Злой гений Порт-Артура - Романов Герман Иванович
Фок говорил негромко, но настолько властно, что китайцы замерли, уткнув носы в землю. Понятно, в каждой роте были вот такие нестроевые, набранные в суматохе. И что характерно, многие подобрали винтовки убитых и раненых русских солдат и принялись стрелять из винтовок по отчаянно сражавшимся японцам, что засели в фанзах.
Полковнику Савицкому Александр Викторович запретил штурмовать деревеньку, вокруг шла перестрелка – несмотря на сгущавшиеся сумерки, отнюдь не вялая. Имелись бы гранаты и минометы, то проблем бы не стало, но о таком оружии можно только мечтать. Ждали прибытия одного-единственного 87-мм орудия – все остальные разбиты корабельными снарядами. Пулеметов осталась ровно половина из десятка, а спасительных скорострелок Путиловского завода потеряно семь из шестнадцати. Победа далась русским войскам дорого, высокую цену заплатили кровью. Но такова плата в войне, иная просто не принимается, и потери будут всегда.
– Будете служить мне, и я выполню ваше сокровенное желание. Отдай мне винтовку, незачем патроны переводить!
Фок вытянул руку из косынки. Сморщившись от боли, положил трехлинейку на крепкий сук, легонько потряс – винтовка легка, как надо. Посмотрел, прищурив глаз: генерал, как и многие старики, получил дальнозоркость, что было кстати. Покосился в сторону русских офицеров и солдат – все держались на отдалении, никто не подходил, видимо, все посчитали, что генералу пришла в голову какая-то очередная блажь. Фок просто не хотел, чтобы кто-то услышал, что он бегло говорит на китайском языке.
– Видите, самурай с мечом стоит, рукой машет! Вон там, на середине улицы, где отблески пламени! Смотрите!
Прицелился, прикусив губу и сдерживая боль, плавно потянул спусковой крючок – раздался выстрел, приклад толкнул плечо. Фок отдал винтовку ошарашенной китаянке, чьи глаза раскрылись, подобно цветку и стали вполне европейскими. И спокойно произнес:
– Вот так вы будете стрелять через месяц. Обещаю. Я беру вас себе, будете моими слугами и помощниками. А теперь смотрите, что будут делать с японцами, запомни это, один из тридцати шести выживших.
Десять лет назад самураи захватили Люйшюнь и полностью вырезали население двадцатитысячного города. В живых осталось только тридцать шесть китайцев, каждому из которых повесили на грудь табличку с иероглифами – там приказывалось не убивать их, так как они в погребальной команде. А всех жителей зверски убили, чтобы таким ужасным деянием запугать китайцев. И сделали это по-японски обстоятельно – рубили катанами, демонстрируя ремесло фехтовальщика, который должен оставить от тела не меньше семи частей, но лучше больше, показав тем самым мастерство.
На это чудовищное преступление европейские страны никак не отреагировали. Потом так же спокойно они примут нанкинскую резню и другие преступления японской военщины. Какое дело «цивилизованным народам» до восточной войны, где одни макаки убивают других обезьян?!
Пушка стреляла гранатами по фанзам, канониры старались попасть прямо в окно – глинобитные домишки лопались от взрывов, как перезрелые тыквы. Подвезли «максимы», и японцам стало совсем худо, да и патроны у них заканчивались. Но сопротивлялись они до конца, бросившись в последнюю атаку со штыками и мечами. Вот только в рукопашную схватку с ними вступать не стали, резанули из пулеметов…
– Вот этот меч, мой господин.
Китаянка с братом, которого он называл по номеру, ибо с того дня парень сам «потерял» свое имя, стояли перед ним на коленях, склонив головы. Китайцы за два тысячелетия пропитались конфуцианским учением, а оно строится на ритуале, и неважно, чья власть на дворе – императоров или коммунистов. И почтение к старшим по возрасту и тем более статусу у них в крови, первым делом при воспитании и обучении в это время стараются привить манеры.
– Мы все семеро прошли обряд, как ты нам приказал, мой господин. – Китаянка голосом выделила два последних слова, словно давая клятву, и он наклонил голову.
Взял в руки японский меч с обычной офицерской рукоятью, но, выдвинув клинок из ножен, только покачал головой – отличить кованную мастером сталь от фабричной выделки можно было моментально. Так самураи поступали часто, стараясь оставить при себе на военной службе старинные фамильные мечи.
– Это хорошо, я вас беру себе на службу, теперь вы мои слуги, а я ваш господин. Буду защищать вас всех и заботиться.
Фок негромко произнес ритуальную фразу, подводя черту. Теперь он обзавелся китайцами, остатками прежде большого рода, вырезанного японцами. Двумя детьми бывшего вице-губернатора, если перевести китайский чин в привычное русское понятие и пятью их родовыми слугами – преемственность поколений, наподобие английских дворецких, имела место и у китайцев. А к ним в довесок – ту полусотню бывших хунхузов, что они наняли себе на службу. Вот это были конкретные бандиты, но и своего рода патриоты – каждый имел к японцам личные счеты…
– Павел Иванович, китайцы показали себя достаточно хорошо, причем не только как носильщики. Некоторые взяли в руки винтовки и сражались вполне отважно. Таких храбрецов нужно отбирать и ставить в строй, к каждому прикрепить опытного солдата. Нам потери восполнять нужно – в ротах не двести штыков, а полторы сотни, и надеяться на скорое пополнение не приходится. Так что нужно набрать еще «носильщиков», а потом извлечь из них полезный воинскому делу элемент.
– А генерал Стессель не будет возражать?
Начальник штаба быстро записал в свой блокнот несколько строчек и поднял на начальника дивизии красные, как у кролика, воспаленные от хронической усталости глаза. Двое полных суток без сна: вначале – подготовка, потом – марш, следом – растянувшийся на пятнадцать часов бой, потом – хлопотливая ночь и не менее суматошный нынешний день.
Все прекрасно понимали, что получена лишь короткая передышка. Вовремя начавшийся шторм, о котором только Фок знал заранее, потому и принял решение дать бой, дал лишь отсрочку, и нужно хорошо закопаться в землю, подготовить настоящую оборонительную линию. А еще успеть освоить трофейное вооружение, которого оказалось, к удивлению всех, неожиданно много. Когда Александр Викторович утром прочитал сводку с длинным перечнем, то у него глаза чуть ли не на лоб полезли.
– Думаю, Анатолию Михайловичу такая идея очень понравится, ведь китайцы вправе сами выбирать: или сваливать из Квантуна, или оставаться. А раз остались, то пощады им от японцев не будет. так что свой выбор они сделали, нам только нужно их обучить, принять на довольствие, откормить, вооружить и правильно задействовать на поле боя. Но то дело будущего – шторм стихает, осталось несколько часов до рассвета, а там будем драться снова. Идите, Павел Иванович, вам еще нужно многое успеть!
Фок отпустил начальника штаба, а сам уселся на топчан, привалившись спиной к стене. Набросил на себя сверху солдатскую шинель, стараясь не потревожить переставшую ныть руку, и прикрыл глаза. Хоть пару часов было нужно поспать – организм уже немолодой, ему отдых потребен…
– Куда они делись, мать их в душу в два загиба?! – Фок грязно выругался, не в силах поверить собственным глазам. Впрочем, в таком же состоянии полного обалдения пребывали тысячи русских, вывалившихся на берег, куда волны выбросили новую порцию в несколько сотен утопленников в военной форме.
Никто не знал, радоваться или огорчаться – огромный транспортный флот с кораблями конвоя исчез, лишь на горизонте были видны несколько жидких дымков. В обе стороны по берегу были направлены конные разъезды, но неприятеля не было, как корова языком слизнула. Только туши пяти транспортов были немного пододвинуты к берегу, шестое судно непонятно куда делось.
– Так это что же выходит? Теперь все мои знания не нужны, раз привычный ход войны так изменился?! Вот тебе и перезалив матрицы вышел, сам не ожидал такого!
Фок прикусил губу, потом дернул себя за бороду: действительно, а ведь привычной истории обороны Порт-Артура теперь может и не быть. Маленькая песчинка, если считать его самого, попавшего в результате эксперимента в другое тело, смогла если не заклинить, то изменить такт работы огромного механизма, каким и является война…
