Александр Мазин - Танец волка
Один сразу пошел ко дну, а второй, кормчий, оказавшийся недюжинным пловцом, ухитрился уже под водой избавиться от железа, вынырнул локтях в сорока от корабля и быстро поплыл к торчавшим из воды скалам.
Стрелять в него начали не сразу: думали, что утонул. А потом ни одна стрела пловца не задела.
То ли боги его хранили, то ли сконцы оказались неважными стрелками. Скорее, последнее.
– Догнать его! – закричал Эйнар.
Но как? Кнорр и драккар в надежной связке. Расцепить можно, но требует времени. На лодке отправился в Валхаллу Хеги Косолапый.
Впрочем, догнать было можно. До скал, к которым стремился свей, было неблизко.
Но Эйнар уже забыл о собственном приказе и полез в трюм кнорра: что там такого интересненького?
А Лейф Весельчак, некоторое время понаблюдав за пловцом, объявил:
– Да пусть его! До берега слишком далеко. Не думаю, что он доплывет. Что на него время тратить? Да и скалы тут. Еще днище пропорем. Давайте займемся добычей.
И все с ним охотно согласились. Потрошить добытый кнорр – что может быть интереснее?
Этим вечером каждый из сопалубников Северного Змея стал заметно богаче. Еще бы: отличный кнорр со всем содержимым. И добрые свейские доспехи, лучшие из которых Лейф по праву взял себе.
После нападения авторитет норега многократно умножился. Он доказал, что может быть отличным вождем. Куда уж лучше? Богатая добыча – и никто даже не ранен, если не считать одного дурня, который поскользнулся в луже крови, треснулся о рум и сломал нос. Так что норега славили все.
Кроме Эйнара. Сын ярла чувствовал глубокую обиду. Он – хёвдинг. Он рисковал ничуть не меньше Лейфа, когда они втроем взошли на свейский кнорр. Почему никто не воздал ему должное?
Впрочем, должное он сам себе воздал, когда по праву хёвдинга завладел пятью долями лучшей добычи. А что? Это справедливо! Пусть скажут «спасибо», что за румы Северного Змея Эйнар ничего не потребовал[19].
Обида молодого хёвдинга никого не волновала. Сконцы пили пиво, взятое на кнорре, ели вяленое мясо и ягоды в меду, добытые оттуда же, – и дружно пели песни, хотя после третьего бочонка это было уже не пение, а бычий рев…
Гудрун сидела рядом с Лейфом и делала вид, что разделяет общую радость. А втайне надеялась, что кто-нибудь из пирующих спьяну вывалится за борт…
Но думала не об этом. Ее беспокоил один вопрос, который почему-то не пришел в голову никому из мужчин. Что будет, если уцелевший свей все-таки доберется до берега?
Ночью она не выдержала и задала этот вопрос Лейфу.
Норег самодовольно хрюкнул.
– Ты хотел, чтобы он спасся? – догадалась Гудрун. – Но зачем?
– Узнаешь, когда придет время! – отрезал Лейф. – И хватит разговоров! Мне нужен сын, а не твои вопросы. Иди сюда, женщина…
Глава четырнадцатая
Справедливый суд в Хедебю
Я по-прежнему вижу ее во сне каждую ночь. Она больше не плачет. Ее лицо, как мертвая маска. Я смотрю на нее, и самому впору заплакать. И еще больше хочется – убивать.
Я чувствую, что вскоре смогу это желание удовлетворить. Рука заживает отлично. То есть на клавесинах мне уже не играть, ну да я и раньше не играл, а грести мог бы… Если бы отец Бернар не запретил.
А вот с мечом упражняться – никаких ограничений. Так что мы с Медвежонком, который тоже стремительно здоровеет, крутим железо до полного изнеможения. Друг с другом, с ирландскими хольдами, с самим Лисом, который фехтовальщик – так себе, зато убийца – наивысшего класса. Среднестатистический мастер айдзюцу[20] и мявкнуть бы не успел, а уже заполучил бы децил стали в брюшную полость.
Но вернемся к нашим новостям.
Человек, которого мы сняли со скалы, оказался кормчим свейского кнорра. И кнорр этот совершенно внаглую захватили разбойнички, предводительствуемые, кем бы вы думали? Точно! Эйнаром Торкелем и Лейфом Весельчаком.
Напали они довольно подло: вкрались в доверие и набросились. И это притом, что у свейских купцов была грамотка-гарантия от Харека-конунга, а сам Эйнар шел в Хедебю. Они что, совсем идиоты?
И на хрена захватывать кнорр, нагруженный железом, если железо это на драккар можно перегрузить только малой частью? А тащить обратно в Хедебю чужой кнорр, который к тому же там видели, – это полным недоумком надо быть. Да Харек за такое все торчащие части тела тупым ножиком отрежет.
И какого хрена они отпустили свидетеля? Догнать пловца в море можно на самой утлой лодчонке. Догнать и утопить. А потом заявить: ничего не знаем, ничего не видели, нашли кнорр без команды и забрали. Тоже мало достойное доверия заявление. Но его хоть опровергнуть некому.
Мужик, однако, орел. Просидел на камнях четыре дня, питаясь ракушками и утоляя жажду дождевой водой, скопившейся в яме на макушке валуна. И дождь прошел всего лишь позавчера, так что первые пару дней он сидел вообще без воды. Вот это круть! Вот это настоящая воля к жизни!
Я всё ломал голову: что за абсурд? На хрена им было нападать на кнорр? Жадность и дурость?
Но за Лейфом ничего подобного не замечалось.
Эйнар Прыщик – да. Этот – молокосос. Но мой бывший хирдман – мужик умный и расчетливый…
Я ломал голову и строил прогнозы, а Свартхёвди – ликовал. У Медвежонка всё просто. Он сразу заявил, что новость – отличная. Мол, оставят сконцы кнорр себе или утопят, предварительно перезагрузив часть груза на Северного Змея, это уже не так важно. И в первом, и во втором случае они пойдут медленнее, что замечательно, поскольку Северный Змей – кораблик ходкий, и настичь его непросто. А если он отяжелеет или, что вообще отлично, возьмет на буксир набитый под завязку кнорр, то это существенно приблизит его, Медвежонка, к сбыче мечт. То есть к наматыванию сконских кишок на столб.
Не правда ли, очень оптимистично?
Кнорр они не бросили. И задержались даже больше, чем мы могли надеяться. Дистанция между нами сократилась до трех дней хода. Так нам сказали в поместье, где мы остановились. Они видели Северного Змея, буксирующего кнорр, всего три дня назад.
* * *Твердая земля, камешки колют спину… Почему-то с Ульфом она никогда не обращала внимания на все эти мелкие неудобства. Новый муж пыхтит, старается, слюна течет по бороде, вздуваются буграми мышцы под белой гладкой кожей, хрипит:
– Хорошо тебе?.. Хорошо?..
Гудрун молчит. Выдыхает резко, когда здоровенный норег наваливается на нее всем весом.
Ему кажется: она задыхается от страсти… А ей просто тяжело. И – ничего. Внизу словно все отмерло.
Лейфу – без разницы. Влить в нее еще одну порцию семени – вот о чем он думает. Если думает…
– Обними меня! – приказывает муж.
Гудрун обнимает. Под ладонями – липкая от пота кожа, под кожей – горячая плоть. Мышцы, ребра… Гудрун представляет, как входит в эту плоть холодное железо… И чувствует сладостное томление в груди. С губ срывается стон…
Муж думает: это она – от страсти, и толчки-шлепки становятся чаще. Он взрыкивает по-медвежьи и наконец изливается. И тут же отталкивается от земли, усаживается рядом, очень довольный, глядит на Гудрун сверху, скалится:
– Вижу, ты начинаешь оттаивать, моя ледышка! Когда-нибудь я научу тебя, как надо любить мужчину! Как я хочу услышать твой крик, когда в тебя входит кое-что твердое! Ты удивишься, как это бывает!
Гудрун тоже улыбается.
«Когда-нибудь я воткну в тебя кое-что твердое.
И ты тоже удивишься. И, может быть, закричишь…»
Но вслух произносит:
– Надо возвращаться. Я чувствую запах жареного мяса.
Ноздри Лейфа раздуваются…
Он изменился, Лейф Весельчак. Сейчас его никто не назвал бы Весельчаком. Он не смеется, не шутит, а улыбается только тогда, когда хочет показать силу. Не улыбается – показывает зубы.
– Так и есть! – восклицает он. – Мясо готово!
Вскакивает, натягивает штаны, опоясывается…
И вот его уже нет. Прирожденный воин, этот норег, ее новый муж. Стремительный, бесшумный… Мгновение – и пропал в чаще. Проголодался.
А вот Ульф ее бы не бросил.
Но – бросил. Ушел в Валхаллу, оставив ей месть. И растущего внутри ребенка.
Гудрун ополаскивается у ручья, застегивает пояс и бредет вниз по тропинке, к бухточке, в которой стоит Северный Змей и жарится мясо…
Но не успевает пройти и нескольких шагов, как ей преграждают дорогу.
Фари и Фастайр. Родные братья. Фари – старший. Зато Фастайр – крупнее.
Гудрун останавливается. Смотрит молча. В глаза. То одному, то другому. Братья мнутся…
Может, они ожидали, что она испугается? Вот еще глупости.
– Говорите, – роняет Гудрун.
Братья переглядываются.
Потом старший делает шаг вперед:
– Ты хороша, – сообщает он. – Нравишься мне… То есть нам.
– И что?
– Может, это, покувыркаемся?
Гудрун хохочет.
Братья переглядываются в смущении. А на что они надеялись?
Принудить? Уговорить? Купить?
– А друг с другом вы покувыркаться не хотите?
