Сергей Лапшин - Победить смертью храбрых. Мы не рабы!
Носок ботинка четко пришелся в солнечное сплетение сержанту. Блестяще. Идеально. Брависсимо. Отпрыгнув после удара, кляня себя последними словами, я с испугом посмотрел на богатыря. Клыков застыл на месте и, выпучив глаза, силился вздохнуть, лицо его стремительно краснело.
– Дыши-дыши, только потихоньку, маленькими порциями, – тут же пришел я на помощь и положил руку на плечо сержанту, – дыши давай, только аккуратно, медленно!
Исполняя мои рекомендации, Клыков вдохнул, не торопясь, и выдохнул. Еще раз. Затем, выполнив уже более глубокий вдох, закономерно закашлялся и скрючился, громко перхая.
Да уж. Тренировка закончилась весьма печально. И неизвестно, чем мне еще откликнется моя инициатива. Вообще, конечно, я сам дурак. Удар, хоть и отработанный, все равно при этом опасности своей не теряет. Не следовало мне так делать. Отводя глаза от Клыкова, которого сотрясал глубокий кашель, я наткнулся взглядом на группу бойцов-зрителей. Теперь их было уже четверо, и один из ребят, совершенно не стесняясь, показал мне оттопыренный большой палец. Остальные так и вовсе чуть не покатывались со смеху.
Тем самым они меня совершенно сбили с толку. Переводя взгляд с них на прокашливающегося Клыкова, я силился понять, в чем же дело. Вроде бы смешного тут мало, и я более склонен был считать, что мне вообще сейчас достанется от всей шоблы за некорректно проведенный спарринг.
– Что, сержант, пошел стричь, да сам стриженным? – задорно крикнул кто-то из четверых, и они все вместе просто-напросто грохнули со смеху.
Клыков, наконец-таки распрямившись, посмотрел на меня, вытер ладонью рот и удивленно-озадаченно кхекнул.
– Хорош… хорош, ничего не скажу. Молодец! Спасибо! Давай пять! – Совершенно неожиданно сержант улыбнулся и протянул мне руку. Машинально я пожал ее, а Клыков, встряхивая энергично мою ладонь, вдруг выкрикнул в сторону зрителей:
– Яковенко, иди сюда! Теперь с тобой попытаем!
– Ага, разбежался! – донесся ответ.
Обернувшись, я успел увидеть, как все четверо, не сговариваясь, взяли старт в разные стороны.
Другие
– Мы нужны им до той поры, пока в нас есть необходимость. Сейчас главное наше достоинство – мальчишка и его знания. А также наша сплоченность и ценность как боевой единицы.
Высказавшись, Трехов замолчал. Задумался. С того самого момента, как было принято решение, капитану стало гораздо легче. Он будто бы вышел из тупика, заново обретя возможность строить планы и рассчитывать версии. Спасибо за это следовало сказать как раз-таки Свиридову и парню, подобранному с уничтоженной колонны. Именно они фактически заставили Терехова принять предложение Книппеля. Не будь их… скорее всего капитан ответил бы отказом. Какие последствия ждали при этом группу, нетрудно догадаться.
Но Терехов поддался. В определенной мере. И теперь, когда предложение служить немцам было принято коллегиально, никто не смог бы упрекнуть Терехова в намеренном предательстве. Как минимум ответственность эту следовало разделить на троих. При этом Свиридов и мальчишка ни в коей мере не считали зазорным такое сотрудничество, видя в нем лишь своеобразную военную хитрость.
И постепенно свалив груз со своей шеи, Терехов принимал эту же самую установку. Так было проще и легче. И способность к внятному анализу обстановки, острота мысли… – заработало все, что изначально было присуще капитану.
– Согласны? – Терехов поднял взгляд на Свиридова и Дилярова. Оба лейтенанта сидели молча, ожидая, когда командир обратится к ним непосредственно или попросит их высказать собственное мнение. Видимо, последний разговор пошел впрок обоим. И сейчас, по крайней мере, не было заметно никакого покушения на лидирующую роль капитана.
– Согласен, – кивнул Свиридов. Диляров развел руками, показывая, что и ему нечего противопоставить высказанным аргументам.
– Зависимость от немцев станет для нас фатальной. И нам следует этого максимально избегать. Лейтенант?
Свиридов, полностью принимая правила игры, а именно свое подчиненное положение, дождался разрешения высказаться.
– Любое задание, которое выполняем мы, уже ставит нас в зависимость. Что может предложить нам немец? Все то же самое – охрану да войну. Я знаю один исход, при котором мы останемся нужны, вернее, даже жизненно необходимы. И при этом будем делать лишь то, что устраивает нас. Война. У Книппеля не будет иных мыслей, кроме спасения собственной жизни. И если он в самом деле такой увлеченный, авантюрный игрок, как это кажется, он не решится просто взять и уехать отсюда.
– Хочешь устроить войну между немцами? За это месторождение? – Было очевидно, что Терехову мысль пришлась по вкусу. Мало того, капитан и сам держал ее в уме, не высказывая раньше. Свиридов лишь опередил с ее озвучением.
– Мы уже устроили ее. Вот только Книппель сейчас всеми путями будет стараться замять конфликт. – Лейтенант пожал плечами.
Действительно. В настоящий момент Йозеф Книппель, судя по его настрою, пытался решить проблему какими-то дипломатическими путями. Не факт, что ему удастся. Однако, не обладая сравнимыми с корпорацией Штайнера военными силами, другого пути он и избрать не мог. Именно поэтому ему как минимум на первых порах была столь необходима группа Терехова. Но впоследствии, когда Йозеф сумеет заинтересовать какой-то другой концерн, станут ли столь важны для него русские разведчики?
Нет. Важную роль Терехов играет лишь тогда, когда у Книппеля нет никаких других сил и ему просто не на кого опереться. Выходило, что лишь искусственное продление данной ситуации дает разведчикам шанс выжить и сохранить себя в положении людей, а не бесправных рабов.
То, что у всех троих командиров мысли шли в одном и том же направлении, доказал и Диляров. Он кивнул, подтверждая только что прозвучавшую сентенцию Свиридова:
– Точно так. Лучше и не скажешь.
– А если ему не удастся… сгладить углы? – Терехов, явно что-то уже придумав, взглянул на соратников. – Если что-то пойдет не так? Деревня нужна всем. Даже если Книппелю удастся как-то добиться прощения за наши действия, уверен, что во второй раз нечто подобное будет уже не замять. Верно?
Подчиненные выразили согласие кивками. Им обоим уже стала ясна позиция Терехова.
– У нас есть пятеро пленных. Нужно как-то по-хитрому довести до них, что нас тут совсем ничего и свежих сил не ожидается ближайшее время. И если они не нападут прямо сейчас, день-два, подойдет… ну пусть батальон ожидается? Со средствами усиления. Четверых придется расстрелять… один убежит. У них будет два дня, чтобы подготовиться. Ясно?
Молчаливое согласие было ответом капитану. Диляров и Свиридов, сосредоточенно размышляя, не находили изъянов в коротком дерзком плане Терехова. Им не впервой было вызывать огонь на себя, и этого они не боялись. Страшнее было не учесть чего-то, не заметить какую-то мелочь, которая впоследствии сыграет свою роковую роль. Пока, при первом приближении, никаких промахов не было заметно.
– Лейтенант Свиридов, вам следует проинструктировать конвоиров. Будет неплохо, если утечка информации пойдет от них. И расстрел. Расстрел тоже – с вас.
Помедлив, Свиридов угрюмо кивнул. Одно дело – убить в бою, другое – расстрелять пленных. Неприятно было сознавать, что тебе поручают самую грязную и подлую работу, тем самым оставляя руки других незапачканными. Судя по всему, вожделенный статус «свои» еще не гарантировал, что Свиридов со своими людьми и в самом деле стал ровней разведчикам Терехова.
– Так точно, товарищ капитан. Будет исполнено.
В сорок первом привычная картина мира, да и собственное мировоззрение лопнули, как зеркало, упавшее на пол. Тысячью фрагментов, случайных отражений. Июнь будто бы перечеркнул множество прошлых жизней. Со своей суматохой, с потерями и отступлениями, он все же твердо дал знать – целая эпоха уходит в прошлое. Эпоха мира.
Миллионы рук в сорок первом взяли винтовки. Мозолистые, похожие на лопаты, интеллигентные, с длинными пальцами, холеные ладони были едины в одном – твердом убеждении с оружием в руках защищать свою Родину. Илюхин был одним из многих.
И честно тянул свою лямку: ходил в атаку, кричал «ура» и даже имел представление на награду, так и не нашедшее своего зримого воплощения. А в сорок втором, в апреле, он попал в плен.
Здесь в своих размышлениях и воспоминаниях Илюхин привык ставить точку. Память услужливо шла ему навстречу. Время с момента пленения и до встречи с разведчиками Терехова будто бы исчезло из головы. Как не было ничего. Пустой год.
В разговорах с другими Илюхин старался не рассказывать о себе. Это тоже было сродни кодексу, своеобразное табу. Впрочем, ничего необычного в том не было. Подавляющее большинство русских, служивших немцам, представляли собой классических «людей ниоткуда». У них не было прошлого, родных и воспоминаний. Только имена и фамилии, зачастую вымышленные, и их настоящее. Из чего состояло оно? Из того, что позволяла совесть. Кому-то подсобными, кому-то в полицию, ну а кому и в каратели.
