Виктор Бурцев - Вечное пламя
Болдин мылся вместе со всеми, а когда попросил Лыпытайло подправить и его, генеральскую, бритву, авторитет последнего взлетел до верхушек деревьев.
– Офицера, – ответил Юра.
– Какого? – Лопухин протянул к огню руки. Вода, несмотря на жаркое лето, была удивительно холодной. – Ключи, что ли, бьют?
– За поворотом, – непонятно сказал тунгус.
– Что?
– За поворотом ручьи.
– Откуда знаешь?
– Знаю, – Юра пожал плечами. – Ходил туда.
Лопухин улыбнулся. Большая часть Юриных умений, которыми он так удивлял окружающих, сводилась к банальному: «Сходил. Видел. Умею». Он даже учил бойцов, как ставить ногу, чтобы сучки и веточки под стопой не хрустели. «Умею…»
– А офицера видел.
– Да какого офицера-то?!
– Немецкого, – тунгус вздохнул. – Что в машине.
– Ах, этого? – Иван постарался вспомнить фамилию убитого. – Лилен… Штейн… Черт лысый. Не помню.
– Может, и черт. Но видел. Странно.
– Что ж странного? Хотя… Где видел-то?
Юра поднял руки, будто держал винтовку. Прищурился и поглядел в несуществующий прицел.
– Вот так видел.
– Да ладно…
– И странно.
– Что?
– Что промазал. Я в голову стрелял.
– Да ладно! Перепутал, поди. С такого-то расстояния разглядеть… Не, точно перепутал.
Тунгус промолчал. Только затянулся посильнее самокруткой и нахохлился, как птица на ветке.
– А что же, это у тебя память такая хорошая? – вдруг спросил молчавший до того Колобков.
– Хорошая, – кивнул Юра. – Хорошая.
– А давай проверим?
– Давай.
– Вот, – Колобков покрутил головой. – Вот! Смотри! Вон у Ваньки карандаши и блокнот лежат, видишь?
– Вижу.
– Теперь отвернись.
Тунгус молча отвернулся, спокойный и невозмутимый.
Дима быстро поменял пару карандашей местами, спрятал ластик и чуть выдвинул листок бумаги из папки.
– Поворачивайся. Смотри. Что изменилось?
Тунгус подсел ближе. Показал пальцем на карандаши.
– Эти поменял.
– Так… – согласился Колобков.
– И еще бумажку вытянул…
Димка только крякнул от досады. Клочок бумаги он полагал самым сложным маневром.
– Шишку сдвинул.
– Какую шишку?! – Дима от удивления даже привстал. – Не было шишки! Вот тут-то и ошибся!
Он заулыбался, поймав тунгуса на промахе.
– Не ошибся. Вот тут лежала, – Юра наклонился к земле. – Даже впадинка есть. Давно лежала.
Колобков проверил. След от шишки был явственно виден.
– Н-ну… Может быть… Не нарочно.
– Мне все равно, нарочно или нет. Сдвинул.
– Ну, хорошо-хорошо. Сдвинул! Пусть сдвинул! Все?
Юра искоса глянул на Колобкова.
– Резинку верни.
Дима только сплюнул в сердцах и положил ластик обратно.
– Память хорошая. – Тунгус вернулся на свое место у костра. – Все что вижу, помню.
В приближающихся сумерках самого Юру видно уже не было. Только красный огонек от его «козьей ноги».
– А я вот однажды на вырубках с медведем встретился, – неожиданно сказал Колобков. – Так бежал, что только пятки сверкали.
– Летом? – спросил Юра.
– Ага. В августе. А как ты догадался?
– Если бы не летом, то не убежал бы.
– Почему?
– Еды много. За едой бегать не надо. Лето. А так бы догнал.
– Да ладно… Он здоровый же, неповоротливый!
Тунгус усмехнулся.
– Медведь лошадь догоняет.
– Ну, это ты заливаешь! Чтобы такая туша и так бегала, не поверю.
– Догоняет лошадь, – Юра закивал. – Сильный зверь. Большой. Охотники, когда идут его стрелять, долго ходят. Лагерь делают. Шкуру солят. Голову варят.
– Чтобы есть? – спросил Иван.
– Нет. Медведя есть… Не стоит. Но шкура хорошая. А череп на стену красиво повесить. А если для еды, то очень уметь надо готовить. Очень хорошо надо уметь.
– А ты на медведя ходил?
Тунгус разочарованно прищелкнул языком.
– Нет. Не было.
– Чего же?
– Уехал. В Москву жить. На медведя не ходил. Да и нельзя просто так на медведя.
– Почему? Примета дурная, что ли? – усмехнулся Колобков.
Костер на мгновение осветил лицо тунгуса, и Лопухин увидел, что тот улыбается.
– Дурная, дурная. Охота на медведя запрещена. – Он сделал паузу. – Однако, закон не позволяет.
Иван захохотал, поняв, что хитрый тунгус намеренно запутал Колобкова.
– А я вот тоже на вырубках был. В Карелии. Так меня деревом шибануло! – отсмеявшись, сказал Иван.
– Вот ладно заливать! – Колобков махнул рукой. – То-то я не знаю, чего может быть, если деревом шарахнет. Всмятку! – И он звонко хлопнул ладонями. – Ну, или сучками так нашпигует, что потом только куски и снимешь…
– А вот повезло мне! В землю вбило. Там болото, так в мох и ушел! А сучком в медальон вдарило. Местные сказали, что, дескать, судьба. Удача, один на миллион.
– Какой такой медальон?
Иван подкинул хвороста в гаснущий костер и вытащил железную пластину из нагрудного кармана.
– Вот. К ней еще шкатулка была, так ее размолотило в осколки. А этому ничего не сталось. Подарок…
От кого и при каких обстоятельствах достался Ивану этот подарок, распространяться он не стал. И верно, ни к чему.
Юра подался вперед, чтобы разглядеть предмет. Протянул даже руки, но потом убрал.
– Слышал про такие. Но не видел. Старики говорили. Крепкая сталь.
– Может, в институт металлургии отдать? – предложил Колобков. – Пусть разберутся. Может, польза какая будет стране. Хитрый секрет какой-нибудь.
– Вот еще… – Иван спрятал руну обратно в карман. – Подарок.
– Да ладно! Я ж для практической пользы предлагаю. Будет эта штука у тебя болтаться, потеряешь еще…
– Нет уж. Такие вещи не теряются. Она мне, может быть, жизнь спасла!
Колобков хмыкнул, но ничего не сказал. Спасла так спасла, чего тут спорить. Тем более что людей, придавленных деревьями, он видел сам. Довелось.
– Иван Николаевич, можно вас на минутку… – Болдин возник из темноты неожиданно.
27
– Я случайно услышал ваш разговор… – Болдин и Лопухин шли между костров. – Я правильно понял, что вы получили медальон в Карелии? Уже после Финской кампании?
– Да, именно так.
– А, простите за нескромный вопрос, как это произошло?
– Ну…
– Если не хотите, можете не рассказывать. Это не имеет отношения к боевым действиям. Так что мы с вами беседуем как два человека. Так сказать, гражданских. В ответ на вашу историю обещаю рассказать другую, может быть, она покажется вам интересной.
– Мне этот предмет подарил один человек. Старик.
– Старик?
– Да. Так получилось, что…
– Извините, что перебиваю, а при каких обстоятельствах вы познакомились?
– Дело в том… – Иван замялся. Рассказывать о раскулачке направо и налево было не с руки. Да еще кончилось все так… страшно. – Дело в том, что… я ездил по заданию редакции. В колхоз. Один из новых на территории Карельской Республики… И там был… Хуторянин. Старик. Вышла какая-то незадача с кражей… У него делали обыск. Я присутствовал на хуторе. И он… Я не знаю, почему, но пригласил меня пройтись.
– И вы пошли?
– Да… Мне показалось, что он не виноват. Слишком такой… добродушный дед.
– И он оказался не виноват?
– Трудно сказать, – Лопухин решил чуть-чуть слукавить. – Следствия не было. Старик умер.
Болдин прокашлялся.
– Понимаю. А медальон?
– Он подарил мне его. Буквально перед смертью.
– А почему вам?
Иван пожал плечами.
– Не имею понятия. Может быть, новый человек… Не знаю. А потом мне эта штука жизнь спасла.
– Это я слышал. А еще какие-то странности, необычное состояние… можете припомнить?
– Н-нет. Ничего такого.
– Вы атеист?
– Да, конечно.
– Ну да… Конечно… – Болдин словно бы ушел куда-то, погрузился в себя. – И никогда ничего такого, странного в вашей жизни не случалось?
– Никогда.
– Удивительно. А вы знаете, что ничего случайного в жизни не бывает?
– Вы серьезно? – Иван улыбнулся.
– Совершенно. Все эти детали, эпизоды жизни, которые кажутся нам случайными, на самом деле только часть большого, значительного замысла. И события эти обязательно, рано или поздно, будут иметь последствия, которые иногда трудно предугадать.
– Вы… – Иван помедлил. – Верите в бога?
Болдин хмыкнул и не ответил.
Некоторое время они шли молча, потом генерал сказал:
– Знаете, а я слышал о таких штуках. Увлекался, знаете, мифологией народов Севера. И еще я слышал, что была целая экспедиция, еще в финскую, которая искала эти предметы.
– И нашли?
– Не знаю… – Болдин развел руками. – Не знаю. И никто не знает. Вернулся из той экспедиции один только человек. Полумертвый, изголодавшийся. Но живой. А экспедиций было несколько. Но война… вы понимаете.
– Это были научные сотрудники?
– Вроде того. Время для экспедиции было выбрано не самое удачное.
– Так, может быть, мне стоит послушаться Димку и, как вернемся, отдать медальон? Куда-нибудь… В Академию наук, например. Или там…
– Не надо. – Болдин всматривался куда-то в темноту. – Я, собственно, потому и хотел поговорить с вами. Постарайтесь понять меня правильно. Не стоит показывать этот предмет никому. Ни Академии наук, ни даже своим однополчанам. Как вы уже заметили, среди красноармейцев много разных людей. Есть люди образованные. А есть не очень. Именно такие бойцы склонны прислушиваться ко всякого рода сказкам, легендам, байкам. А на войне так и подавно. Под угрозой смерти в самого черта поверишь! Дело такое – война. Когда артобстрел, знаете, самый яростный атеист молиться начинает. Сам не знает кому, а… Так что не нужно лишний раз…
