Главная роль 8 (СИ) - Смолин Павел

Второе место стабильно удерживают венгры — Франц Фердинанд известен на весь мир своим проектом реформирования Австро-Венгрии в этакие «штаты», с широкой автономией и национальными анклавами при едином центральном правительстве. Венгры, которые рулят чуть ли не половиной Австро-Венгрии, такому были сильно не рады — по их власти и доходам реформа, которой грозился наследник австро-венгерского престола, должна была ударить сильнее всего.

Несмотря на отчаянные попытки государства заставить всех поверить в случайность и успокоиться, толку не было: «лоскутное одеяло Европы» затрещало по швам как никогда раньше, а «Изба» ловко подкидывала дровишек в очаги недовольства. Особенно эффективно «выступали» чехи, которые возлагали на Франца Фердинанда большие надежды обрести свою уютную национальную автономию.

Политические убийства в Австро-Венгрии стали ежедневной рутиной, к ним добавилась приправа из стачек, этнических столкновений и прочего добра. Центральный аппарат пока справляется, и в дальнейшем податное население таки утихомирит, поэтому мы решили не тратить время попусту — действовать нужно пока стратегический соперник занят самим собой.

Остаток июля был посвящен усиленной пропагандистской накачке собственных подданных. Минимум ура-патриотизма, минимум всякой ерунды вроде «нужно помочь братьям-христианам в другой стране» — работа велась с точки зрения обыкновенного реализма с конкретикой: что получит Российская Империя, одолев зловредную «турку». А получит она много чего! Общество моими стараниями за последние годы несколько изменилось: если когда-то, в моей реальности, люди полагали, что они идут на войну за царские долги, а Проливы империи нужны только чтобы продавать зерно за бугор, ничего не оставляя внутреннему потребителю, то теперь подобной бредятины и днем с огнем не сыщешь. Население Российской Империи — самое политически и экономически грамотное в мире! Нет, так-то нарваться на мошенников может и стабильно «нарывается», но о значении торговли для общего уровня благосостояния общества представление имеет!

Тридцать первого июля, под вечер, я поцеловал любимую супругу, расцеловал деток и отправился к семейному духовнику, недавно назначенному шестидесятидвухлетнему отцу Иллариону, обладателю грозно топорщащейся бороды и зычному басу:

— Неспокойно мне, батюшка.

— Тяжелые времена впереди, — понимающе кивнул Илларион. — Да благими делами и пользою великой они обернутся.

— Не для всех, — вздохнул я.

— Бойся всеобщего блага, ибо на Земле оно невозможно, — поднял в воздух палец Илларион. — Гордыней не воспылай, да на себя лишнего не бери — надорвешься и дел наворотишь. Россия нынче — силища великая, каковой никогда не было. Не возгордись, распоряжайся ею рачительно.

— Обязательно, — пообещал я. — Силища-то великая, но за каждое действие жизнями платить придется.

— Короток век человеческий, — философски заметил Илларион. — За Веру, Царя и Отечество жизнь отдать благое дело. Главное — с толком.

— Не за Веру, Царя и Отечество, а конкретные материальные блага, — поправил я.

— За интересы Родины, — предложил компромисс духовник. — Ты цинизмом-то не увлекайся, Георгий Александрович. Не стесняйся идеалов и веры своей крепкой — все знают, Царьград освободить от гнета магометанского заветная твоя мечта.

О как! А я-то и не знал! Фиг с ним, пусть батюшки что хотят думают.

— Указы сейчас пойду подписывать, — поделился я с Илларионом планами.

— И правильно — медлить далее нельзя, — одобрил он и осенил меня благословением. — С Богом ступай, Православный Царь.

С Богом любое дело сподручнее начинать, поэтому я пошел в свой кабинет, по телефону велел Остапу зайти через десять минут и достал из сейфа три здоровенные папки. Пакеты указов.

Первый — о введении в Российской Империи военного положения. Во многом — формального, потому что рвать жилы всей страною ради победы нет смысла: нормально подготовились, и воевать будем в рабочем так сказать режиме.

Второй — о начале войны с Османской Империей. Ах да, положено же врага предупреждать. Взяв трубку телефона, я попросил телефонистку связаться с турецким посольством — телефон у них есть. Когда трубку на том конце провода снял дежурный дипломат, я заявил:

— Это Георгий Романов беспокоит, Император Российский. Через девять часов мы начнем вести против Османской Империи войну, поэтому объявляю ее вам заранее. До свидания.

Официальная бумажка тоже будет — сейчас Остап придет, озадачу его этим, а пока подписываем третий пакет указов — об активации здоровенной пачки льгот и привилегий, которые получат участники боевых действий. Мужикам, надеюсь, понравится, и умирать они будут, прости-Господи, с легкой душой.

— Начинаем, Георгий Александрович? — спросил Остап, узрев на моем столе папочки.

— Начинаем, братец, — кивнул я. — Займись, будь добр, — указал на стол.

— Сию секунду, Ваше Императорское Величество! — торжественно козырнул Остап.

С самого утра солнце обрушило на Москву всю свою летнюю мощь. Прошедший минувшей ночью ливень наполнил своими испарениями воздух, и непривычным к такому климату жителям «старо-новой» столицы приходилось туго. Погода, однако, в этот раз оказалась неспособной помешать Москве на ушах. По наполненным людьми улицам сновали мальчишки-газетчики, повторяя примерно то же, что утром вылилось на подданных Российской Империи из радиоприемников и уличных мегафонов:

— Война! Россия объявляет войну Османской Империи! Его Императорское Величество Георгий подписывает указ о введении в стране военного положения! Его Императорское Величество собирается обратиться к подданным на Красной Площади! Время обращения вы узнаете на странице нумер три! Покупайте газету, товарищи!

Множество мальчишек сегодня набьет сумку копейками, распродав к чертовой бабушке свежий номер. Война — дело большое, коснется всех, а значит узнать чего там и как будет полезно. Более подверженный нервным потрясениям народ вместо газет спешил закупиться крупами, мукой, сухарями, сушеным мясом, консервами и альфа и омегой выживания в эти непростые времена — солью и спичками. Ух и чесались руки у купцов от желания в честь такого ажиотажа приподнять цены, да нельзя — накануне каждому лавочнику Москвы доставили бумагу, в которой Его Императорское Величество изволили вежливо просить так не делать, ссылаясь на «невидимую руку рынка». Врагом себе никто не был, и только двое купцов к исходу дня получили долгие воспитательные беседы в ближайшем околотке — ну не сажать же жадин за то, что в своем магазине какие хотят цены ставят.

Несмотря на снующих по городу «хомяков», в целом настроение у народа было приподнятое. Война в их памяти была всегда, и на то она и Империя, чтобы время от времени с кем-то воевать — не зря же страна такой ВПК мощный отгрохала! Кроме того — к войне Георгий готовился, и призывал остальных делать так же. А ежели готовились — неужто оплошаем?

Отдельной популярностью в этот страшный на самом-то деле день пользовались будущие комбатанты — львиной доле расквартированных в Москве и Подмосковье работников Военного Министерства осталось ночевать в столице крайнюю — чтобы не сглазить! — ночь. Военных угощали квасом, пирогами, щедро поили в кабаках, сотни тысяч девушек и женщин роняли слезы, в соответствии с супружеским долгом желая любимым (в такой момент даже полный козел таковым становится) вернуться домой с победой.

Словно по волшебству улицы принаряжались в Имперские стяги и плакаты агитационного и гражданско-оборонительного характера. «Не болтай!», «Бей турка!», «При обнаружении подозрительных предметов сообщи о них ближайшему полицейскому чину» и тому подобное.

Плакаты, призывающие добровольно направиться в ближайший военкомат для прохождения двухмесячного обучения с последующей отправкой на фронт заставляли мужиков всех возрастов задумчиво чесать репу — патриотический порыв Родина поощряла сотней рублей ежемесячно (тремя сотнями — для непосредственных участников боевых действий) и исполинским списком «бонусов» для семьи на поколения вперед. Для соблюдения социальной справедливости, тот же самый пакет благ получили и все предварительно мобилизованные граждане с кадровыми военными.