Александр Абердин - Три недели в Советском Союзе
Они несколько минут лежали молча, пока Юля не спросила:
— Серёжа, скажи мне, что тебя так тревожит? Ты весь прошлый год был какой-то сам не свой. Ты боишься, что с тобой что-нибудь произойдёт первого февраля?
С уверенностью в голосе, которая не должна была по идее не оставить у жены никаких сомнений, он ответил:
— Юля, поверь, первого февраля со мной не произойдёт ничего плохого. Что-нибудь плохое со мной могло произойти в любой из дней за все эти тридцать четыре года, но через меся действительно может произойти всё, что угодно, но только не со мной. Да, и вообще я не жду от этого дня ничего плохого.
Хотя он и старался говорить спокойным и уверенным тоном, жена всё же почувствовала наигрыш и сказала:
— Это ты только говоришь так, любимый. На самом же деле тебя что-то очень сильно гнетёт, хотя ты всё и скрываешь. Может быть ты поделишься со мной своими сомнениями? Не уверена в том, что я смогу тебе помочь, но ты хотя бы не станешь держать их в себе. Расскажи мне, что тебя мучает любимый?
— Мучает? — Переспросил Сергей и сказал — Да, пожалуй что и мучает, Юлечка. Понимаешь, весь последний год я действительно очень часто вспоминал все годы, что провёл в своём всё-таки прошлом, и чем больше думаю обо всём, тем больше нахожу странностей. Вот скажи мне, любимая, ты сама не находишь странным, что мне с такой лёгкостью удалось убедить во всём сначала генерала Столбова, дядю Виктора, затем Юрия Владимировича, вместе с ним Брежнева? Знаешь, я конечно уже в то время имел довольно большой опыт ведения переговоров, но при этом не следует путать чисто коммерческие переговоры с разговором на такие темы. Сейчас я иногда задумываюсь над тем, кем был я и кем Андропов, и начинаю понимать, что всё у меня с ним прошло как-то подозрительно гладко. Является в Москву какой-то хрен с горы, суёт ему под нос здоровенный телек и начинает показывать страшные картинки, после чего Андропов, обладавший огромной властью, поплыл, как кусок сливочного масла на горячей сковородке. Что-то здесь не так, любимая. Да, Юлька, если мы с тобой уж заговорили на эту тему, признайся, я что и на тебя имел точно такое же влияние или нет?
Юля, прижавшись к мускулистому, крепкому телу своего мужа, которому ну никак нельзя было дать шестидесяти трёх лет, а максимум тридцать три, счастливо улыбнулась и ответила:
— Серёжа, единственное, в чём тебе всегда удавалось меня убедить с полуслова и с одного единственного прикосновения и даже взгляда, это в своей любви ко мне. Ну, а что касается всего остального, любимый, то ты уж извини, но как в молодости, так и сейчас я далеко не во всём с тобой согласна. Между прочим, милый, на меня никогда не действовала эта твоё восхитительное спокойствие и полная невозмутимость, ведь я знаю тебя совсем другим, весёлым, озорным, задиристым и жутко обидчивым. Это от кого угодно ты можешь скрыть свою обиду, но только не от меня. Хотя ты у меня очень отходчивый и быстро прощаешь людям все обиды, я-то хорошо знаю, как больно они тебя иной раз ранят. Да, тут я с тобой согласна, есть что-то вокруг тебя такое, что просто заставляет людей прислушиваться к тому, что именно ты им говоришь и понимать это, заставляет вдумываться в твои слова. Ты знаешь, а ведь у тебя очень яркая золотая аура и иногда я вижу её, особенно когда ты разговариваешь с кем-либо незнакомым тебе на очень важные темы. Не знаю, может быть это всего лишь бред влюблённой в тебя женщины, Серёжа, но тогда ты весь словно светишься, будто стоишь под ярким фонарём. Серёж, я наверное говорю сейчас глупости?
Сергей поцеловал жену и тихо ответил ей:
— Не знаю, любимая, не знаю. — Немного помолчав о с лёгкой улыбкой добавил — Я ведь тоже не раз и не два замечал во время тяжелых и сложных переговоров с особо упёртыми товарищами типа той же Маргарет Тэтчер, как в их глазах что-то порой вспыхивает и они, наконец, начинают меня слушать вполне осознанно, а не механически. Как знать, может быть те товарищи, которые меня сюда заслали, каким-то образом дают мне подсветку? Но если так, то у меня возникает вполне закономерный вопрос, Юля, а не являюсь ли я в их руках просто марионеткой? Эдакой телефонной трубкой, через которую они продувают уши тем, напротив кого они меня сажают? Если так, то это хреново. Знаешь, я ведь до того, как попасть в прошлое, старался на переговорах ни на кого не давить и лишь делал людям выгодные предложения, а начиная с семьдесят шестого в меня словно какой-то бес вселился, мягко, корректно, не спорю, но на некоторых людей я наезжал, словно тяжелый танк на окопчик и крутился над ними, крутился, а потом ещё и откапывал, чтобы снова их прессовать.
Юля легонько шлёпнула мужа по губам, потом поцеловала его неожиданно и не в тему страстно и хрипло прошептала:
— Серёженька, но ты ведь был просто обязан так поступать. Они же не пережили всего того, что пережил ты, любимый. Они все эти взрывы, на которые я и теперь не могу смотреть без ужаса, видели на экране и они не казались им такими ужасными. Это ведь не на них сгорала одежда и не сквозь них проносился тот жуткий чёрный пепел. Поэтому ты поступал совершенно правильно, когда давил их. Мне ведь тоже приходилось несколько раз присутствовать на твоих переговорах и только и могла делать, что сверлить их взглядом.
Сергей, опрокидывая Юлю на спину и наваливаясь на неё всем своим, увы, марсианским всего лишь весом, прошептал:
— О, этот твой колдовской взгляд, любимая. Некоторые мои друзья до сих пор признаются мне, что они не в силах выдержать его больше трёх секунд. Посмотри на меня так, любимая, как это умеешь делать только ты, моя волшебница, моё солнышко. Как же я люблю тебя, Юлька, моя вечно юная и желанная Юлечка.
Наутро, когда они завтракали всей семьёй, Алёнка, которая для своих трёх с половиной лет говорила на удивление хорошо и, главное, не по возрасту умно и порой так глубокомысленно, что ставила в тупик всех воспитателей в детском саду, воскликнула:
— Папуля, а у тебя над головой светит солнышко. Ой, оно исчезло, спряталось за тучку, но я его всё равно вижу.
Сергею от слов дочери сделалось немного не по себе и он спросил её ласковым, добрым голосом:
— Алёнушка, а оно доброе, это моё солнышко или нет?
— Ну, что ты, папка, конечно доброе! — Воскликнула девочка и смеясь добавила — Как ты! — После чего спросила — А ты видишь своё солнышко, папочка, или его вижу только я?
Юля погладила дочь по золотисто-русой головке с короткой стрижкой, у всех марсиан были такие, и сказала:
— Алёнушка, папа видит своё солнышко только тогда, когда оно отражается в глазах других людей, особенно тех, с которыми он только что познакомился. Его можем видеть только ты и я.
Дочь Чистяковых кивнула головой и сказала:
— А, понятно. Тогда про эту нашу тайну лучше никому не рассказывать. — И тут же стала канючить — Пап, мам, сегодня ведь выходной? Давайте возьмём Арсика с Марсиком и поедем в пустыню, на наше любимое место.
Любимым местом семьи Чистяковых на Марсе была Аполлонова патера, кратер неправильной формы с очень красивыми фестонами на краях. Они открыли её для себя чуть более полугода назад, когда всей командой вместе с детьми качали там пыль. По заказу Сергея Александровича для Марсика был изготовлен специальный кошачий термоскафандр-пыльник и хотя их любимец был известным лодырем и домоседом, который лучшим способом передвижения считал поездки на плечах у главы семьи или на руках у его супруги, он тоже был не прочь погреться на марсианском солнышке лёжа на чьих-либо коленях. Для подобных выездов на природу у Чистяковых имелся большой марсианский джип «Волгарь-М», «М» естественно означало марсианский, и конвертоплан. На джипе чаще всего ездила куда-нибудь по делам Юлия Дмитриевна, а вот на конвертоплане они действительно довольно часто, раз в неделю, выбирались в пустыню. Они быстро собрались, совместными усилиями натянули на Марсика термоскафандр, Арес влез в свой чуть ли не сам, и они направились к дверям дома, в которые даже не был врезан замок.
На улице как раз стоял неподалёку электрокар и потому им даже не пришлось ждать оказии или вызывать этот единственный, после самокатов, вид общественного транспорта. Через четверть часа они уже пролетали над огромной возвышенностью Фарсиды, а ещё через полчаса под крыльями конвертоплана «Пегас» мелькала череда неглубоких каньонов, похожих на русла рек и через каких-то полтора часа совершили посадку на нужном месте рядом со стеной Аполлоновой патеры, похожей на строй великанов. Под оной из таких скал они и разбили на самом солнцепёке большую надувную пластиковую палатку с прозрачными стенами, чтобы немного позднее пообедать в ней. Хотя день и был безветренным, Сергей и Юля, пока Алёнка, Арес и Марсик игрались на большой куче песка смешанного с пылью, наметённой недавней песчаной бурей, всё же забили в каменистую почву штыри, чтобы она не улетела вместе с их обедом, помещённым в изотермический контейнер. Когда они подошли к дочери и её четвероногим друзьям, то увидели такую картину.
