Василь Кожелянко - Дефиле в Москве
— А вы знаете — (он разговаривал с министром обороны и одновременно начальником Генштабу Романом Шухевичем и с главным редактором влиятельной газеты «Гул» Олегом Ольжичем-Кандыба), — в этом что-то есть!
Увидев, что его собеседники удивленно насторожились, президент Бандера продолжил:
— Если начать практику присваивать высшие генеральские ранги гражданским лицам, то начинать надо не с меня, а с самой популярной на сегодня человека в Украине — капитана футбольной команды «Динамо — Киев» Олега Блошенко.
Все весело засмеялись, потому что действительно, осенью 1941 года киевские футболисты после победоносного матча со сборной немецких люфтваффе стали самыми известными и популярными людьми в Украине.
5:2 — с таким счетом наши футболисты разгромили 21 сентября на киевском стадионе «Динамо» немецких пилотов. Этот матч имел большое политическое значение, потому что немцы хотели в очередной раз доказать свою декларируемую значимость, а украинцам надо было весомо заявить сине-желтые цвета на зеленом платье стадионов. Выиграть у немцев было нетрудно, потому что за «Динамо» играли профессиональные футболисты, а за люфтваффе — летчики, которые гоняли мяч в свободное от бомбардировок российских городов время. Об этом знали украинские князья, но не знал Гитлер. Когда по радио сообщили, что матч «Люфтваффе» — «Динамо» закончился со счетом 2:5, Гитлер завизжал, как фанат московского «Спартака» в аналогичной ситуации, и закричал: «Расстрелять всех, расстрелять!».
— Кого? — спросил обеспокоенный шеф люфтваффе Герман Геринг. — Хохлов или наших?
— Как наших? — закричал Гитлер. — Наши в чем виноваты? Наших — за что? Славян, быдло, извергов этих неполноценных, расстрелять! Всю футбольную команду!
Впоследствии Гитлер пришел в себя и успокоился, особенно когда Герман ему объяснил, что даже если бы они хотели, то так просто украинцев уже не розстріляєш, — они вошли в силу, формируют свою армию.
— Не на нашу голову? пророческое спросил Адольф Гитлер. Ему никто не ответил.
А Геббельс, елегантно помахивая рукой, встал из дубового, обитого зеленой кожей стула и сказал:
— А вы знаете, мой фюрере, что случилось бы, если бы мы расстреляли хотя бы одного из этих футболистов — и даже не за выигранный матч, а за настоящую какую-то вину? Мы дали бы Украине мучеников. Они бы немедленно сотворили героический миф о том, как злые немцы взяли торжествующих футболистов прямо из раздевалки, вывезли в какой-то Бабий Яр и без суда расстреляли всех до одного. Потом украинцы установили бы этим героям монумент. Писали бы романы, а их режиссер Широченко снял бы патетический кинофильм о подвиге футболистов под названием вроде «Последний тайм», «Матч смерти», и тому подобное. Вы этого хотите, мой фюрере?
Его фюрер этого не хотел.
А разговоров о присвоении президенту или еще кому генеральских званий больше в Украине никто не заводил. Четыре трезубцы на погоны получил Роман Шухевич, но позже, и уже за совсем другую войну. За украино-немецкий
ПИР ПОБЕДИТЕЛЕЙ
— Ты себе, Митре, как хочешь, а я должен напиться, — сказал Остап Назарук, когда они вышли из штаба оккупационных украинских войск в Москве.
— Нап'ємось, Остап, ибо сколько можно? — ответил хорунжий Дмитрий Левицкий своему подчиненному чотареві Назаруку. По всем правилам они должны были бы радоваться, а не думать о злоупотреблении алкоголем. Ибо в целом причины для радости. Первое, вышли живыми из ада, исполнили заранее обреченную операцию, когда украинские князья ради пропагандистського пены послали лучшую чота особого назначения и украинский самолет «Ант» с экипажем на очевидную погибель. Но с того пропагандиського пены уродились — неожиданно — таки пропагандиські плоды: взяли Сталина. Это в украинском Генеральном штабе рассматривали как чудо почти мистическое. Так вот, во-вторых, дядю Сталина арестован. Господин Гитлер ужасно обрадовался и, не знать за какие блага, выменял пленника-генералиссимуса в украинского правительства, говорят, по 100 танков, но это большая государственная тайна является, тем не менее, вуйка Йосипа забрали в берлинскую тюрьму Моаб.
В-третьих, украинское правительство щедро наградил победителей — тех, что погибли, — посмертно и Казацкими Гетманскими Крестами, а живых — тоже Крестами, а кроме того, лично командира хорунжего Левицкого — знаком высшей доблести, отваги и зухвалости — медалью «Ночь Зализняка». Всем воинам была гарантована участие в дефиляда победы 7 ноября на Красной площади в Москве, а пока что им были предоставлены краткосрочные отпуска, чтобы, кто хочет, посетил дом. Дали немного денег.
В Москве ходили и немецкие райхсмарки, и их же оккупационные марки: были в употреблении финские марки; брали, правда, без особого ентузіязму советские рубли; а наибольшим уважением пользовались твердые украинские гривны. Дмитрий с Остапом имели в карманах по тысячи с лишним этих хороших денег и могли не расстраиваться. Но порядочных рестораций в Москве уже не было. Бродили по этому серому городу, как призраки ничего не было. Были магазины, где за изуверскими ценам продавали соль и спички, были очереди за черным хлебом, были какие-то «столовки», где по талонам оккупационных войск давали какую-то прозрачную похлебку из свиных ушей и хвостов, было очень много уличных продавцов, которые предлагали мыло и консервы. Водки или другого алкоголя, не было нигде. Спекулянты, очевидно, боялись предлагать двум вифранченим, напыщенным украинским офицерам что-то «горячітєльноє», или не имели. Без спиртного было трудно.
— Ех, курва дошка, — вздохнул Остап и расстегнул верхние пуговицы шинели, — надо было в штабе на обед оставаться, генерал Шухевич приглашал же. Нет, захотелось в «Метрополь», где тот «Метрополь»? Нет, нет, нет нигде, разбомбили мы с немцами.
— Бомбили, потому что должны были бомбить, — равнодушно ответил Дмитрий. — Я не собираюсь больше трезвым по этой Москве ходить.
— А что делать?
— Где-то должны быть у них прітони, или как там они свои гадюшники называют.
— «Малины», — с ентузіязмом ученика-отличника сказал Остап. Походили еще полчаса и попали на стихийный базарчик. Прошлись сквозь толпу — бесполезно. Никто ничего путного не продавал. Какие-то бритвы тупые, жестянки с мясом времен Первой мировой войны, мыло немецкое и финское, сало «украинское» — некий субстрат, профанировал саму идею этого благородного продукта, часы разных фирм и стоимости — от золотых швейцарских до мельхиоровых «Сказ об Урале», шелковые женские чулки — все без исключения «из Франции», сахар действительно украинский, обмундирования всех армий мира и, конечно, примусні иглы. В целом, как на военное время, базар был очень беден — оружие никто не продавал, курвы все были какие-то жалкие, підтоптані и ужасно разрисованные, алкоголя не было.
— Да это вроде и не базар, дідькове семена, — вскипел голоден и трезв Остап.
Неожиданно появился человечек, неопределенного возраста, одет в итальянскую шинель и советскую шапку-ушанку с невицвілою пятиконечной пятном на месте красной звезды, как не странно, выбритый и без физических ганджів, то есть с двумя ногами, руками и глазами. Подозрительно.
— Шо господа-офицеры шукают? — спросил, старательно стремясь говорить на украинском, но с заметным московским акцентом.
— Уходи, старик, — огрызнулся Дмитрий. Но Остап остановил его и потянул мужчину за рукав к себе:
— Не помешало бы вінца випіть.
— Вінца нет, а спірта — хоть залєйся, — живо ответил московский человек.
— Что, Дмитрий? — спросил Остап тоном, из которого все было понятно.
— Ладно, старик, веди, — рявкнул Дмитрий на москвича.
— Прошу за мной, господа, — вежливо пригласил человечина офицеров. Пошли вдоль деревянных лотков и вошли в какой-то небольшой барак. Было тускло.
— Настасья, — крикнул мужичонка куда-то в глубину и уже другим тоном:
— Прошу, господа.
В помещении появилась женщина в фуфайке и платке крест-накрест, она принесла фонарь «летучую мышь» и повесила его над столом.
— Настасья, — обратился к ней человечек, — у нас гости, випіть жєлают, собєрі-ка што надо на стол. Спирт запівать будєтє? — спросил украинских офицеров.
— А как же, — удивился Остап. — Сифон давай и льда.
— Сифон? Вань, чо он? — спросила Настасья и удивленно посмотрела на мужичка.
— Воды кадушку прінєсі, дура — крикнул Вань. — Садитесь, господа, — фальшиво улыбнулся до офицеров. — Литр спірта — три райхсмаркі, плюс закусь, вода, ну, то-другоє — для начала пять марок.
— А гривны пойдут?
— Е що лучшє, — обрадовался Вань. Остап дал ему пятигривневую синюю асигнацію. Вань долго рассматривал ее к свету и спросил наконец:
— А это кто, Богдан Хмєльніцкій? Он завєщал нам дружите, Россию с Украіной, то есть, а вы на нас напалі.
![Алексей Рюриков - 10 июня 1941 года [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
