Михаил Ланцов - Эрик
– Остронег, что с тобой? – Эрик пока (не) разговаривал с гостем на его родном языке, держа его знание как козырь, а потому они беседовали на латыни, которую тот знал на сносном уровне.
– Со мной все хорошо, господин, скоро смогу бегать как жеребенок.
– А чего тогда хмур? Что тебя печалит?
– Не нужно вам знать, эта боль моя, сердечная. Да и не поможете вы ей.
– Всякую боль вылечить можно. Говори, что как девка жмешься.
И он рассказал о судьбе своей счастливой, как обретал счастье и терял его раз за разом, да не просто, а через смерть терял. Сначала родителей его половцы убили, да сестренку в плен угнали. Он за ней пошел, отбить пробовал. Пока отбивал – жену себе там нашел, половчанку молодую. Вот втроем и возвращались домой, да и там – не судьба. Как переправляться стали через Дон, то погоня их настигла, стрелять стали. Сестре в спину попали, так и сгинула в воде раненной. Но с женой ушли. Погоревали, но отошли – стали жизнь строить. Понесла она от него ребенка. А как с большим животом уже ходить стала, лошади померли у старосты. Он на нее народ и поднял. Пришли вроде по-доброму, в гости, за делом каким. А как вошло в хату человек шесть, тут его и зажали, а жену на улицу тащат. Вырываться пробовал, но крепко держали, чуть не удушили. А как отпустили, да на улицу вышел так и упал на колени. Они, ироды, жену его, на сносях будучи, повесили прямо во дворе на яблоне. Тут он совсем и озверел от горя. Всю ночь в гости ходил. У них отродясь хаты не запирали, так что он с топором зайдет тихонько, дверь за собой прикроет, и давай народ рубить. Ближе к утру порубил всю деревню. Никого не осталось. Никого не пожалел, даже детей крошек. А тяжесть не уходит. На рассвете похоронил свою ненаглядную, под той самой яблоней, и пошел куда глаза глядят. Голодал. Тяжело было. Как он в стольный град Константинополь попал, сам не помнит, но принял его там человек добрый себе на службу – мешки ворочать на торге. А через год, видя, что мужик он справный, перевел в охрану, да и приближал дальше. Учил его ратному делу, доспех с оружием доверил. Проникся к нему Остронег любовью сыновей, так как один он был на свете, не к кому податься. Да опять не уберег – франки зарубили того человека, да и сам – чуть жив остался. Тяжело ему. Всех кого любит, все гибнут. Никто не выживает, кто жизнь ему свою доверит. Сказал дрегович, тяжко вздохнул и снова поник головой.
– Знаешь, друг ситный, нечего тут печали разводить. Жизнь не бьет только тех, кто уже мертвый. Говоришь, что все гибнут, кто жизнь тебе доверит? Так это поправимо. Доверь свою жизнь кому-то, рок тебя и обойдет. Я потихоньку дружину собираю, но людей абы каких брать не хочу. Мне нравятся крепкие, верные люди. Что верность хранят своему слову, и в жизни, и в смерти. Но условие мое есть – любое мой приказ, что приказ Бога. Жизнь потеряй, но выполни. За это и я тебя не забуду и не обижу. А не подчинишься, арканиться станешь, возгордишься – сам прирежу. Ты видел, я слов на ветер не бросаю. Ну как – пойдешь ко мне?
Остронег медленно поднял голову и посмотрел своими, небесно-голубыми, холодными в глаза в зеленые, горящие неукротимой, кипящей энергией глаза Эрика. Смотрели они долго. Молча. Их лица выражали спокойствие, а осанка расслабленность и грацию. Прошло десять минут. Дрягович встал, не отводя взгляда, положил руку на плечо и сказал.
– Эрик. Моя жизнь и судьба теперь в твоих руках. Клянусь тебе в верности, что в жизни, что в смерти. Клянусь перед ликом предков моих, перед ушами славного Даждьбога.
После этого он сделал шаг назад и поклонился в пояс. И наш герой получил второго человека в команду. А следующий день на подгонку одного из французских хаубеков, что так и не были выставлены на продажу. Денег хватало, а вещи полезные – могут пригодиться.
Вот и подходит к концу второй год, что барон прожил в славном городе Вене. Много чего с ним тут случилось – и хорошего, и плохого. Но главную задачу он выполнил, так что теперь гарцует в новеньких доспехах, выезжая на конную прогулку. Пусть он и не славился особой добротой да лаской, но в городе его уважали. Спросите за что? За крепость духа, трезвость ума и решительность. Не каждый сможет отбиться от нападения банды разбойников, и еще меньше людей могут отбить раненого у толпы разъяренных рыцарей. Кровь и смерть. Он был в них по локоть, но время было такое, и человека, что не может убить в бою, считали ничтожным. А как же христианские добродетели, спросите вы? Ведь роль нашего героя была связана с достославным институтом рыцарства. Я буду вынужден вас разочаровать, увы, благородные рыцари имели место быть только в куртуазных романах, а также более поздних апокрифических мечтах. Ну и, само собой, в некрологах, ведь как, в своё время, кто-то пошутил, читая некролог, можно во всех подробностях узнать, кем человек не был. Вы расстроились? Образ прекрасного Айвенго оказался красивой сказкой? Да, да, господа, увы, этот мир весьма циничен и довольно грязен, а потому мы и верим в сказки, дабы взращивать зачахшую мечту в своей душе. Времена Ричарда Львиное Сердце как раз очень близки к тем временам, что описываются в этой книге, так что институт рыцарства находился примерно в той же стадии своего существования. Что же он из себя представлял? Ключевым было то, что рыцари являлись международной закрытой корпорацией, неподсудной обычному суду, их мог судить только их сеньор, и, за редкими исключениями, так оно и было. Обычный человек в эти времена уже не мог быть возведен в рыцарское достоинство иначе, как имея на то право рождения. То есть его папа уже должен быть рыцарем, а этот статус могли иметь только дворяне. Потомки викингов и норманнов, что грабили Европу на протяжения веков, впитали подобные замашки в поведении и сохранили их, даже окутавшись неким ореолом добродетельных образов. Их предки кидались в бой с криками "Один!" на устах, а потомки, не избежавшие влияния христианства, посвящали лившуюся рекой кровь уже христианским святым. Быта практически не вели, так как заниматься чем-либо продуктивным считалось недостойным благородного рыцаря. Поэтому все свободное время они пили-гуляли, воевали все равно с кем, участвовали в турнирах, собирали дань за "крышевание" деревушек да грабили такие же населенные пункты, но уже соседские, когда с деньгами становилось совсем плохо. Единственным благородным делом считалось воинское искусство – тем они и жили. К слову хочу отметить, что человеческая жизнь что-то стоила только для того, кто не мог ее сам отнять, а потому вынужден был нанимать кого-то со стороны. Согласитесь – это совершенно не совпадает с теми образами благородных защитников, что рисуют нам в фильмах и романтических книгах. Думаете, выдумка? А вспомните про замечательное право первой брачной ночи, когда все девушки, выходя замуж, должны были провести первую ночь в постели дворянина. Что, тоже не вяжется с образом прекрасного Айвенго? Только представьте – уже немолодая жена сидит в своей башенке, а наш возмужавший благородный рыцарь развлекается у себя в комнате с молодыми крестьянками. И причем совершенно законно. Грязненько? Противненько? А что делать? Такова жизнь. Хотя если запаковать все это в броню да отполировать, получится благородный рыцарь в сверкающих доспехах, который изящно проедет по мостовой и оставит в окнах домов массу прекрасных дам с маслянистыми глазами, вздыхающих о столь обворожительном образе. Но мы замечтались. Итак, на дворе июнь месяц 1198 года, Вена, наш благородный рыцарь идет в сопровождении Остронега по рынку, чтобы прицениться и купить ему доброго коня.
На рынке их ждал сюрприз – на небольшом круглом пятачке между рядами пришлая труппа бродячих актеров устроила небольшое представление. Само собой, вокруг них собралась толпа. Ведь жизнь в те времена была довольно скучна и развлечения были редки и не очень разнообразны, так что новая струя, что привнесли ребята, оказалась очень кстати. Они пели, плясали довольно причудливым образом, жонглировали ножами и играли на музыкальных инструментах. Ничего особенно удивительного, но для Эрика, что провел в новом мире уже два года, такое представление доставляло удовольствие и немалое. Слишком уж сереньким все тут было. Как ни странно, но даже священнослужители, официально порицающие такие вещи, радовались, как дети. Но вот представление подошло к концу и все разошлись. Наша парочка тоже пошла дальше по своим делам, подкинув обол актерам. Настроение было приподнято, и погода хороша. Коня Остронегу нашли сразу, он оказался довольно дорогим, но у них случилась идиллия – понравились они друг другу сразу. Настолько, что коня не нужно было вести за узду, он сам пошел за нашим славянином. Проходя мимо подворья тамплиеров, Эрик услышал шум и решил туда зайти, выяснить – что приключилось. На внутреннем дворе толпились человек двадцать, которые окружали труп, который лежал лицом вниз. Это был де Рэ. Заметив барона, рыцари обернулись и поприветствовали его. Соратник Жана, зная о приятельских отношениях между покойным и гостем, решил рассказать о том, что же произошло. Оказывается, некто Гаспар, представляясь порученцем самого дожа, списался с командором подворья по поводу интересной сделки, связанной с транспортом для тамплиеров между Европой и Кипром. Сегодня пришел посланник этого человека и сообщил, что месье Гаспар инкогнито прибыл в Вену и ждет Жана на постоялом дворе Эдвина. Господин командор вышел за ворота подворья и буквально через минуту вернулся с бледным лицом. Вот тут он и упал, а в его спине торчал кинжал.
