Гэрет Уильямс - Темное, кривое зеркало. Том 5 : Средь звезд, подобно гигантам
Его глаза вспыхнули.
— Сообщество. — проговорил он.
— Мы должны построить сообщество.
Куломани откинулся в кресле. Он напряженно раздумывал. Дэвид мог это заметить.
— И с чего мы могли бы начать? — поинтересовался бракири.
— После этого я планировал отправиться на Центаври Прайм. Я слышал, что там находятся и Г'Кар и Император Моллари, что они больны, но выздоравливают. Я собирался говорить с ними.
— Глупо. — хмыкнул Вижак. Дэвид вздрогнул и взглянул на него. Тот чересчур долго молчал. — Путешествия опасны.
— И что теперь — мне надо махнуть на все рукой?
— Нет. — решительно ответил дрази. — Мы пригласим их сюда.
* * *Она была сиянием, огнем, красотой, чудом и миллионом прочих вещей, для которых у него не было слов. Его кожу покалывало, когда он касался ее, и когда они целовались в его разуме вспыхивали странные картины.
Она пыталась объяснить ему когда — то, давным давно, на что это похоже — когда два телепата занимаются любовью, но он никогда не был особо одарен, как телепат и никогда не достигал того мгновения совершенного блаженства и близости, которое она описывала.
Теперь он познал этот миг.
Потом он плакал. Потом они разговаривали. Он не мог вспомнить большую часть разговора, но что — то из ее слов потом всплывало в его памяти. Во снах он вспоминал все в мельчайших деталях, но просыпаясь всегда забывал все вновь.
— Я думал ты умерла.
— Не умерла, просто изменилась. Мы сделали это.
— Сделали что?
— Все это. Мы уничтожили Сеть, освободили рабов. У нас есть свой собственный дом. Место для телепатов, телепатов всех рас.
И…
— Я так люблю тебя. Я видел сны об этом, год за годом, ту тварь которая вышла из портала, который мы создали, Абби кричащую тебе, и…
— Тебе это больше никогда не приснится.
— Я знаю… Знаю.
И…
— Они тоже ушли. Все они. И они тоже не вернутся назад. Мы… мы думаем, что все они погибли. Мы пытались использовать несколько врат из тех, что остались после ворлонцев, чтобы заглянуть в их вселенную, и… они работают не очень, но то, что мы увидели… Это прекрасно. Там все живое, только что рожденное, словно в Эдеме. Надеюсь что мы сможем однажды восстановить какие — нибудь из врат и пройти туда, чтобы увидеть все воочию.
— Надеюсь, вы этого не сделаете.
— Почему?
— Некоторые мечты должны остаться мечтами.
И…
— Для меня нет там места, верно? В этом вашем новом мире. Я недостаточно подобен вам.
— Нет. Прости…
— Нет, я понимаю. Я всегда это понимал. У тебя есть твой собственный новый мир, и… у тебя есть он. Вы… вы… вместе… снова?
— Да. Он принял то, что случилось с Абби. Он сказал, что он бы сделал то же самое. Я не знаю — легче от этого или нет.
— Ты заслужила счастье.
— Я счастлива. Ты помнишь кое — что, о чем мы когда — то спрашивали друг друга. Не помню, кто задал вопрос первым, но…
«Возможно ли чтобы мужчина одинаково любил двух женщин?»
«Если возможно то, что женщина одинаково любит двух мужчин.»
И может ли быть это вообще.
И…
— Мне пора.
— Знаю.
— Ты больше не увидишь меня.
— О, я думаю что увижу.
— Как?
— Во снах.
И…
Конечно она ушла, как и сказала. Он не мог плакать, и он не мог увидеть ее, но все равно он отвел взгляд, и не заметил, как она, исчезая, осторожно проводит ладонью по животу, а по ее светящемуся лицу скользит легкая улыбка.
* * *Его руки тряслись и он одевался медленно. Потребовалась вечность, чтобы застегнуть пуговицы на его мундире. Ему часто приходилось останавливаться и отдыхать, его дыхание сбивалось на хриплые одышливые всхлипы. Когда он закончил — он помедлил, глядя в зеркало и ужаснулся тому лицу, которое смотрело на него.
Лондо Моллари был стар. Нет, хуже того. Он был мертв. Он должен был быть мертв. Его смертная греза наступила и прошла, а он все еще был жив, пережив руки Г'Кара по какой — то случайности или насмешке судьбы, он должен был умереть. Они оба должны были умереть. Так ему грезилось.
Он понимал, что это должно было быть освобождением — знать, что он пережил то, что должно было стать его смертью, но он не чувствовал себя свободным. Пожалуй, это даже пугало. Когда он знал обстоятельства его смерти — он чувствовал себя почти бессмертным. Теперь же… теперь он болезненно осознал, насколько он был смертен.
Он мог бы стать последним. Это было даром его народа, грезы приносящие видения о том, когда они умрут, но этот дар уходил. Пророчиц сейчас совсем уже не стало. Телепатов было немного, и становилось все меньше. Кто — то, как его племянник Карн, Вир и прочие, никогда не видел смертной грезы. Как и Джорах, если уж на то пошло.
Он получил сообщение о смерти Карна в бою, и об отставке Джораха. Он не мог его винить и он его понимал. Казалось что все молодые умерли, и остались лишь старики, что озирались по сторонам погасшими глазами и спрашивали — куда же все ушли. Карн и приемыш Джораха, Линдисти… брак между ними, который когда — то обговорили они с Джорахом, много лет назад.
Он, наконец, отвернулся от зеркала, и он знал что должен сделать. Он откладывал это так долго, как мог, но больше это ждать не могло. Он обязан был нанести один, последний визит — его другу. Наверное, последнему другу, который у него остался.
Он шел нетвердыми, дрожащими шажками по коридорам его дворца, каждый уголок и каждый камень здесь был полон воспоминаний. Место, где умер Малачи, где он сражался с Картажьей, коридор, по которому он бежал после смерти Рифы, окно, в которое он смотрел на Теней и ворлонцев, сражавшихся в небесах, место, куда он убегал, когда был маленьким мальчиком, комната, где он узнал свой первый поцелуй…
Столько всего, что можно вспомнить и столько всего, что он предпочел бы забыть. И это все, что приносит тебе старость? Воспоминания — и ничего больше? Холод, озноб и великое множество сожалений?
Малачи. Он дал ему обещание, когда тот умирал. То обещание, как и множество других, осталось неисполненным.
Он шел дальше, опустив голову, молчаливый и хмурый, пока не пришел в сад, где сидел Г'Кар.
Нарн оправлялся от их схватки куда быстрее него; по крайней мере — в том, что касалось телесного здоровья. Нарны, как правило, были сильнее и выносливей центавриан, и сам Г'Кар был куда сильней и выносливее Лондо.
Но душа его была затуманена. Г'Кар редко заговаривал с окружающими, и почти не ел. Он выглядел сломленным, его глаз безучастно смотрели в никуда. С ним была девушка — его ученица, приемная дочь, или кем там она ему приходилась. Она была изящной — для нарнки, босонога, одета в белую с серым рясу, и несла шрамы от ее ранений со странным чувством гордости.
Позади них стоял одноглазый нарн, телохранитель Г'Кара. Та'Лон и сам был ужасно изуродован шрамами, а некоторые из тех шрамов были очень свежими. Никто не говорил что сталось с ним, когда безумие поглотило этот мир, но Лондо слышал слухи — про груды тел, про улицы, залитые кровью, про руки Та'Лона скрючившися как когти и про его безумный хохот. Даже во дворце слуги и дети со страхом рассказывали про одноглазого гиганта — нарна.
Впрочем, и у самого Г'Кара тоже был только один глаз.
Девушка заметила его и коротко улыбнулась. От этого ее лицо на миг стало прекрасным и совершенно детским. Она поднялась с каменной скамьи и коснулась руки Та'Лона. Они ушли вместе и молча.
Лондо подошел к его другу, к одному из самых старых его друзей. Тишина была полной и подавляющей, но он и не думал о том чтобы заговорить и нарушить ее.
Наконец, он протянул руку. Г'Кар поднял взгляд, и Лондо увидел в его единственном глазу смесь из жалости к себе, отвращения и ненависти к самому себе, которые наполняли пророка.
В конце концов, Г'Кар подался вперед и принял руку Лондо.
Лондо опустился на скамью и они вместе наслаждались покоем и тишиной сада.
* * *Все было холодным и серым. Словно он умер снова, и застрял в каком — то пустом промежутке между раем и адом.
Джон Шеридан огляделся вокруг. Но если он умер — то где же Деленн? Он не мог представить, чтобы любой из богов, милосердный он или нет, стал бы разлучать их после всего этого. После всего, что они вынесли и претерпели, могут ли они быть разлучены навечно?
Она верила в место где не падают тени. Он не очень много знал про религиозные верования минбарцев; а если он и знал раньше — он не мог вспомнить это сейчас, но ему эта идея нравилась. Проблема была лишь в том, что он не верил что такое место есть.
Некоторые хотели, чтобы он остался после битвы. Некоторые хотели даже, чтобы он руководил ими — в точности, как планировал Синовал. Но все же он ушел. С него было достаточно руководства, достаточно командования, достаточно войны. Если рядом с ним не было Деленн — какой во всем этом был толк?
