Марик Лернер - Врата учености
— Что же вы молчите, Михаил Васильевич?
— Прошу простить за некоторую неуклюжесть и скованность, как, согласно приличиям, должен вести себя мужчина с женщиной, которую находит… привлекательной?
Слово «дворянин» я намеренно пропустил. Именно подчеркнуто: не вижу в ней некую графиню или чью-то дочь. Исключительно женщину. И она мне нравится. Нет на свете такой девушки, которой бы не пришлось по душе такое откровение. Тем более что чистая правда. На фоне нафантазированных ужасов, все же откровенный перестарок — двадцать лет уже стукнуло и переболела оспой, да и находилась в последние годы не в лучших условиях, — вполне симпатична. Насколько удался посыл, уж не знаю, но она слегка покраснела. Надеюсь, не от негодования по поводу моей наглости.
— Конечно, можно поговорить о погоде. Совершенно безопасная тема. Во всех отношениях.
Милая улыбка. В ней присутствовала естественность, не испорченная жесткими рамками этикета. Ссылка подпортила заученные с детства правила поведения. И это прекрасно! Не хотелось бы мне в будущем продолжать общаться в высшей степени формально с собственной женой и выслушивать регулярные попреки в мужиковатости. А избавиться от иных бытовых привычек достаточно сложно.
— Сегодня прекрасный день. Старожилы не помнят такой теплой погоды в этот день с момента строительства Петербурга. Даже солнце выглянуло из-за вечных туч.
— Не любите здешней погоды?
— Я родился на Севере. — Вранье. Хотя если считать речь о Михайле — правда. — Но предпочитаю тепло.
Ненавижу вечные туманы и слякоть Прибалтики. Конечно, я помню ее через много веков, однако вряд ли климат особо изменился. В Петербурге он мало чем отличается, просто пока весна не настала.
— Наверное, среди предков присутствовали выходцы с юга. Правда, на князя Юсупова, — я сделал руками узкие глаза, добившись прикушенной губы; она старалась не рассмеяться, — тоже не похож.
— Вы, по-моему, ни на кого вообще не похожи.
— И тем горжусь!
— Стихи пишете…
Опять об этом. Не оставит меня вечная молва уже никогда. К лучшему или худшему, но ведь не прекратят напоминать. Переиграл я. Перестарался. В каждом номере «Ведомостей» если не статья, то басня или стих. «Салтан» с продолжением или еще какая сказка. А то и одновременно. Капиталов не приносит, зато известность дает.
— Людям сумели помогать, а говорят, еще задумки постоянно совершаете.
— Не все, к сожалению, удается как хочется. Я пытаюсь иногда без особой прибыли, случается с убытком, и считаю — правильно. Geld verloren — nichts verloren. Mut verloren — alles verloren,[2] — сказал сознательно на немецком. — Если не пробовать, откуда знать — вдруг выйдет нечто грандиозное? Я лучше попытаюсь, чем всю оставшуюся жизнь стану вспоминать о нереализованной возможности.
— Хорошо ли быть настолько отличным?
А здесь, похоже, нечто приватное. Вряд ли не знает про разговоры о своем отце. Могли и лично ей напомнить. Не когда в силе был светлейший, а в Березове.
— Жизнь коротка, а я сделал так мало!
— Да еще и в таком возрасте.
— О возрасте судят не по годам, а свершениям. Не все же одни воры и мерзавцы должны делать карьеру! Почему не попытаться пользу Отчизне принести? И не один я. Сам бы не смог ничего. Токмо с помощниками и единомышленниками можно продвигать дело. Многие русские мещане и крестьяне достаточно сообразительны и умны, чтобы быть достойными званий и чинов.
А вот это, кажется, было лишним. Не стоит поднимать вопроса, пока. И педалировать преимущество местных перед приезжими тоже. Иностранное засилье пока не имеет смысла вытаскивать. Потихоньку, полегоньку.
— Я кажусь вам скучной?
— Нет, отчего же. Напротив, вы сказали, что думали, и то приятно безмерно: откровенность и интерес к моей особе. Не надо бояться высказываться открыто. Раз уж судьба так сложилась, всегда готов выслушать и объясниться.
Совсем стал косноязычным. Сам запутался. «Стерпится — слюбится» прозвучало бы не очень. Выбора у нас нет. Остается надеяться, что притремся постепенно. Жить с женой — это ведь натурально ужас! Спать в одной постели, вместе обедать, одеваться и обсуждать некие хозяйственные дела. В одних трусах уже не вскочишь и без объяснений не задержишься.
Я совсем не рвусь к подобному изумительному счастью. Но она же не виновата! За что я стану срывать на ней плохое настроение и вынужденное подчинение? Она — такая же жертва. Даже хуже. Я достаточно волен в поступках, помимо предстоящей свадьбы. Саша — нет. Ей пришлось следовать за отцом, теперь — за мужем. Официального развода после венчания не существует. До самой смерти мы привязаны друг к другу.
Конечно, разное случается. Иная при живом муже живет раздельно, и свет ее не осуждает. Уж больно супруг противный и развратный. Да без вмешательства свыше, прямо от трона, ничего он ей давать не обязан, и уж тем более содержать в привычных условиях. И идет судебная свара годами, отравляя ядом ненависти всех ближних и дальних родственников. Семейные проблемы, перепутавшиеся с материальными, — самое отвратное из возможного в суде и жизни.
— Право слово, я постараюсь оказаться хорошим мужем. Насколько способен.
— Вас ищут, — выглядывая за дверь на осторожный стук, сообщила Мария, старательно изображавшая все это время безмолвную статую. — Пора заканчивать. Государыне нужен компаньон для «фараона» и может не понравиться встреча без ее ведома.
В одной из комнат на подобных мероприятиях обыкновенно императрица играла в «фараон» или пикет, а к десяти часам она появлялась в зале, где оставалась до пяти или шести часов утра. Приглашение к карточной игре — достаточно высокая милость и всеми обычно замечается. Тут не то что вежливо уклониться нельзя: все несутся сломя голову на зов. Меня допустили!
— Александра Александровна, — сказал решительно. — Не нами то придумано, когда через родительский сговор женятся дети. Всякое бывает посредь супругов. Одно хочу обещать: в меру сил и разума постараюсь не разочаровать вас в будущем.
Она молча проследовала мимо, легонько коснувшись моей руки пальчиками в перчатке. Это уже нечто. Не зря старался. Объяснения в любви и просто романтические отношения здесь не приняты. Не то чтобы нежелательны, но абсолютно необязательны. За молодых людей все решали старшие родственники.
Если не любовь, то дружбу в семье надо попытаться сохранить. Повторить опыт родителей, когда они жили в одном доме, практически не пересекаясь, и не имели ничего общего, кроме ребенка, то есть меня, страшно. «Мой дом — моя крепость»,[3] а не проходной двор. Так, во всяком случае, должно происходить.
Делать мне в здешнем обществе в дальнейшем совершенно нечего. Пора испаряться. Завтра с утра снова ждут бесконечные дела. Благо прогулка до Лизиных покоев не столь уж и далека. Всего-навсего в другое крыло здания. Если срезать напрямик — совсем рядом. Заодно и проветриться перед сном.
Подождав пару минут, вышел за дверь и двинулся в сторону выхода. За пять минут успел несколько раз раскланяться с еще не встреченными гостями. Ничуть не удивило, когда окликнули в очередной раз. Одна проблема — этого человека я не знал. Нас точно не знакомили. И одновременно я, безусловно, его не так давно видел.
По виду смахивает на итальянца, говорит по-немецки. Но это не особо удивительно. Здесь немецкий частенько в ходу среди образованного люда. Столетия французского и английского еще впереди. Пока в богатейшую Россию за счастьем едут все больше из нищих немецких княжеств, и частенько не лучшие экземпляры человечества. Память молчала, не желая оказывать помощь. Видимо, он уловил мои затруднения.
— Исаак Липман.
О! На ловца и зверь бежит, подставляясь под выстрел. Замечательно. Мне давно требовался тертый экземпляр вроде него. Надоело вечное безденежье при вроде бы приличных поступлениях. Здесь получил, туда вложил. С калужскими и московскими купцами случается иметь дело, однако суммы у них можно получить по моим масштабам недостаточные. Да и не из их я компании. Вечно косятся и подозревают в чем-то. А этот многим ссужает. Пора браться за дело всерьез.
Странно, почему не признал сразу. Действительно, не так давно видел в приемной Бирона. Правда, в отличие от моей особы, его приняли сразу, не заставляя дожидаться в длинной очереди просителей и заскочивших выразить почтение и уважение даже без особого дела. В идеале обер-камергер запомнит и при случае отнесется приятным образом.
Липман человек был достаточно непростой и имел немалое влияние. Для Бирона он играл роль финансового агента, снабжающего деньгами на самые различные срочные нужды. Эдакий карманный банкир. У многих немецких князей имелись подобные типы под рукой.
Естественно, раздавать капиталы за просто так никто не стремится. Частенько они занимались откупным делом, ростовщичеством, но вкладывали деньги и в различные предприятия. Иногда через них решались и дипломатические сложности. Если нельзя привлекать излишнее внимание, почему не устроить дело через находящихся у трона доверенных факторов.
