Джим Батчер - Холодные дни
И мой хренов бельевой шкаф в Арктис-Торе оказался напрямую сцеплен с Чикаго, а конкретно – с Мичиган-авеню, готическим каменным зданием напротив Старой водонапорной башни. Стояла ночь. Время от времени по улице проезжали машины, но, похоже, никто не обращал внимания на портал, открытый в самое сердце Зимы. Арктис-Тор был изолирован и в Небывальщине, и без помощи извне добраться до него было весьма проблематично. Даже используя Пути, затратишь немало времени, а я рассчитывал на прогулку в реальный мир.
– Как? – тихо спросил я.
– Ее Величество, – ответил Ситх.
Я присвистнул. Создание прохода, ведущего из одного конкретного места в другое конкретное место требовало количества энергии столь огромного, что даже чародеям Белого Совета редко удавалось это сделать – я видел нечто подобное лишь раз в жизни, год назад, в Чичен-Ице.
– Она сделала это? Для меня?
– Конечно, – сказал Ситх. – По сути на данный момент это единственный путь к Феерии или из нее.
Я удивленно заморгал:
– Ты имеешь в виду Зиму?
– Феерию, – с ударением произнес Ситх. – Всю.
Я поперхнулся.
– Стоп! Ты хочешь сказать, что вся Феерия блокирована?
– Разумеется, – сказал Ситх. – До рассвета.
– Почему? – спросил я.
– Можно предположить, что это сделано, чтобы дать вам фору. – Ситх спокойно вышел сквозь дверной проем на тротуар. – Ваша машина, сэр Рыцарь.
Я шагнул через дверь, окунувшись прямо в чикагский воздух, и он ударил мне в лицо мириадами запахов, ощущений и звуков, которые были мне знакомы, как собственное дыхание. После холодной безжизненной тишины Арктис-Тора я ощутил себя на арене цирка в разгар представления. Слишком много звуков, запахов, чересчур много цвета и движения. Арктис-Тор пребывал в неподвижности, словно как самая глубокая ночь полярной зимы. Чикаго, что ж… Чикаго был самим собой.
Я вдруг осознал, что часто-часто моргаю.
Дом.
Знаю: это банально. Тем более, что лишь хорошо воспитанный человек назвал бы Чикаго колоритным местом. Это логово преступности и коррупции. Но одновременно – памятник архитектуры и предприимчивости. Чикаго жесток и опасен, но служит эпицентром музыки и искусства. Хорошее, плохое, уродливое, утонченное, монстры и ангелы – все это здесь.
Запахи и звуки вызвали ментальную лавину воспоминаний, от интенсивности которых я задрожал. И почти не заметил автомобиль, остановившийся на обочине рядом со мной.
Древний катафалк – «кадиллак», выпущенный, похоже, сразу после Второй мировой, с задними крыльями-«плавниками». Он был выкрашен в густой темно-синий цвет, с намалеванными языками пурпурного пламени. Пьяно мотаясь влево и вправо по авеню, «кадиллак» резко крутанул в сторону бордюра, еще раз рванул вперед, взревев двигателем, и, затормозив, юзом проскользил к обочине, едва не задев цепную ограду, разминувшись с бетонным столбиком, может, на какой-нибудь дюйм.
– Что-нибудь еще, сэр Рыцарь? – спросил Кот Ситх.
– Пока нет, – настороженно ответил я. – Кгм… А кто за рулем этой штуки?
– Советую вам самому сесть за руль, – сказал Ситх с явным презрением и, взмахнув хвостом, исчез.
Двигатель взревел снова, машина задергалась, но не тронулась с места. Фары мигнули, дворники несколько раз проехались по стеклам, потом двигатель сбросил обороты, урча на холостых, а тормозные огни погасли.
Я настороженно подошел к автомобилю, перегнулся через цепь между столбиками бордюра и постучал в окошко с водительской стороны.
Ничего не произошло. Стекла были тонированными – не слишком, но достаточно сильно для того, чтобы даже на хорошо освещенной улице интерьер нельзя было рассмотреть. Я не смог никого увидеть. Тогда я открыл дверь.
– Трижды ура, ребята, – пропищал тонкий мультяшный голосок. – Гип-гип!
– Уррра! – пронзительно взвизгнула дюжина таких же голосков.
– Гип-гип!
– Уррра!
– Гип-гип!
– Уррра! – Весь этот сумбур завершился прочувствованным хором:
– Эгей!!!
На водительском сидении катафалка расположилась дюжина крошечных человекоподобных существ. Их лидер, самый крупный из всех, мог похвастать восемнадцатидюймовым ростом. Он выглядел как чрезвычайно спортивный молодой человек в уменьшенном масштабе. На нем были доспехи из кусочков всевозможного выброшенного в помойку барахла. Нагрудник из куска алюминиевой банки – белой, с логотипом кока-колы. Щит в его левой руке из того же материала, но банка уже из-под рождественской колы, с белыми медведями. На поясе крепился кусок пластикового футляра для зубной щетки, со вставленным в него, если я не ошибался, зазубренным ножом для масла с ручкой, обмотанной изолентой и нитками. У него были фиолетовые волосы, чуть темнее лаванды, какой я ее помнил – шелковистые, почти невесомые, они колыхались вокруг его головы как повисшие пушинки одуванчика. На спине его росли крылья вроде стрекозьих, отчего она казалась покрытой перламутровым плащом.
Он стоял на вершине миниатюрной пирамиды, составленной из эльфов меньшего размера, держась руками за руль. Несколько утомленных человечков прислонились к ручке коробки передач, а еще с десяток находились внизу, кучей навалившись на педаль тормоза. Как и их вождь, облачены они были в доспехи из самых разных кусочков мусора.
Вожак лихо отсалютовал мне, сияя от счастья:
– Генерал-майор Тук-Тук из Охраны сэра Зимнего Рыцаря докладывает о готовности нести службу! Рад вас видеть, милорд!
Его крылья зажужжали, он вылетел из катафалка и начал выписывать круги прямо перед моим лицом.
– Зацени! У меня новые доспехи!
– Мы теперь Зимние и все такое! – пропищал какой-то гвардеец помельче. Он гордо потряс щитом, сделанным из куска пластикового контейнера, на котором сохранилось название дезодоранта «Зимняя свежесть».
– Даешь Зиму! – заорал Тук, ткнув кулаком вверх.
– Даешь пиццу! – откликнулись остальные.
Тук выписал круг и недовольно нахмурился, оглядывая свое войско.
– Нет, нет, нет! Мы же это репетировали!
– ДАЕШЬ ПИЦЦУ! – еще громче и уже более слажено завопили бойцы.
Тук-Тук вздохнул и покачал головой:
– Вот почему все вы мелочь лопоухая, а я генерал-майор. Потому что вам медведь на уши наступил.
Тук и компания были армией моих союзников. Я годами выстраивал отношения с Маленьким Народцем – в основном, подкупая их пиццей. В результате информаторы и доносчики стали сначала бандой маленьких пройдох и попрошаек, а затем и летучим отрядом – тогда-то Туку и пришла в голову идея сделать из них настоящую армию. И они старались. Они действительно старались, но нелегко сколотить дисциплинированный военный отряд из братии, которая не способна сосредоточиться на любой задаче более чем на двадцать секунд. Дисциплина – штука скучная.
– Ребята, ребята, – сказал я. – Кончайте галдеть и подвиньтесь. Я тороплюсь.
Малый Народец немедленно подчинился и всей толпой перебрался на пассажирское и заднее сидения. Я тут же сел за руль и захлопнул за собой дверцу, затем пристегнулся и влился в дорожное движение – машин было очень мало. Большой Кадди двигался с довольным урчанием; мощности в нем было гораздо больше, чем в автомобилях, к которым я привык. Моей последней машиной был старинный «фольксваген-жук» с двигателем размером не больше колоды карт.
– Тук, ты что, вырос? – спросил я.
– Ага, – с отвращением ответил он. – Хоть и стою с грузом на голове, типа, минут по двадцать каждый день. Даже в стиральную машину залезал. Дважды! И хоть бы что!
– А я считаю, ты круто выглядишь, – сказал я.
Он устроился по центру приборной панели, свесив ноги и болтая ими.
– Благодарю вас, милорд!
– Значит, пицца поступала по графику, пока я… кгм, отсутствовал?
– Да, милорд! Вместо вас ее доставляла леди Леанансидхе! – Тук понизил голос и процедил сквозь зубы:
– Если бы она не приносила пиццу, эти кретины все дезертировали бы.
– Ну, у нас ведь договор, – сказал я. – А договор есть договор, верно?
– Точно, – твердо сказал Тук. – Мы доверяем тебе, Гарри. Ты совсем не похож на человека!
Я понимал, что это было комплиментом, но от такого заявления по моей спине пробежал холодок. Моя крестная фея Леанансидхе выполняла за меня мои обязательства, пока я отсутствовал? О, брат, могут возникнуть новые сложности. Для Сидхе одолжения – самая твердая валюта.
Но я рад был видеть Тука и его банду – чертовски полезных малышей, которые, как я убедился, при случае могли оказаться гораздо более сноровистыми и опасными, чем кто бы то ни было, даже в сверхъестественном мире.
– Я ни на секунду не сомневался в тебе и твоей гвардии, генерал-майор.
Чистая правда. Я не сомневался в том, что до тех пор, пока пицца будет поступать вовремя, их преданность мне обеспечена.
Тук засиял от похвалы, а тело его стало пульсировать нежной аурой прохладного голубого цвета.
– Чем может служить вам гвардия, милорд?
