Столичный доктор. Том II (СИ) - Вязовский Алексей
— Рассекаем перикард, господин Моровский, — показал я скальпелем. — Диафрагмальный нерв видите?
— Д-да, — промычал граф.
— Три вдоха, глубоких, полной грудью! Быстро! Готов?
— Никто… — прошептал ассистент.
— Пафос потом, — оборвал я его. — Некогда сейчас, работаем! Разрез перикарда параллельно нерву, — я рассказывал и резал. — Тут у нас ожидаемо имеется кровь. Сушим! Обратите внимание, как нож шевелится при сердцебиении!
Зрелище было еще то! Народ в операционной конкретно так побледнел. Зато фотограф Вика щелкала кадр за кадром для истории. А я и не догадался.
— Лезвие в левом желудочке, рана примерно три сантиметра. Готовим четыре… нет, лучше пять круглых иголок с нитью! — скомандовал я Давыдовой. — Сейчас всё будем делать очень быстро. Все поняли?
Про операцию я только читал. Много раз. Технически ничего сложного. В Великую Отечественную простые врачи в медсанбатах ушивали ранения миокарда, и процедура чем-то выдающимся не считалась. Поэтому, наверное, у меня никаких сомнений сейчас не было. Просто сделаю — и всё. Выживет? Хорошо. Ну а нет, так нет. Все, как говорится, в руке Божьей.
— Салфетку, — протянул я руку, и искомое оказалось там в тот же миг.
Рукоятку обмотали сверху, конечно, нечего нам над операционным полем грязь сыпать. Но лишнее не помешает.
— Так, внимание. Я тяну лезвие, вы, — кивнул Моровскому, — зажимаете рану. Здесь и здесь, — показал я. — И в моей правой руке уже иглодержатель, а в левой — пинцет. Поняли? Давайте!!! Так… на рану три шва… смотрите, Вацлав Адамович, чтобы эндокард не вовлекать. Затягиваем в диастоле… Всё! Контроль!
— Сухо, — отозвался ассистент.
— Ставим дренаж в перикард… накладываем на него редкие швы… Не частить, господин Моровский! Андрей Германович, готовимся устанавливать дренаж по Бюлау! Показатели!
— Давление девяносто на пятьдесят, пульс сто двадцать, — доложил Малышев.
— Господа, поздравляю всех с успешной операцией. Ушивайте рану, Вацлав Адамович. Стул мне дайте, что-то устал я.
А все-таки здоровый мужик этот Жиган, метра два, небось. Кулаки, наверное, как голова моя. Лицо простое, не злое. Из крестьян, что ли? Кто ж его так? Известное дело, позарились на заработок, или на вещи. Ох, Господи, дай силы изменить, что я могу, дай мужество и душевный покой принять то, что изменить не в силах, и мудрость отличить одно от другого…
Премию, что ли, выписать участникам? Первый раз ведь в истории, тут граф прав был. И Вика кстати со своим фотоаппаратом, сейчас всей операционной бригадой вместе с ножом…
Не иначе как в ознаменование столь выдающегося события нас порадовали грядущим посещением высочайшего лица. А как же, проходя мимо такие люди визитов не наносят. Всё должно быть подготовлено. Все на местах, в чистом, выбритые и празднично одетые. А то вот так решит посетить это самое лицо внезапно — а начальства на работе нет, дворник пьяный, а на крыльце нижние чины ругаются матом, а потом этими же руками махорку курят! Поэтому мне телефонировали из канцелярии и предупредили, что в завтра в десять утра нас посетит Великая княгиня Елизавета Федотовна, супруга генерал-губернатора — и сопровождающие ее лица.
Ну разумеется, все подорвались. Носились, как наскипидаренные, выполнили пятилетку в три года и сразу четыре субботника. Все отскоблено и отмыто до блеска, даже окна как новые. Косынки и фартуки медсестер постираны и открахмалены до синевы, как и халаты и шапочки у врачей. Наглажены так, что о складки порезаться можно. Траву бы еще в зеленый цвет покрасить, но жаль, не успеем. Пациентов у нас было немного — всего десять человек. Три женщины и семеро мужчин. Их конечно же привели в порядок, помыли и причесали. По совету Чирикова на стены повесили хвойные ветки. Атмосферно и запах приятный. Говорят, даже бактерицидный. Только гривы кобылам в косы не заплетали.
Делегация заявилась с небольшим опозданием, я построил весь персонал — за исключением двух врачей, что дежурили на заставах, во дворе в линеечку. Надо понимать политик! Сегодня приехала жена губера, завтра он сам, послезавтра дума отсыпала «Русскому медику» денег на новые подстанции. Ну это я так, витаю в эмпиреях.
Елизавета Федотовна вышла из роскошной кареты, запряженной сразу четверкой лошадей, поздоровалась. Охрана, секретари, какие-то непонятные женщины — фрейлины? — окружили ее, словно защищая от чего-то. Великая княгиня выглядела на все сто. Муаровое платье с небольшим шлейфом, шляпка с вуалью, перчатки. Из под вуали на меня пристально смотрели все те же огромные глаза «лани». Только сейчас они были не грустными, а изучающими.
Мы поздоровались, я представил врачей.
— Женщина-доктор? — удивилась Елизавета Федотовна, разглядев в «строю» Вику. Вот тут я тоже обалдел. Талль должна была встретить нас в палатах. Вместо этого она нацепила белый халат, встала сразу за Горбуновым. И тут зашипела вспышка фотоаппарата — княгиня привезла с собой еще и репортера. Ой, ой, ой… Неимоверным усилием я сохранил на физиономии благожелательное выражение лица. Скандалу будет… На всю Москву. А я только-только Боброву всяких обещаний надавал. Ага, про машинистку пишущей машинки.
— Это Виктория Августовна, Ваше Императорское высочество. Моя… хм… ученица. Дочь ныне покойного профессора Талля.
— Что-то слышала, — Елизавета Федотовна несмело улыбнулась.
— Разрешите сопроводить Ваше Императорское высочество для показа первой в мире больницы скорой помощи.
Княгиня явилась с подарками, поэтому осмотр клиники мы совместили с одариванием пациентов. В основном всякое разное съестное — балыки, свежий белый хлеб, пасхальные яйца, даже вина. Все было разложено по корзинкам, так что с вручением проблем не было.
— Что ты творишь⁈ — шипел я на ухо покрасневшей Вике, пока Елизавета Федотовна переходила от кровати к кровати.
— А что такого? Я же почти как доктор тут работаю.
— За полгода врачом не стать! И у тебя нет диплома и степени!
— Это потому, что женщинам их нельзя получить!
Била прямо не в бровь, а в глаз. Но нет, вот надо ей втравить клинику в скандал. Завтра какие-нибудь «Московские ведомости» выйдут с передовицей про женщину-врача и все, тушите свет. Нас на следующий же день закроют! Может, как-то засветить фотографические пластины у репортера? Черт, тоже скандал.
Я оглянулся. Другие врачи клиники вились вокруг княгини, все такие деловые, услужливые.
Наконец, мы дошли до Жигана.
— Какой огромный, — удивилась Елизавета Федотовна, повернулась ко мне. — Откуда он?
— С Хитровки.
Я поднял одеяло здоровяка, потрогал повязку. Вроде не мокнет, кровотечения нет. Даже удивительно.
— Как себя чувствуешь?
— Все слава Богу, ваше Сиятельство, болит, но не сильно.
— Я не Сиятельство, — благородие, — поправил я Жигана.
— Мы люди темные.
— Что же вам подарить? — задумалась Елизавета Федотовна, позвала одну из фрейлин, та ей подала толстую книгу в красивом переплете. — Вот Псалтырь. На память вам от меня.
— Неграмотные мы, ваше благородие!
— Обращайся к княгине Ваше высочество, — опять поправил я Жигана, который от всех этих эпитетов впал в ступор. — Научим грамоте. Даю слово.
Княгиня приподняла вуалетку, мило мне улыбнулась. Какое же у нее точеное лицо, мраморная кожа…
— Хочу, Евгений Александрович, поблагодарить за вашего китайца. Сергей Александрович будто ожил. Боли в спине почти прошли, сон значительно улучшился.
Я заметил, как пристально нас обоих разглядывает Вика. Девушка закусила губку, постукивала раздраженно пальчиками по изголовью кровати Жигана.
— Это был просто мой врачебный долг, Ваше Императорское высочество, — мячик светского пинг-понга отправился обратно.
— О, нет! — княгиня покачала головой. — Вы проявили истинное благородство! Я знаю, зачем вас вызывал муж. И в этой тяжелой ситуации вы повели себя по-настоящему великодушно!
Вся клиника смотрела на нас, открыв рты. Я никого особенно не посвящал в историю с Великим князем. Так что мое участие в излечении генерал-губернатора стало для всех сюрпризом. Ну теперь и Ли Хуана порвут на британский флаг любопытствующие врачи — стоит ему прийти на тренировку, чую будет аншлаг вокруг него. Может кто-то решит заниматься ушу? Мне бы пригодился спарринг-партнер.