Александр Антонов - Распущенные знамёна
Передышка в войне действительно нужна измученной стране, как воздух. Получим её – сумеем провести частичную демобилизацию, освободим армию от тех, кто вконец устал воевать, пусть возвращаются к семьям, пашням, станкам. Начнём проводить реорганизацию – столько, сколько успеем. Когда же немцы и австрияки будут на грани капитуляции, нарушим перемирие и понесём свободу народам Восточной Европы. Но сейчас нам нужна передышка. Пока всякие переговоры бесполезны. Противник считает нас слабыми и много попросит взамен. Пусть лучше они нас зовут за стол переговоров, а не мы их. А для этого необходимо преподать им наглядный урок нашей силы.
Я раздал ребятам (Васичу и Ершу) по листу чистой бумаги и попросил обозначить место, где такой урок будет наиболее показателен. Написал сам. Собрал бумажки. Когда мы их раскрыли, на всех трёх было написано одно слово: «Моонзунд».
Глава восьмая
— Почему Моонзунд?
Ольга приподнялась на локте и заглянула мне в лицо.
— А тебе вообще это слово знакомо?
— Ну так… — неопределённо повела плечом моя восхитительная жёнушка.
— Понятно, — вздохнул я, — значит, Пикуля мы не читали и фильма не смотрели?
Ольга откинулась на подушку.
— Ты же знаешь, что я не люблю читать исторические романы. А фильм, …фильм я вроде видела, оттуда, наверное, мне и знакомо слово. Это ведь место такое, да?
— Пролив у берегов Эстонии между материком и островами Моонзундского архипелага.
— Да, да, припоминаю… Там ещё была береговая батарея, ей командовал такой симпатичный актёр… Меньшиков!
— Ты про кино? — уточнил я. — Да, в фильме Артеньева играл Олег Меньшиков.
— А что там было на самом деле?
— Примерно то же, что в кино и в книге: одно из самых драматичных сражений Первой мировой войны, в котором русская армия и флот потерпели совсем не обязательное поражение.
— И вы теперь хотите это недоразумение исправить, — констатировала Ольга. — А когда это было?
— В октябре 1917 года.
— Так это уже очень скоро! — опять приподнялась на локте Ольга. — Вы успеете подготовиться?
— Так, чтобы нанести немцам сокрушительное поражение – конечно, нет. А вот не позволить германскому флоту хозяйничать в Рижском заливе и отстоять острова – это, я думаю, нам под силу!
— Выходит, немцам весь этот сыр-бор…
— Операция «Альбион», — подсказал я.
— Что? — не поняла Ольга.
— Сыр-бор, о котором ты говоришь, в ТОМ времени был назван германским командованием операция «Альбион». В ЭТОМ времени, — мне не удалось сдержать усмешку, — они вряд ли изобретут что-нибудь иное.
— Угу, — кивнула Ольга, которая теперь сидела в постели, — орднунг, и всё такое… Но я не об этом хотела спросить, а ты меня сбил…
— Ну извини.
— На первый раз прощаю. Скажи, немцам нужна Рига?
— Как воздух, — подтвердил я. — Но операция «Альбион» тут ни при чём. Вернее, в ТОМ времени была ни при чём, тогда Рига и так была у них.
— Тогда я ничего не понимаю, — повертела головой Ольга.
— Если бы ты одна, — усмехнулся я. — В нашем времени историки до сих пор спорят – зачем? Ведь немцы тогда с «Альбиона» ничего путнего не поимели.
— Ну и на хрена им всё это было надо?
— Скорее всего, их тогдашней целью было: А – «проветрить» застоявшийся флот. Ты у меня человек военный, знаешь, как расслабляет безделье, особенно когда по умам елозят агитаторы. Б – Показать союзникам, что Флот открытого моря на Балтике ещё жив. В – надавить на Временное правительство и принудить его к сепаратному миру.
— А каковы их цели теперь? — спросила Ольга.
— Практически те же, плюс захват Риги.
— А наши цели?
— Чувствительно щёлкнуть немцев по носу и заставить их сесть за стол переговоров, не имея на руках козырей.
В детали контр-операции, которую после придания ей официального статуса мы намеревались назвать «Контр Страйк», я Ольгу, разумеется, не посвятил. Вы удивитесь, но подготовку к ней мы (Макарыч и Ко) ведём уже второй месяц, правда, без привязки к конкретному месту и времени. В мою зону ответственности входит созданная на берегу Финского залива секретная база по подготовке морских пехотинцев. За инструкторов там несколько спецназовцев из тех, что успела подготовить Ольга, а командовать «чёрными бушлатами» – не было пока беретов – мы поставили кавторанга Шишко.
Эту фамилию вспомнил Ёрш – наша ходячая энциклопедия – когда мы разговаривали про «ударников» и «батальоны смерти». Отыскать этого отчаянного вояку оказалось сложнее, чем подбить на участие в подготовке головорезов в тельняшках.
Павел Оттонович рьяно взялся за дело. По моим чертежам построил полосу препятствий, другие тренажёры (некоторые придумал сам) и гоняет себя и подчинённых, невзирая на день недели и погоду, до усмерти (в воскресенье до полусмерти) не давая спуску и инструкторам. Я у него на днях побывал с инспекцией – результат потрясающий! Можно считать, что один полк морской пехоты у нас уже есть. Оставим на базе роту для примера, и будем переводить морпехов в Кронштадт, чтобы затерялись среди моряков. На их место уже подобрано пополнение, с которым Шишко за месяц с гаком что-нибудь да сделает!
Ёрш усиленно работает над усовершенствованием морских мин – будет немецким морячкам сюрприз!
Макарыч рьяно курирует ведомство Сикорского. Он уже давно, втихаря от военного ведомства, изменил военный заказ, и Сикорский вместо «Муромцев» собирает «Невских». Теперь это, понятно, узаконено. К началу октября мы рассчитываем поднять в небо первую красногвардейскую эскадрилью.
«А как же Ведьма? — спросите вы. — Она-то чем занимается?» Докладываю: Ольга вынашивает нашего первенца. Та ещё, я вам скажу, работа!
МихаилГенерал Абрамов всё обрисовал верно. Мне его остаётся только дополнить.
Первое, что я сделал, как вошёл во власть – наложил лапу на Особое делопроизводство Главного управления Генерального штаба (разведка и контрразведка). Потому доклад Васича Брусилову о возможной активности в конце сентября – начале октября германской армии и флота в районе Рижского залива опирался, помимо нашего знания, еще и на разведданные.
Брусилов отнёсся к угрозе очень серьёзно: получись что у противника – и над столицей нависла бы серьёзная угроза. Он тут же поделился своими опасениями с Колчаком, и оба министра совместно выработали весьма разумное решение. Внешней разведке (моё поименование) предписывалось, кровь из носу, выведать как можно больше о планах врага. В район предполагаемого удара спешно отправлены наделённые необходимыми полномочиями офицеры штабов армии и флота, чтобы ознакомиться с состоянием дел на местах.
Инспектировать батареи и укрепления Моонзундского архипелага выпало будущему «ершову» шурину Берсеневу…
* * *Нос эсминца «Новúк» резво резал тугую балтийскую волну. Солёные брызги долетали до ходового мостика, попадали на лицо, но Берсенев не торопился покидать «крыло» – открытую часть ходового мостика.
— Давно не выходили в море, Вадим Николаевич? — раздался за спиной голос командира «Новúка».
— Давненько, Алексей Константинович, — улыбнулся Берсенев.
Курс корабля был проложен в виду берега.
— Церель, — показал рукой командир корабля и протянул Берсеневу бинокль.
Многократное увеличение приблизило к глазам бастионы с нацеленными в сторону Ирбенского пролива двенадцатидюймовыми орудиями.
Батареи Цереля были последним пунктом командировки Берсенева…
— …фортификационные сооружения местами не доведены до проекта. Личный состав в частях и на батареях почти повсеместно несёт службу спустя рукава, а то и откровенно ей манкирует…»
Колчак слушал Берсенева, оперев лоб на сложенные «домиком» ладони, большие пальцы рук упёрлись в щёки. Когда кавторанг умолк и закрыл папку, поднял глаза.
— Благодарю вас, Вадим Николаевич. Оставьте рапóрт и можете быть свободны.
Конец лета в Либаве выдался тёплым, и с утра на городских улицах был людно. Но потом примчался злой западный ветер. Сначала он попытался посрывать вымпелы с мачт кораблей кайзеровского военно-морского флота. Когда не вышло, налетел на город и разом смёл с улиц праздношатающуюся публику. Редкие прохожие, спешащие по службе или какой иной нужде, и потому лишённые возможности укрыться от ветра, норовили подставить под него поднятые воротники. Остальные заполнили многочисленные кафе и ресторанчики.
Представительный господин сидел за столиком и мелкими глотками неторопливо вкушал ароматный напиток, когда в кафе буквально влетел какой-то озябший морской офицер. Опустив на кителе воротник, он потёр ладонями покрасневшие уши, а потом стал высматривать свободное место. Определив направление и рассчитав курс, моряк уверенно двинулся к столику, за которым сидел представительный господин.
