Валерий Большаков - Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин
Что ж, тем лучше. А то, не дай бог, попадется фашист, мыслящий по-уставному, да и станет справки наводить о Гельмуте фон Штирлице…
А оно ему надо?
Еще час лету, и впереди заблестела лента Одера, похожая на полосу полированного металла.
Поразительно, но эскадрилья летела, будто невидимая.
Всего пару раз последовал запрос, но бодрые ответы Быкова мигом успокаивали наземные службы рейха.
А Григорий в который раз благодарил тетю Марту за ее уроки.
В детстве это была как бы игра, и вот так, шутя, он выучил к школе немецкий.
Пригодился!
Снижаясь, Быков замечал все те ориентиры, насчет которых его просветил Судоплатов. Так-так-так…
Вот она, та самая одиночная кирха! А вон четыре холма в рядок, словно кто их насыпал – одинаковые травянистые конусы.
Пора.
Григорий вызвал по радио аэродром Ферботенвальд.
Полный достоинства густой баритон отозвался, интересуясь, кто это в гости напрашивается.
– Обер-лейтенант Штирлиц, – отчеканил Быков. – Испытательная группа Люфтваффе.
Все, больше вопросов не было.
Баритон мигом сменил тон, деловито интересуясь, чем они могут помочь.
Григорий ответил в том смысле, что неплохо бы заправить самолеты эскадрильи и приготовить тридцать две бомбы SC100. Летчикам-испытателям нужно отбомбиться на полигоне…
– Jawohl, staffelführer!
Вскорости показался главный ориентир – небольшой замок с высокой башней-донжоном.
Ферботенвальд находился аккурат между ним и Одером.
Быков плавно завернул, выходя на посадочную глиссаду – бетонная ВПП лежала перед ним, как торт на блюде.
«А я, значит, муха…» – мелькнуло у Григория.
Истребитель сел, качнулся, приседая на передние шасси, и покатился, пригашая скорость и выруливая на стоянку.
Быков выбрался первым, с удовольствием разминая ноги.
И воздух свежий…
От низких построек аэродромных служб уже поспешал полный немец в серой форме.
Вскинув руку в нацистском приветствии, он бодро отрапортовал:
– Хайль Гитлер! Начальник аэродрома Ферботенвальд, гауптман Клаус Клюге!
Небрежно, в манере Адольфа, сделав ручкой, Григорий передал Клюге нужные бумаги и отрекомендовался:
– Оберст-лейтенант Гельмут фон Штирлиц, испытательная группа Люфтваффе. У вас все готово, гауптман?
– Не извольте беспокоиться, – ответил Клюге в манере мелкого лавочника.
Со стороны складов уже рокотал «Опель-блиц», в его кузове были аккуратно расставлены ящики с бомбами.
Следом, надрывно воя мотором, поспешал наливник с прицепом-цистерной.
– Кофе не желаете? – прогнулся гауптман.
– Было бы неплохо, – кивнул «Гельмут». – Моих парней угостите?
– Всенепременно!
– Тогда мы поделимся печеньем.
Вразвалочку приблизившись к пилотам 4-й эскадрильи, с любопытством оглядывавшихся кругом (заграница!), Быков негромко сказал:
– Только «данке» и «гут».
– Йа, йа! – важно покивал Орехов.
Пожилой солдат с розовыми петлицами на форме приволок тележку с термосом и разлил кофе по картонным стаканчикам. Григорий угостил Клюге печенками из трофейной банки.
– Господин Клюге, – спокойно сказал он, отпивая горячий кофе, до которого не был охотник, – мы слетаем и отбомбимся, после чего вернемся сюда на дозаправку – в одиннадцать сорок пять. Подвесные баки мы оставим у вас.
– Яволь, штаффельфюрер!
Старый солдат налил стакан кофе и поднес Володе Орехову.
– Битте.
– Данке, – церемонно ответил ведомый.
Все, как в лучших домах Берлина…
Допив кофе, Быков кивнул Клаусу Клюге и коротко сказал:
– Абфарен![12]
Заправщики уже отъезжали, сворачивая шланги.
Оружейники цепляли бомбы к держателям – Судоплатов, молодчина, и об этом побеспокоился, его умельцы присобачили немецкие «цеплялки».
И снова заревели, загудели моторы.
Самолеты без опознавательных знаков выруливали на гладкую бетонку и один за другим поднимались в небо.
Сделав круг над Ферботенвальдом, Быков покачал крыльями и направил «По-7» к Берлину.
Где-то внизу промелькнули столбы с проводами.
Небось, телефонные.
Ничего, наш человек уже второй час подряд прослушивает линию.
Попробует гауптман, на всякий случай, позвонить, куда надо, пассатижи мигом прервут разговор…
Эскадрилья пролетала над коренными немецкими землями и уже не вызывала ровно никаких опасений – русские просто не могли оказаться здесь, Восточный фронт далеко…
Скоро немцам придется усомниться в своей недосягаемости.
Григорий сосредоточился.
Он с пилотами долгими часами разыгрывал на столе сегодняшнюю операцию.
Но модельки – это одно, а действительность имеет одну паршивую особенность – вносить коррективы и требовать судорожных импровизаций…
Быков глянул на часы.
Все, время пошло.
Скоро график и вовсе ужесточится, каждая минута будет расписана.
Была расписана…
Поглядим теперь, как сработает эскадрилья.
Обойдя столицу Третьего Рейха с запада, «По-седьмые» устремились к пункту назначения, держась серой полосы автобана.
– Ахтунг.
– Йа, йа…
Заксенхаузен показался как-то сразу, хотя выстроили его широко, с размахом.
Громадный равнобедренный треугольник концлагеря был спланирован по всем канонам архитектуры – от вершины, где находилась мрачная башня «А», тянулись лужайки и скверики – место проживания администрации КЦ, а в большом особняке, прозванном узниками за свой камуфляжный цвет «зеленым чудовищем», отдыхали от трудов неправедных эсэсовцы.
Далее по расходящимся лучам стояли бараки, примыкая к «Плацу проверок» – половине обширного круга, выходившему широкой стороной к двухэтажному зданию комендатуры.
Этакий Версаль для изуверов и палачей.
– Штурм!
«Этажерка» распалась на двойки.
Пара Баклана улетела бомбить башню «А», где находился главный вход в концлагерь и откуда шел ток на колючую проволоку.
Рядом с башней, на зеленом лугу, стоял дом коменданта – на него тоже бомбы не жалко.
Пары Коробова и Гарама отправились рушить казармы СС, потом, сбросив тяжелые SC, они пройдутся по монументальным пулеметным вышкам, откуда простреливался весь лагерь.
Советские истребители стреляли экономными очередями, но мощь залпа давала себя знать – при попадании сносило крышу на башнях местных вертухаев и расколачивало пулеметы, парапеты и прочее хозяйство.
Уже несколько башен-вышек подряд исходили клубами пыли и дыма.
Осколочно-фугасные SC разнесли по досочке «зеленое чудовище».
Эсэсовцы разбегались черными жуками, но где спасаться от осколков на ровном, хорошо подстриженном лугу?
И раскаленный металл рвал и терзал упитанные тела, вынимая душонки вон.
Одна из бомб угодила в крематорий, прямо в резервуар с мазутом, и тот рванул, разлился кипящим огнем, нещадно коптя черным дымом.
– Володя!
– Я помню! – отозвался Орехов, входя в пике.
Четыре бомбы рванули, разнося левое крыло комендатуры.
Быков, катясь с «горки», отбомбился по той же цели, снося весь второй этаж, но снова набирать высоту не стал – пошел на посадку.
Холодок сквозанул по спине – скоро все станет ясно…
Стоило ли им рисковать? Идти ва-банк?
А выигрыш?
«По-7» сел резковато, подскочил, да и покатил по плацу, прямо на толстый столб виселицы.
Где-то в стороне бегали черные фигурки солдат, их бег пересекался с пунктирами дымных фонтанчиков, но Григорий не отвлекался.
Близились невысокие стены, полукругом обрамлявшие трассу для разноски обуви.
Быков плавно развернул самолет, огибая виселицы.
Кто-то показался в проеме между стен…
Неужели?
Сдвинув фонарь, Григорий привстал и закричал:
– Яшка! Сюда!
Нелепая, скособоченная фигура шустро заковыляла навстречу.
Он! Точно, он!
Яков Джугашвили!
Почти падая, Яков оперся обеими руками о крыло.
– Брат! – выдохнул он, запрокидывая бледное лицо.
– Залазь! – Григорий нагнулся, протягивая Якову руку.
Кое-как узник забрался на крыло, пролез в кабину и закашлялся, рот открывая, а слов не говоря – запыхался.
– Я – «Колорад»! Уходим!
– Командир, он с тобой?
– За мной сидит!
– Ур-ра!
– Экономить боеприпас!
Затормозив, Быков добавил газу, да так, что самолет потащило по полосе, и тут же разблокировал колодки.
«По-7» швырнуло вперед, а мотор все набавлял и набавлял оборотов.
С ревом истребитель оторвался от плаца, пронесся над дымившимися развалинами комендатуры и пошел в набор высоты.
Широко улыбаясь, Григорий поднял руку, и худая ладонь Якова слабо впечаталась в его крепкую пятерню.
Сообщение Совинформбюро от 10 апреля 1943 года:
«В течение ночи на фронтах существенных изменений не произошло.
Западнее Ростова-на-Дону продолжалась артиллерийская и минометная перестрелка с противником.
Огнем артиллерии уничтожено три орудия, 9 пулеметов, разрушено 13 дзотов и блиндажей противника.