Гуд бай, Америка… (СИ) - Артемьев Юрий

Я сунул было руку за пояс… Туда, где всегда держал пистолет, когда брал его с собой.

Сука! Я снова поступил, как лох. Прыгнул в машину, да и поехал, так и не удосужившись вооружиться. Лох!

Саня что-то успел прочитать по моим глазам и стал оборачиваться, а я уже понимаю, что ничего не успею сделать.

Ну а дальше, всё завертелось и закрутилось…

* * *

Кожаный байкер скинул прямо на асфальт то, что держал в руках. Я не так уж и хорошо разглядел, но судя по звону разбитых бутылок, это была упаковка с пивом. А потом… Потом он выдернул откуда-то из-под куртки что-то типа обреза…

Но я этого уже не видел, потому что прыгнул… Прыгнул, как в воду, даже не думая, как буду приземляться. Для меня самое главное, это было уйти с линии огня… Ну а дальше… Я услышал выстрел и вскрик Алёнки, потом шум падения тел и звон гильз об асфальт. Подскочив, я пробежался прямо по Сашкиной машине, и оттолкнувшись от неё прыгнул снова. На этот раз в сторону того, кто готовился к следующему выстрелу. И мне удалось сделать это вовремя.

Второй раз злодей выстрелить не успел. Обрезанное ружьё полетело в одну сторону, а мы сцепившись с байкером, покатились по асфальту, залитому пивом и щедро усеянному осколками стеклянных бутылок.

Я не чувствовал боли от падения и порезов. Я вцепился в него, и бил, бил, бил… Наконец, я почувствовал, что тело врага обмякло и попытался остановиться. Хотя это и трудно было сделать. Мне по прежнему хотелось рвать и терзать его снова и снова. Но мне нужен не он. Мне нужна была моя Маринка. А он должен мне рассказать, куда её увезли… И он, сука, мне всё расскажет… перед тем, как я убью его.

Глава 8

Глава восьмая.

Больно не то, что мне сделали больно.

Больно лишь то, что пришлось проиграть.

Столько затрачено сил, что невольно,

Лёгкой победы настроился ждать.

Столько усилий потратил впустую,

Лишь для того, чтобы просто понять

Истину очень и очень простую:

«Чем легче победа, трудней побеждать!»

27 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Рино.

Алексей Тихий.

Придерживая тело врага за шею одной рукой, другой выдёргиваю кожаный ремень у него из штанов. Переворачиваю тело мордой в асфальт и вяжу ему руки за спиной. Попутно нащупал соскочившие с выдернутого ремня кожаные ножны. И не пустые. Снова этот американский стереотип: Нож бройлерных размеров. Они чего, свои ножи в антибиотиках закаляют, когда куют?

Хотя сталь не слишком уж и хорошая. Явно не булат и не дамаск. Ширпотреб. Но пока возьму себе. Пригодится.

Чего там Сашка молчит? И вообще, почему так тихо? Вроде бы, стреляли… А что-то не слышно ни полицейских сирен, ни голосов встревоженных граждан. Или тут всё не так делается? Граждане, в отличие от наших, разбегаются и ныкаются по углам, а не вылезают из праздного любопытства, посмотреть: «А что там такое?» Ну а полиция? Или они выезжают только тогда, когда грабят казино или банк. А уличные разборки либо сами по себе рассосутся, либо… Вот когда граждане заяву напишут и в полицию с ней придут, вот тогда и начнётся настоящая полицейская работа. У нас тоже было что-то типа такого в девяностые, но как-то прошло вроде бы…

Ладно. Что там Сашка?

— Саня? — позвал я, но ответом мне была тишина…

* * *

Твою ж мать… Алёнка вся в крови… Похоже, что заряд картечи из ружья попал ей куда-то в район живота. А Санька? Кровь на голове в районе чуть выше виска. Трогаю шею сперва у брата, потом у его девчонки. Оба живы. Но оба без сознания…

Положил их на асфальт рядом. Попробовал привести в себя Сашку. Бесполезно… Зато Алёнка застонала. Не открывая глаз…

— Алёнка! Ты как?

— Лё-ша… — медленно проговорила она. — А что с Сашкой?…

— Жив!

— Хо-ро-шо… — с трудом вымолвила девушка, а потом уронила голову на грудь и замолчала.

И больше никаких признаков жизни… Ну, ещё бы… Такая рана… Картечь… Чудо, что она ещё была жива какое-то время.

— Сашка! Саня, очнись!

Тормошу брата. На нём, кроме небольшой раны на голове вроде бы и нет никаких повреждений. Бесполезно… Дышит, но не реагирует.

Времени на то, чтобы привести его в чувство, у меня нет. Вариант, что полиция совсем не приедет, я отбросил. Может быть и поздно, но наверняка приедут. Так что мне надо бы и поторопиться.

Возвращаюсь к пленнику. Бью его ногой по рёбрам. Стонет и открывает глаза. Спрашиваю его медленно и чётко:

— Куда отвезли девушку?

Этот козёл плюёт в меня каким-то сгустком слюны и крови и улыбается… Тратить на него время мне некогда. Втыкаю ему его же нож в ногу, стараясь не попасть в бедренную артерию.

— Ahh… Shit… (англ. А-аа… Дерьмо…) — то ли кричит, то ли рычит злодей.

— В следующий раз я воткну нож тебе в глаз. — подношу кончик ножа поближе к его глазам. — В какой глаз тебе воткнуть?

— Не-ет… — почти плачет бравый байкер.

— Повторяю вопрос: Куда отвезли девушку?

— В холмы?

— Что это такое? Где это?

— По дороге на восток… У Локвуда свернуть направо, а потом по Каньон-уей не доезжая ручья Лонг-Вэлли свернуть налево. Тут недалеко. Миль семь-восемь. Не больше.

— И что? Там на повороте есть указатель: «Тут развлекаются монголы»?

— Нет…

— Говори, сука! — я снова подношу кончик ножа поближе, чтобы ему лучше было видно

— Там… Там перед поворотом парни воткнули большую палку, а на ней лошадиный череп.

— И что? Часто вы там с девками развлекаетесь? Говори!

— Это второй раз…

— А первый раз был вчера?

— Д-да…

— И что стало с той, вчерашней девчонкой?…

Злодея замялся. Было видно, что отвечать он не хочет. Снова втыкаю ему нож в тело. На этот раз в плечо…

— А-ааа. Я скажу! Скажу… Её там закопали…

— Что? Изнасиловали все по очереди, а потом зарезали? Говори, гнида!

— Она ещё живая была…

— Что? Живую закопали?

— Лопатой по голове дали ей… Может и умерла уже…

— Сука! — я втыкаю нож по самую рукоять ему в грудь, куда-то туда, где должно находиться сердце, если оно конечно есть у этого отмороженного козла…

Злодей дёргается и затихает.

Ну а я снова бросаюсь к Сашке. Времени на это у меня почти нет, но я не могу оставить брата в таком состоянии. Вижу, что брат уже и глаза открыл.

— Саня! Ты как? Живой?

— Жив, пока… — медленно выговаривает Сашка.

— Я не могу с тобой остаться. Мне надо срочно лететь спасать Маринку.

— Алёнка? — спрашивает брат…

Я не знаю, как ему это сказать, но времени на соболезнования и душевные терзания у меня нет.

— Она мертва… Картечь в район груди и живота. А у тебя вон на голове тоже рана есть… Не трогай рукой! Заразу занесёшь.

— Лёха!

— Саня! Я оставлю тебя здесь. Только оружие из багажника у тебя возьму. Мне твой автомат пригодится сегодня.

— Езжай, Лёха! Оставь меня! Я оклемаюсь… сам… Блин. В глазах всё плывёт…

После этих слов, Сашка снова потерял сознание. Но жив. Я проверил. Я оставил его лежать там же, на асфальте. А сам, прихватил из багажника Мустанга сумку с оружием и забросил в свою машину. Ещё раз, кинув взгляд на брата, я завёл тачку и выехал с парковки…

27 сентября. 1974 год.

США. Штат Невада. Рино.

Александр Тихий.

Возвращаться в эту жизнь оказалось очень больно. А ещё говорили, что больно умирать. Врали, наверное… Я что-то не помню, чтобы мне было больно, когда меня убили там, в будущем. Когда ранили. Да… Было. А когда убили… Нет. Не помню. Наверное. сделали это слишком быстро, и я не успел прочувствовать на себе боль от прихода смерти. А может, боль — это чувство, присущее только жизни. Ну а после смерти нет ничего, ни боли, ни страдания… Ни-че-го…