Наши танки дойдут до Ла-Манша! - Морозов Владислав Юрьевич

Спрашивается — ну и что это за хрень? Лично я за всё время своей армейской службы никогда подобных приказов не получал.

Однако, коли уж приказ был получен, его следовало выполнять. Я кликнул своих офицеров-танкистов (поскольку мотострелков и прочих артиллеристов приказ не касался, я их вообще не стал тревожить) и приказал срочно построить вверенный личный состав. Пока готовился к построению, с удивлением обнаружил, что нигде не могу найти свою полевую фуражку. Возможно, она чисто автоматически отправилась вслед за снятым накануне «для профилактики» и по настоянию начхима Сырцова обмундированием — тем, в котором я, в числе прочих, попадал под атомную бомбёжку. А значит, фуражечку могли и сжечь вместе с комбезом. Пришлось выходить к бойцам в солдатской пилотке, ничего не поделаешь.

На построение собрались практически все уцелевшие экипажи, кроме разве что тех, кем занимались медики (караул и боевое охранение сейчас были за мотострелками и разведкой). В общем, через пятнадцать минут передо мной на обочине шоссе стояла недлинная шеренга в таких же, как и у меня самого, чёрных комбезах.

Я коротко объяснил бойцам насчёт спецзадания.

Добровольцев попросил сделать шаг вперёд. Ожидаемо вперёд шагнули все, так что дальше пришлось выбирать самому, благо было из кого.

Разумеется, мой собственный экипаж был не в счёт (куда я, туда и они, я Черняева с Прибыловым спросил про это ещё накануне), значит, оставалось ещё девять.

Никого из ротных я тащить с собой не хотел, но, подумав, взял Маликова — во время построения он смотрел на меня как-то по-особенному. Словно я не командир сводного отряда, а, как минимум, неожиданно и ни к месту воскресший дедушка Ленин. Весь вид Маликова прямо-таки кричал — ну пошлите меня на подвиг, ваше благородие! Хоть на Бородино, хоть на Шипку, хоть в Порт-Артур! Ладно, пусть повоюет, для спецзаданий подобный оптимистический настрой — самое то. Ещё я выбрал экипажи двух взводных из моего батальона, лучших снайперов по итогам ещё довоенных учений — лейтенантов Кокошкина и Бокарёва, которых у меня в батальоне называли за глаза не иначе как «Кока и Бока». Ну и ещё шесть экипажей — сержантов Лаптева, Колосова, Будяка, Апанаева, Середы и ещё одного моего земляка из Краснобельска, старшего сержанта Ильясова, имевшего очень странную кличку «Кирогаз». Об истории этого прозвища разные люди рассказывали разное. Говорят, сразу после учебки ленивые затейники-дембеля с какого-то перепуга перекрестили Ильясова, которого звали Ильгиз, в «Киргиз», хотя на самом деле он был полубашкир - полутатарин, а никакой не киргиз, и даже физиономией на киргиза совершенно не походил. Ну, а ко второму году службы его кличка «Киргиз», опять-таки по неизвестной причине, трансформировалась в «Кирогаз» ...

Отобрав таким образом нужный мне народ, я приказал остальному личному составу (тем, кого я не назвал) разойтись, а названным экипажам велел привести себя в порядок, собрать манатки и через полчаса собраться у моего танка. Сам я за оставшееся время успел только по-быстрому побриться. Делать это второпях и холодной водой — удовольствие ниже среднего, но пред очи высокого начальства надо представать чисто выбритым, побеленным и посыпанным песком, с видом лихим и придурковатым.

Покончив с бритьём, я сдал командование, назначив за себя комроты Дружинина. По идее после нашего отбытия почти треть танков нашего сводного отряда оставались без экипажей, но, слава богу, у нас был кое-какой резерв «безлошадных». В основном это были, конечно, экипажи с подбитых «Т-64», но ездить и воевать на «Т-72» после «шестьдесят четвёртого» совсем не сложно. За зама и начштаба при Дружинине оставался мотострелковый комбат капитан Синицин, мужик неглупый и серьёзный, но, поскольку мы всё-таки танкисты, командовать теми, кто остаётся, по моему разумению, должен был танкист. Я отдал Дружинину и Синицину соответствующие приказания. Вводить Дружинина в курс дела не требовалось, он ситуацию в нашем сводном отряде знал не хуже меня, вплоть до технического состояния отдельных танков и положения с запасом топлива и боеприпасов.

Ольга Смыслова, до которой текст приказа довёл по моему приказу лично Тетявкин, собралась раньше всех, причём явилась к моему танку, прихватив с собой свои объёмистые сумки с оружием и гражданскими шмотками. Правда, переодеваться в штатское она пока не стала.

Вместе с ней ко мне явился и Тетявкин.

— Товарищ майор, разрешите обратиться! — изрёк он.

— Ну, обратись.

— Что вы решили насчёт радистов?

— Пока ничего. В радиограмме написано, что это не обязательно.

— Разрешите мне, тарищ майор!

— Повоевать захотелось? А справишься? Ведь мы отправляемся незнамо куда и налегке. Ты в состоянии, если что, бегать с рацией на спине, обходясь без твоего замечательного БТРа?

— Справлюсь! Наплевать! Или грудь в крестах, или голова в кустах! — заявил Тетявкин с интонацией отчаянного храбреца.

Интересно, зачем он вообще выдал последнюю фразу. Тоже мне суворовский чудо-богатырь, Козьма Крючков фигов.... Ну да ладно...

— Дурачок ты, Вова, — ответил я ему на это. — И девиз этот довольно дурацкий, но раз назвался груздем... В приказе говорилось о двоих, но, думаю, нам и тебя одного хватит. Так что сдавай хозяйство своему подчинённому сержанту и срочно обратно, с вещами и личным оружием. Да, рацию не бери. Её, я так понимаю, если что, там дадут...

Тетявкин убежал и быстро вернулся, уже с вещмешком и «АКМСом». Потом возле моего танка собрался и остальной личный состав. Физиономии у всех назначенных на спецзадание танкистов были почему-то безмерно довольные и где-то даже радостные. Спрашивается — с чего? Ведь не на банкет же зовут, а явно к чёрту в пекло...

Около 10.00 мои пэвэошники сообщили, что наблюдают подход на предельно малой высоте с юго-запада двух вертолётов. Вертолёты, судя по всему, были наши.

Спустя несколько минут по возникшему в небе знакомому шуму я понял, что транспорт за нами, похоже, прибыл. В небе над дорогой проскочили два зелёно-голубых «Ми-8Т» без подвесок, сразу же, без лишних церемоний, зашедших на посадку прямо на шоссе. Глушить двигатели вертолётчики не стали.

Сдвинулся назад блистер с левой стороны пилотской кабины ближней «восьмёрки», и мордастый крепыш в кожаной куртке и таком же шлеме заорал, силясь перекрыть шум турбин у себя над головой:

— «Аленький-5»?

— Так точно! — заорал я в ответ, энергично отмахиваясь от летящей в физиономию поднятой вертолётными винтами пыли и мусора.

— Тогда быстренько грузитесь, — проорал вертолётчик. Начальство ждать не любит!

Не любит, так не любит.

Особого приглашения нам не потребовалось. Личный состав быстро набился внутрь вертолётов, разместившись на жёстких скамейках пассажирских кабин. Через минуту мы взлетели. В иллюминаторе мелькнули наши стоявшие по обочинам шоссе танки и прочая техника. Оставшийся на месте личный состав смотрел нам вслед. А некоторые даже махали руками и пилотками. Не скажу, что такое прощание меня обрадовало — на войне любой из нас очень быстро становится суеверным.

Между тем наши вертушки резво рванули обратно на юго-запад, держась на предельно малой высоте.

— Мы в Остенде? — поинтересовался я, засунув голову в пилотскую кабину.

— Ага, — ответил давешний, упитанный командир экипажа и уточнил: — Аэропорт Остенде- Брюгге.

Наш перелёт занял чуть больше получаса. Когда мы немного набрали высоту и подлетели к хорошо различимой у самого берега моря, среди строений этого самого Остенде (судя по отсутствию пожаров и дыма, серьёзных боёв тут, похоже, не было) ВПП указанного аэропорта, я ещё с воздуха рассмотрел в иллюминатор огромное количество авиационной и не только техники внизу.

Столько транспортных самолётов в одном месте я не видел, пожалуй, что с самой Эфиопии.

Правда, здесь не было видно гигантских «Ан-22», которые тогда возили танки и прочую, особо тяжёлую технику, в Аддис-Абебу. Зато «Ил-76», «Ан-12» и прочих летательных аппаратов поменьше хватало.