Влад Савин - Морской волк в сборке,ч1-4
Взрыв тричетвертитонной боеголовки Гранита был похож на мгновенное торнадо, из голливудских фильмов-катастроф. Дома просто взлетели, со всем содержимым - мелкими кусками, ударившими по всему вокруг, как поражающие элементы МОНки (мина осколочная, направленного действия, зона сплошного поражения - сто метров). Тут же, по радиокоманде, начали взрываться другие объекты. Взметнулся огромный столб пламени на складе ГСМ, взлетела электростанция, дом с рацией, и в завершение рванул склад БК. Несмотря на расстояние, нас чуть не снесло с вершины - хороший же запас бомб и торпед, так и не будет сброшен на головы нашим! На фоне этого взрыва, даже второй Гранит, расшвырявший Юнкерсы и Мессершмитты как игрушки, выглядел как-то неубедительно. Хотя семьсот пятьдесят - и не тротил, а смесь ТГА (тротил + гексоген + алюминий), почти вдвое сильнее.
В общем, с этого аэродрома - немцам еще долго не летать!
И в завершение, немецкие зенитчики открыли бешеную стрельбу по облакам. Которые покрывали небо не таким уж плотным одеялом - но вполне могли спрятать, один или несколько, вражеских самолетов. Что было нам, лишь на руку - по понятной причине.
Ну теперь - давай бог ноги!
Обратно добираемся - часа за четыре. Без приключений. Вот наконец и место нашей высадки, столб дыма был виден даже отсюда! Залегаем, и тщательно осматриваем местность - убедившись что никто не помешает нам готовиться и стартовать в обратный заплыв. Все чисто! Везет!
Сваливаемся по расщелине вниз. И - прямо на головы двух норвежцев.
И еще три фигуры - на приткнувшейся к берегу посудине. Что-то вроде большого баркаса - но с палубой, трюмом, лебедкой на корме и крошечной каютой посредине. Может, там еще кто-то есть?
Двое на берегу - пожилой, и молодой. На борту - еще один молодой, и две женщины, постарше и помоложе. Одеты как обычно рыбаки, оружия ни у кого не видно. Застыли статуями - совершенно обалделые. Сидели, тихо-мирно, костерок собирались развести - вон, уже кучка плавника собрана, и котелок в руке у молодого - и вдруг, как черти из коробки, выскакивают восемь здоровых мужиков, увешанных оружием - что будет дальше, неясно, но уж точно, ничего хорошего!
–Хальт, хенде хох! Руки вверх, суки!
Повожу стволом "Вала", держа всех в секторе огня. Ребята тоже, в темпе расследоточились, не забывая и о подступах, держат под контролем и фланги, и тыл.
И тут пожилой подал голос.
–Русские, что ль?
За бортом плещет вода. Мы медленно движемся к выходу из фиорда. На палубе тесно - потому что все мы здесь. И хозяева - тоже. Все - живы и здоровы. Пока. Ну а дальше - как бог и удача положат.
С немцами - было бы много проще. Как их мирняк, деревенские бюргеры, хозяева - насмерть забивали, травили собаками, морили голодом, наших рабов, "за леность и неусердие" - о чем остались документы, воспоминания тех, кого наши успели освободить. И как спасаясь от нашего гнева, эти рабовладельцы бросились в бега, зимой, с тем лишь что могли унести. Был февраль сорок пятого. А первый город на их пути - где можно было обогреться, поесть, передохнуть, и даже сесть в поезд - назывался Дрезден. Сто тридцать пять тысяч погибших под английскими бомбами - это лишь официальные потери: те, кого смогли как-то опознать, о чьей пропаже было заявлено - жители самого города. А сколько было, проходящих беженцев - не знает никто, даже сейчас. Двести, триста тысяч, полмиллиона?
Мне - их не жаль. Пусть это будет, им - хоть малая плата, за Ленинград!
Так что, будь это немцы… Не мы - начали первыми, не мы - придумали план "Ост", не от нас - "сотни тысяч заживо сожженных", в Бухенвальде, Освенциме, Дахау, Майданеке, и многих других. "Мы все равно победим - кто будет судить нас?" - вы не думали, в сорок первом, что так будут и с вами, потому что вы сами дали нам такое право? Можете жаловаться в Гаагский суд - надеюсь, в этой реальности, не будет суверенных шпротий, где ветераны эсэс устраивают парады, а советских партизан кононовых объявляют убийцами, Мы знаем - кто победит!
Будь мирняк норвежским - ну, середина наполовину, "будем посмотреть". Спецоперации - это никогда не "бой местного значения", цель и ставки обычно, побольше. А потому, нас готовят - выбор тут, жизнь чужого гражданского ценой больших потерь наших на фронте - или соответственно, наоборот: что выберете вы?
А взять в ножи пятерых, в том числе двух женщин - дело нескольких секунд. Именно в ножи, не тратя пуль, да еще имитировав ограбление - чтобы замести следы, не озаботить их контрдиверсов, хотя бы на время. Наверняка в Норвегии тоже был криминал - и вряд ли местные душегубы с приходом немцев все разом стали законопослушными, ну если только новые хозяева не вписали их всех в "норге полицай".
Но сейчас - случай был особый. И время, и ситуация - терпит. Плюс какой-то шальной азарт - пошло, везение! И здравая мысль, сэкономить батареи буксировщиков - а вдруг, не сразу найдем лодку? И даже желание, при прочих равных, гораздо меньше плыть в ледяной воде.
Вообще-то, русские жили в этих местах, со времен Великого Новгорода. И Шпицберген раньше звался - Грумант; и стояли по этим берегам поморские деревни - еще прежде, чем тут начали селиться викинги; и еще в веке девятнадцатом, граница была тут условным понятием - и роднились семьями, и переселялись свободно, но бывало, и бились насмерть, за охотничьи угодья. Однако самая волна пошла, в революцию и двадцатые - бежали и "бывшие", и "крепкие хозяева", и верующие сектанты, да просто те, кто желал подальше от огня гражданской (впрочем, как раз в это время, в восемнадцатом-девятнадцатом, знаменитый Амундсен совершил первую кругосветку, через наши полярные воды - плыл себе сквозь льды, пока где-то воевали с Колчаком).
Наш хозяин, Олаф Свенссон - Олег Свиньин - был похоже, из последних. Хотя в разговоре старательно избегал - прямых ответов. То, на чем мы плыли сейчас, было его "семейным предприятием" - старшая женщина была его женой, молодая и один из парней - его дочерью и сыном, второй парень - муж дочери. Жили они дальше по берегу этого фиорда, в… - слово это у норвежцев означает и "деревня" и "хутор". На жизнь зарабатывали - ясно, чем.
–… рыбаки мы все, земля-то не пахотная! Что поймаем - сыты будем. Перед войной, хорошо жили - не богато, но и не бедствовали, а что еще человеку надо? Я на траулере, полгода сезон, полгода дома. Сына хотел, в училище морское - да вот война, ну да после будет… Дочку замуж выдал, в тридцать девятом, за хорошего человека - образованный, места капитана ждал, помощником ходил уже два года. Дом по дешевке купили, починили, баркас этот - тоже…
Земля пахотная - ну никогда не сказал бы так норвежец, да и наш, живший тут поколения. Точно - с двадцатых ты, пскобской или тверской - на хохла не похож… И попал ты на севера, не иначе как в раскулачивание, а границу перелетел, воронок, срок оттянув на канале - до тридцать третьего, тут граница еще на некрепком замке была, слышал что-то… Ну да я тебе - не товарищ Ежов или Берия, мне твое житие прошлое - по барабану. И слушаю я тебя, очень даже внимательно, единственно чтоб понять - что ждать от тебя и твоего семейства, прям сейчас. Потому как не решил еще - дойдем до сговоренного места, и мирно разбегаемся, или…
–А что ж ты - здесь? Тебя послушать - так тебя, зятя, да и сына, на любое судно бы взяли, может даже не простым матросом, а целым боцманом? Или немцы в торгфлоте своем, сейчас мало платят? Уж точно - не одной рыбкой бы питались!
–Или на дне бы лежали. Сколько знакомых моих - война ведь! А по-нашему, так лучше - не в первых, но зато и голову сохранить. Пока - война. Ну а после - видно будет. Те победят, эти - всем моряки нужны. И рыба - тоже.
–Так ты что, за немцев, или…?
Знал бы ты, дядя, что ответом своим сейчас - приговор выносишь. И себе, и всем своим.
–Знаешь, начальник, отчего я от советов ушел? С землицы родной - где дед и отец мои остались? Это вот, "даешь!", и гори, себя не жалея, ради общего дела - нельзя так, чтобы всем и по приказу! Вон, кровь моя, сын, Игорь был, стал Ингвар, и дочка Оля - стала Хельгой, от русских речь только осталась. Я ни за тех, ни за этих - я за жизнь. Которая - при любых, должна продолжаться. А не - гореть, незнамо за что.
М-да, а впрочем, если б не план "Ост" - не стало бы у нас, таких свенссонов, каждый второй? Ладно - живи, дядя, раз семью свою так любишь. Потому что, донесешь после - и хрен немцам докажешь, что случайно помог: подметут и тебя, и твоих, без остатка.
–Как знаешь, дядя. Только, "кто смирно сидит, тех первыми и режут", как один мой знакомый сказал, Румата Эсторский - ну да ты не знаешь его. Мы вот, может быть своей смертью и не помрем, хотя и хочется - но уж точно, любому напоследок такое устроим, в аду нас со страхом помнить будет. А тебя, прихлопнут походя, как комара - и даже, отомстить некому.
–Не прихлопнут - твердо ответил Свенссон - рыбка, она всем нужна. Как хлеб. Война, не война - а кушать хочется.
–Ага. Хочется. Потому ты счас и плывешь - на палочном ходу!
Немцы - это орднунг! То есть, чтобы ничто - мимо кассы! Здесь, в Норвегии, не было таких зверств, как на Восточном фронте - но налогом облагалось все; причем в отличие от большевиков с их продразверсткой, или братков девяностых с их поборами "за охрану", собиралось все до копейки, и никакие оправдания в расчет не брались по определению. Норвежцы, естественно, не были дураками - как учесть, сколько рыбы ты вчера поймал? - но и немцы тоже. Таких как Свенссон, могли остановить в любое время - и по своему усмотрению, забрать любую часть улова (правда, пару самых тощих рыбин обычно оставляли, чтоб с голоду не помер).
