Анатолий Логинов - Социалистический реализм
– Где можно переодеться? – спросил Кахабер сопровождающего.
– Да хоть где, – ответил тот. – Казарма пойдет?
– А то!
У входа в казарму перехватил Дашевский:
– Я уже позвонил в НКВД, за тобой приедут.
Переодеваясь, Каха размышлял: 'Как же отличаются нормальные люди от зашуганых придурков? Скажи какому-нибудь Сванидзе, что за ним выехали из НКВД, кондрашка ведь хватит'. А у него облегчение, словно 'скорую' выслали. Чего бояться? Разберутся.
Эмка приехала ещё до завтрака, и пришлось терпеть, хотя жрать хотелось до невозможности. К себе его не забрали, разбирались прямо на заставе. Целая группа отправилась на паром, а Кахабера допрашивал, видимо, учитывая неординарность ситуации целый капитан, тот самый, упомянутый Дашевским, Тучков, начальник городского НКВД. Произошедшим на палубе капитан интересовался вяло, а документы и фотографии на ноутбуке просмотрел и вовсе бегло. В конце концов, НКВД-шники уехали, забрав с собой только Набичвришвили, гонор которого бесследно испарился.
Тучков вернулся через четыре часа.
Каха ждал многого. Что его, как 'приставку' к ноуту, заберут в Москву, или ещё что-то, вплоть до отсиживания в камере до второго пришествия.
Но у капитана были совсем другие мысли.
– Товарищ Вашакидзе, – начал он прямо с порога, – что лично Вы думаете о принятие гражданства СССР?
– Можно подумать у меня есть варианты, – ответил Кахабер. – Не немцам же мне служить! Я на этой заставе вырос!
– Тогда подписывайте! – Тучков подвинул ему два листа бумаги.
Каха просмотрел.
Заявление о принятии гражданства СССР. И рапорт о принятие на службу в звании старшего лейтенанта погранвойск. Вот так-так! Даже звездочки сохраняют.
Расписался не думая:
– И? Это всё?
– А что Вы ожидали? – усмехнулся капитан. – Положено, пока бумаги будут ходить по инстанциям, не нагружать Вас вопросами службы. Но, увы, ситуация обязывает. Можете приступить немедленно?
Каха пожал плечами: надо, значит надо.
– Ситуация такая, – начал разъяснение чекист. – Гражданин Набичвришвили очень сильно навредил нам на пароме. Наши сотрудники общались с некоторыми пассажирами. Настроение у всех подавленное и крайне негативное. Людям из нашего времени они не поверят. Вы же – герой, вступившийся за них, и не испугавшийся всесильного НКВД. Если кто-то и в состоянии изменить их настрой, то только Вы. Так что, хоть Вы еще не на службе, вынужден просить…
– Понятно, – кивнул Вашакидзе, – конечно поговорю! Когда?
Тучков протянул ему еще несколько листков.
– Здесь основные принципы политики СССР по отношению к иновременцам. Получено буквально час назад. Изучите. Заставлять Вас врать людям никто не будет, в этом нет ни малейшего смысла. Кроме того, встаньте на довольствие, получите форму и знаки различия. Тут мы с товарищем Дашевским немного превышаем свои полномочия, но интересы дела превыше всего. Если считаете, что форма не нужна, не пользуйтесь ей. В общем, как только готовы, так и едем.
– Разрешите выполнять? – спросил Кахабер.
– Выполняйте, – ответил Тучков и широко улыбнулся. – Кстати, меня Александром зовут.
– Кахабер. Можно Каха. И на ты.
– Соответственно, Саша. Спасибо тебе.
– За что?
– Не отказался.
– Не за что. И давай сначала дело сделаем, а уж потом упражняться в вежливости будем.
г. Брест. Девятая погранзастава.
Василий Сергеевич Нестеренко, директор ЧОП 'Фрида'
– Сергеич – Сашку. Гости.
– Кто?
– Пшеки. Джип с пшекской стороны. Кажется, Томек. Его номера.
– Кажется?
– Видно плохо. Процентов семьдесят – он.
– Сейчас буду.
Гляжу на часы. Четыре утра. Ночь не получилась. В смысле, поспать не получилось. С вечера пошушукались с лейтенантом и до утра готовили пшекам сюрпризы, так что если они теперь сунутся, мало не покажется. Атаку мотострелковую бригады на БТРах, а тем более с танками, конечно, не отбить. Но пару рот остановим запросто. И батальону рога пообламываем. Да и бригаде легко не дадимся. А если вспомнить, что за нашей спиной почти десять тысяч бойцов… Кровью умоются. Правда, мы тоже по уши измажемся. Лучше без осложнений обойтись.
Еще эта стрельба в час ночи. Кто стрелял, где, по кому? Ничего не понятно…
Только прикорнул – получите.
Кижеватов бежит в десяти метрах за мной. Одет по всей форме, и особо не мятый, похоже, вообще не ложился. Притормаживаю. Стрельбы нет, значит, секунда роли не играет, а всё-таки это его участок. Подозреваю, что быть Андрею комендантом в самом скором будущем. На ходу спрашиваю:
– Андрей, ты польский понимаешь?
– Не особо, но объясниться сумею.
– Тогда по-польски и говорим. Это нынешний твой коллега с их стороны. Уважим пана Кислинского.
От заставы до КПП километр с хвостиком, соответственно, укладываемся меньше чем в десять минут. Подходим к шлагбауму. Уже не подбегаем, подходим. Среди наряда – знакомые лица: Васька и Абрам. На мосту стоит джип. Сколько раз его видели, когда границу проходили. Почти у самого шлагбаума, метрах в трех с той стороны, Томек. Поручик Томаш Кислинский. Очень хорошо, что он. Морда знакомая, а главное – морда вменяемая. Полевая форма, кобура застегнута, другого оружия не видно. Несмотря на дождь, без плаща. Видимо, чтобы демонстрировать условную безоружность. При виде меня лицо расплывается в широчайшей улыбке. Буквально, от уха до уха. Но говорит по-русски:
– Сергеич, ты! А нам тут страшностей наговорили, сорок первый год, Советский Союз…
– Привет, Томаш. Правильно говорили. И Советский Союз, и сорок первый год. Знакомься, лейтенант Андрей Митрофанович Кижеватов. Командир местных пограничников. – Не хочется ему объяснять все сложности местной иерархии. Умному -достаточно.
– Дзень добры, – здоровается Андрей, – розумем трохэ по польску.
Томек с удовольствием переходит на родной язык. Лейтенант морщится, видно, что не все с лету понимает. Ну ничего, перескажу:
– Нам сообщили о появлении СССР из сорок первого года. Приказали избегать конфликтов и стараться вводить советских пограничников в курс дела. Решил съездить лично, так легче избежать стрельбы. Но я так понимаю, Анджей, что Сергеич вам обо всем рассказал. Я только еще раз подчеркну, что у меня приказ не воевать с вами. Польша – мирная страна.
Очень любит Томек высокие фразы, но сейчас я готов простить их оптом, сразу и на все времена. Просто гора с плеч. По крайней мере, сегодня войны не будет. Тем не менее…
– Советский Союз не агрессор, – лейтенант тоже мастер словесных построений. Правильно в общем, в случае любых конфликтов, ему выступать дипломатом, соответственно, нахватался. – Нам не нужна чужая земля…
– Томек, ты не в курсе, кто стрелял ночью? – лучше бы уйти от этого пафоса. А то от него так политикой воняет за километр, что можно 'договориться'. Томек вроде бы обычной польской истеричности не подвержен, и катынефилией не страдает. Но, береженного Бог стережет, а стереженного конвой бережет.
– Не могу знать. Это не на нашей территории. Где-то севернее, – поляк задумывается. – Возможно, где-то были недоразумения. Поэтому и предупреждают.
Он замолкает. Потом решается:
– Вроде, на севере бои с немцами из вермахта. Я сначала не понял, но если СССР из сорок первого, то и немцы могут быть… Матка боска! – улыбка пропадает с его лица. – Если Польша перенеслась в сорок первый, то на Западе нацистская Германия!
– Спокойно, Томек! – сразу сбиваю волну. – Немцы без зубов, армия у них была на месте твоей заставы. Неужели бравые жолнежи не надают по морде беззубому вермахту. На 'семьдесят вторых' против 'двоек'? И мы поможем. СССР, в смысле. Опять будем дружить странами! Рокоссовскому руку пожмешь. Хотел же!
Томаш немного успокаивается. Как хорошо, что поляк из него… необычный..
– Конечно, справимся. Спасибо, Сергеич! – видно, что офицеру стыдно прорыва своего генетического, наследственного страха перед нацистами. Чего стыдится, в ту войну больше, чем полякам, досталось, разве что евреям да белорусам. Но ему стыдно, поэтому меняет тему.
– Ефим Осипович тоже здесь?
– Нет. Еще вчера уехал.
Следует пауза. Говорить особо нечего. Стоять под дождем тоже приятного мало. Мы, конечно, не сахарные, не растаем. Но все равно… Томек вежливо раскланивается и собирается уезжать. Неожиданно вспоминаю, что должен сообщить обязательно.
– Чуть не забыл, Томек! У немцев в сорок первом были диверсанты из полка "Бранденбург". Вполне могут шариться по нашим тылам в красноармейской форме. Есть вероятность, что к вам могут выскочить. Поаккуратней с ними, это волки! Лучше всех подозрительных задерживайте до выяснения. И не стесняйтесь стрелять.
Поручик на несколько секунд задерживается, переваривая мысль. Потом кивает.
– Спасибо, Сергеич! Важное предупреждение!
– Слушай, Андрей, – обращаюсь к начальнику заставы, пока мы смотрим вслед уехавшему джипу – раз война с пшеками на сегодня отменяется, может погонять твоих бойцов по нашим методикам? Повысим уровень боевой подготовки, так сказать. Многому научить не успеем, но всё-таки. Как мыслишь?
