой тревогой, не обращая внимания на угрожающий жест шпика с бульдожьей челюстью, которому это свободное обращение с арестованным не понравилось.
— А дьявол их знает, — ответил Наль по-голландски. — Я заменял по просьбе Акиты-сан выпускающего, проверял в типографии клише — напутали с переводом надписей, — ну, а эти забрали и повели зачем-то сюда.
— Говорите по-японски или по-русски, — оборвал офицер. — На других языках нельзя, пока вы под следствием.
— Ах, я под следствием! — весело удивился Наль.
Он взял предложенную ему Ярцевым папиросу и поворотился к девушке, которая вполголоса говорила о чем-то с Хаяси.
— Курить можно, о-Суми-сан?
— Пожалуйста.
Наль сел рядом с Ярцевым и прикурил от его спички, не обнаруживая ни малейшего волнения по поводу своего неожиданного ареста. Хаяси, закончив переговоры с дочерью директора, тоже поспешно сел в кресло, точно боясь уронить свое полицейское достоинство. В это же время он что-то тихо сказал своему русскому помощнику, кивнув выразительна на Ярцева. Кротов бросил на секретаря дирекции пытливый колючий взгляд.
— Вы американский подданный?
— Да, — сказал Ярцев, раскуривая спокойно трубку.
Жандарм показал на Наля.
— Знаете этого человека?
— Знаком.
— Он тоже американец?
— А вы спросите его самого. По-моему, он уже разговаривает… с двухлетнего возраста. Может ответить сам.
Сумиэ невольно улыбнулась, хотя появление жандармов в издательстве и арест Наля серьезно ее встревожили. Наль засмеялся тоже.
— Острите! — сказал мягко Кротов. — Н-напрас-но! Ваше положение пока немного лучше его. Когда вы приехали в Японию?
— Два месяца назад.
— Через какой порт?
— Иокогамский.
— Вместе? На одном пароходе?
— Да.
— Как название парохода?
— «Карфаген».
Усмешка, тепло мерцавшая в глазах Кротова, внезапно застыла.
— Ваших имен нет в портовом журнале, — сказал он раздельно.
Ярцев равнодушно пожал плечами.
— Вполне понятно: мы моряки, отстали от парохода.
— Моряки? — удивился Кротов. — Есть документы?
— Пожалуйста.
Ярцев достал из бумажника корабельную карточку и передал шпику.
— А ваша карточка? — повернулся тот к Налю.
— С этого бы и надо было начать, — ответил юноша, подавая документ.
Корабельная карточка, которую он подал жандарму, была с приметами Эрны, оттиском ее пальца и с именем Теодора Бриджа.
Кротов передал оба документа Хаяси. Офицер с трудом, но внимательно прочитал обе карточки и презрительно, рассмеялся, пробормотав своему переводчику какую-то фразу,
— Господин лейтенант вам не верит, — сказал громко Кротов. — Вы не похожи на кочегаров.
Ярцев, медленно посасывая трубку, ответил:
— Господин лейтенант по наивности думает, что кочегары — это особая порода людей. Скажите ему, что грязь и пот вполне отмываются. Американцы берутся за всякую работу.
Кротов нервно обтер изнанкой ладони потный горячий лоб, отбросил на пол окурок и сплюнул. Сумиэ брезгливо поежилась. Она продолжала сидеть за столом, прислушиваясь к каждому слову и напряженно обдумывая, как можно помочь своим новым друзьям. Хаяси потер кончик носа, шепнул что-то вполголоса помощнику и сделал в блокноте короткую запись. Кротов снова спросил:
— Вы служите личным секретарем господина Имады?
— Да.
— До этого плавали моряком?
— Да.
— Но какая же ваша основная профессия? Чем вы занимались в Америке?
— Долго рассказывать, — пробормотал Ярцев, не вынимая изо рта трубки.
Шпик гневно выпрямился.
— Я спрашиваю официально. Вы должны отвечать.
Голос его громыхнул басистыми нотками, словно в далекие годы командования царской казачьей сотней.
— Официально?…
Ярцев вынул изо рта трубку и выбил на пепельницу золу. Во взгляде его загорелась веселая озорная усмешка, которую так любил Наль.
— Ну-с, — сказал Ярцев, — записывайте; был матросом, масленщиком, клерком, часовщиком, электриком, автомобильным механиком, переводчиком, занимался художественной росписью стен; давал уроки английского языка, читал лекции по философии… Перечислять дальше?
Кротов оглянулся на лейтенанта.
— Достаточно! Ясно все!
Хаяси громко хлопнул в ладоши. Из коридора тотчас же вошли два жандарма с обнаженными саблями. Шпик торжественно произнес:
— Вы арестованы оба, как въехавшие в Японию без разрешения. Ступайте за полицейскими!
Сумиэ почувствовала, как все ее тело внезапно похолодело, но не от страха, а от глубокого возмущения. Она встала с кресла и, гневно растягивая слова, сказала:
— Господин лейтенант…
В это мгновение ее взгляд упал на визитную карточку барона Окуры, и она, повинуясь внезапно вспыхнувшей мысли, докончила::
— На два слова!
Хаяси с любезной улыбкой приблизился. Сумиэ неторопливым и даже слегка надменным движением подала ему карточку.
— Видите?
— Барон… Окура?
Хаяси недоуменно взглянул на девушку, ожидая пояснения её действий. Визитная карточка барона явно внушала ему трепетное почтение, близкое к страху.
Сумиэ твердо произнесла:
— Да, он здесь хозяин. «Общество изучения Запада» переходит к «Кин-рю-кай». Папа-сан и барон сейчас совещаются о важных вопросах.
Суховатое лицо Хаяси оживилось игрой человеческого волнения. Сумиэ, подражая манерам и тону барона, отрывисто продолжала:
— Раса Ямато должна бороться с Китаем… Японии тесно!.. Русские глупы, но талантливы, они прут к своим целям как сумасшедшие. Мы должны помнить, что все еще существует название Владивосток, что значит владеть востоком.
Хаяси, совсем сбитый-с толку, поглядывая то на девушку, то на визитную карточку всесильного аристократа, растерянно пробормотал:
— Соо-десу-ка… вот оно как!
Сумиэ, снизив голос до шепота, повелительно и таинственно продолжала:
— Япония должна стоять выше всех и смотреть дальше всех! Вы офицер, вы японец… Уйдите отсюда, не нарушайте планов барона: эти люди нужны ему!
Хаяси невольно сделал шаг к двери. Лицо его выражало теперь озабоченность и испуг.
— Разве я смею!.. То, что может сделать кусочек пальца барона, не сделают мои две руки, — проговорил он униженно.
Сумиэ слегка взмахнула широким рукавом кимоно в сторону секретаря.
— Видите: папа-сан посадил американца в свой кабинет потому, что тот жил когда-то в Сибири и хорошо ее знает… Вы понимаете, в чем вопрос?
— Да, да, — пробормотал лейтенант. — Мы скажем, что здесь ошибка.
Хаяси оглянулся на жандармов и подал им знак удалиться. Оба молниеносно исчезли.
Ярцев, наблюдавший за разговором, почувствовал, что победа за девушкой, и, желая ее поддержать, взялся за телефонную трубку.
— Я позвоню о ваших действиях в консульство, — сказал он шпику.
