Игорь Денисенко - Ронин
Если б знал я тогда, чем дело обернется то съел бы эту улитку целиком, прожевал бы вместе с колким и острым панцирем раня язык и десны. Да, что там говорить? Прожевал бы ведро улиток не задумываясь, поскольку жизнь моя превратилась в сущий кошмар. Настырный Андрей Александрович использовал меня на 150 %. Он перестал уходить из лаборатории, да и я теперь практически жил там. Меня даже кормили в перерывах, конвоир приносил с кухни разносы. Только ночью я падал в изнеможении на кровать и проваливался в другое измерение. Я вспоминал то время когда из меня считывали информацию и снов я не видел. Теперь, как оказалось, отсутствие сновидений и есть отдых. Моё же подсознание продолжало бредить и после опытов.
«Соленая вода на губах. Меня накрывает холодной волной. Палуба под ногами ходит ходуном так, что чувствуешь себя наездником на горячем необъезженном жеребце. Мачты скрипят. Люди мечутся. Разъяренный капитан орет пытаясь перекричать свист ветра. Его слова ничто по сравнению с природной стихией. Вода кругом. Черное небо, черная вода. Неправда, подумал я. «Девятый вал» Айвазовского неправда. Нет этой радуги и буйства красок. Нет ничего кроме черной воды и черного неба и серой пены на гребнях волн. И всепоглощающего ветра. И ты понимаешь, осознаешь всю ничтожность свою в этом мире. И сознание отказывается воспринимать этот мир. Преисподняя! И губы сами шепчут:
Santa Maria in Dominick Patrick! Руки мои вцепились в канат, когда набежавшая волна перехлестнула через борт, и прошлась по палубе сметая всех на своем пути. Кого-то смыло, мельком отметило подсознание. По-моему это был Педро. Или нет? Хуан кастилец, кичливый и достававший всех своей кастилией, где и небо голубее и вода мокрее чем в других областях Испании. Аминь! Крик командора наконец пробивается сквозь шум.
— El Diablo![1] La desde ninos![2] Admitio termina![3] Admitio jefe![4]
Речь его была краткой и выразительной. Вкратце он просил детей собаки пошевеливаться. Иначе грозил сделать обрезание по-крупному, по самые уши.
— Salir![5]
Скотина боцман получил пинка. Он и так-то еле стоял на ногах и тут же рухнул.
Я бы тоже на его месте рухнул, предложение лезть на мачту сворачивать парус смахивает на самоубийство. Но не сворачивать, значит потерять мачту, а если она не сломается под ветром то и корабль.
— La desde ninos! La desde ninos!
Ласково уговаривал капитан размахивая саблей.
Матерь Божья! Всё это воспринимается мной со стороны, словно это не я взбираюсь на мачту. Не меня пытается оторвать и кинуть в пучину адский ветер. Не у меня зуб на зуб не попадает. Но не от страха, а от ледяной воды и пронизывающего ветра. Страха нет отмечаю я про себя. Его давно выдуло из меня. Есть только инстинкт жизни, когда руки и ноги, плюнув на дурную голову, без её участия пытаются спасти тело. Голова занята другим. Голос в голове велел мне забрать карту из капитанской каюты. Плевать я хотел на эти голоса, когда дело касается наших жизней. Если шторм переживем, то без карты нам трындец. Говорят викинги по звездам ходили. Ну и где они теперь? А без карты и компаса в море делать нечего. И тут меня выдернули».
— Я вас спрашиваю! Где карта? Почему вы не взяли карту? Вам кажется доступно объяснили поставленную задачу? Что вы молчите? Я спрашиваю!?
Я стоял мокрый. Но не от соленой воды. Э..э, скажем, некоторые переживания сказались, да и хорошей вентиляции не было в яйцеобразной капсуле именуемой за глаза и по сути «гроб». Поскольку народу они в нем угробили, думаю, не мало.
— Понимаете, ситуация так сложилась. Идти за картой, когда там такое происходит… Ответил я пожимая плечами. Всё происходящее они видели моими глазами, вернее глазами моряка, к которому меня подселили.
— Меня не интересуют обстоятельства, — отрезал Андрей Александрович, — Именно в данный момент капитан не находился в своей каюте!
— Да, но мне надо было пройти мимо него и это в тот момент, когда он всех на мачты посылает и саблей размахивает.
— Вы что же, смерти испугались? Да как вы не поймете, что бы ни случилось с тем субъектом вашей жизни это не угрожает. Вы то здесь находитесь, а там только ваше сознание! Измученно улыбнувшись, я пожал плечами. У меня на этот счет было другое мнение.
— Извините, профессор, а разве люди в гробу не умирали?
Наивно полюбопытствовал я.
— В каком гробу?
Я ответил глазами, показав на капсулу.
— Кто это вам такое сказал? Кто это сказал? — Профессор протер платочком свои внезапно запотевшие очки и прожигающим взглядом обвел присутствующих, казалось сейчас провинившиеся, вспыхнут под его взглядом, как спичка под увеличительным стеклом в солнечный день. Глаза все прятали. За неделю опытов не могу сказать, что изучил всех и каждого, но представление об этих людях составил. Симпатичен мне был Леха, координатор, долговязый субъект напоминающий мне Димона. Его задачей было определение координат пространства времени. Толстый Юрик был специалистом по истории. Этакая ходячая энциклопедия с нескончаемым бутербродом. Цитаты сыпались из него как песок из сита. Редкозубый Вадим большим образом молчал, но видимо был медиком, поскольку фиксировал моё самочувствие во время опыта, изредка улыбаясь и демонстрируя щели между зубов. Он же пристегивал ко мне разнообразные датчики. Сергей же Викторович управлял пространственно-временными потоками, отслеживал движение моего сознания. И ко всему прочему имел не хилый чин в госбезопасности. Чем занимался пятый член группы было одному богу известно и ещё видимо Сергею Викторовичу. Поначалу я принял её за парня. Короткая стрижка, худая юношеская шея, мясистый нос. Черты лица рубленные как у тевтонского рыцаря. Пока перед запуском СВ не спросил у кого-то:
— Дарья Дмитриевна, вы готовы?
Пошарив взглядом по комнате, я успел увидеть как оно кивнуло в ответ.
Левкович же был отцом основателем просчитавшим машину времени ещё в пеленках. Может его проект так и остался бы на бумаге, не заинтересуйся им госбез. Интересовало их не только перемещение во времени, но замещение сознания. Ещё бы! Подсадить в голову президенту Парагвая лейтенанта Васечкина, а в президенты Америки майора Пронина. И можно считать, что мировая держава создана. А если ещё внести коррективы временных событий. В общем перспективы открывались сказочные. Но извиняюсь за отступление.
Про «гроб» и моих предшественников, для коих он стал гробом в прямом смысле мне конечно напрямую никто не говорил, но персонал привыкнув к моему постоянному присутствию часто разговаривал меж собой, считая меня за предмет интерьера. А на отсутствие слуха я не жаловался.
— Сергей Викторович, — обратился Левкович поднимая глаза на завлаба, — Секретность кажется в вашей компетенции. А тут я вижу анархия полная царит.
Сергей Викторович слегка дернулся лицом, упрек был заслуженный и думаю он понял, что именно за такую халатность он может лишиться места если профессор поспособствует. А то, что профессор своего не упустит было понятно и лабораторной мышке и подопытному кролику.
— Примем меры, — сухо ответил Сергей Викторович. — Так, на сегодня все. Подопытного отдыхать. А мы обсудим сегодняшние результаты. Леша, я сказал, обсудим, значит остаться. Или ты тоже подопытный?
Леха скис, по лицу было видно, что у него сегодня свидание срывается, с какой-нибудь длинноногой красавицей. Нервы мои были взбудоражены и отсутствие женского общения сказывалось на образах. Выходя из комнаты в сопровождении охранника я мельком взглянул на Дашу. На Дашу не тянуло, как сказал Робинзон после 2-ух летнего одиночества. Не красивых женщин не бывает. А после 10 лет добавил, что некрасивых мужчин тоже. Не дай бог так оголодать.
* * *Хоть меня в лаборатории в это время не было, но по косвенным фразам я догадывался что там происходило. В лаборатории шли споры. Выдвигались гипотезы относительно удачных опытов. Все параметры были штатными, предсказанными и просчитанными Андреем Александровичем Левковичем пару лет назад. Но все упорно ломали головы почему раньше не получалось? Почему? Первое, что им пришло в голову это скажем не совсем трезвое состояние патриция Гаала. В связи с этим решили внедрять меня в человеческий разум тогда, когда он своё состояние не четко контролирует. Либо пьяный, либо находится в стрессовой ситуации. Не могу сказать, что меня такое решение радовало, но подсказывать и решать задачки за них я не собирался. К тому времени у меня были свои планы на будущее. Приходилось правда постоянно сражаться за жизнь свою и чужую. Хотя на счет того, что она чужая, я сильно сомневался. Если сознание подопытного оставалось в прошлом, в лаборатории оставался труп. Если чужой разум подчинял пришельца и вместе с ним возвращался в тело, получали буйного сумасшедшего. Это я по своему сокамернику определил. Стоит вспомнить его поведение после того как он очнулся. Весь же фокус удачного опыта в моём случае состоял в том, что я ничего чужому разуму не навязывал а как бы отчужденно наблюдал ничем своего присутствия не проявляя. Меня вроде как и не было вовсе. Меж тем как знания языка и адаптацию к ситуации я получал. Чужой разум легко со мной этим делился. Вот и весь секрет. Но выдавать его я не спешил. Расскажи я это и стану не нужным и моя дальнейшая судьба может сложиться неприятным образом. Что делают с ненужным кроликом я знаю. В мединституте студенты прекрасно умеют их готовить, с морковочкой и чесноком, чтоб перебить запах лекарственных препаратов. Расскажи я о своих предположениях и место подопытных займут профессиональные разведчики умеющие вкрадываться в доверие и душу чужого человека.
