Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ) - Шелест Михаил Васильевич
— Херня какая-то! — воскликнул Санька и в сердцах выругался. — Блять, блять и блять!
Наконец решив попробовать перенести сюда своё материальное тело, Александр осторожно потянул его к себе.
— Может быть, этот финт удастся? — подумал он.
То есть, он не стал переворачиваться из этого тонкого мира в материальный, а потянул тело к себе, как при перемещении тела между точками пространства. Однако в туннеле времени такой финт не удался. Что-то «чпокнуло» и его ментальную матрицу выкинуло в тонкий мир шестнадцатого века.
— Вот же блять! — снова выругался Санька. — И что делать? Как узнать, кого можно притянуть в этот мир, а кого нельзя? Я вообще не знаю, кто там уже откинулся, а кто нет. Тянуть сюда своих корешей-алкашей? Даже если они упокоились на небесах, в чём я сильно сомневаюсь, имел бы я их всех в виду!
Александр материализовался у себя в кабинете весь из себя расстроенный. Можно было бы попробовать притянуть к себе матрицы известных личностей, типа того же Иосифа Виссарионовича, Молотова, Микояна, но что это здесь тогда будет? Не факт, что они согласятся тут строить светлое будущее. Ох не факт… Да и как строить, опять же? Строительство, строительству рознь. Разрушить весь мир до основанья, а затем?
— Уж лучше нежити наплодить, — сказал, отрицательно покрутив головой, Санька. — Но и она ведь может взбунтоваться. Количество перерастёт в качество и писец людскому доминированию. А там и Аид подтянется и скажет: «Спасибо, Александр! Вы свободны!». Не-е-е… Кузнец нам не нужен! Люди, хоть и трудноуправляемый контингент, но всё-таки — люди. Хотя… Тоже те ещё попадаются сволочи. Тьфу, блять! Что же делать⁈
Взгляд Александра, нервно ищущий вокруг себя, вдруг натолкнулся на небольшой бочонок, собранный из плашек кавказского дуба. Бочонок стоял на полке и в том бочонке настаивался виноградный спирт, выгнанный Мокшей из подаренного Темрюком на свадьбу вина. Вино, честно говоря, подкисло, пока его довезли до Москвы, вот Санька и отдал его на перегонку.
Александр вздохнул, подошёл к бочонку, стоящему на полке и, чуть поднапрягшись, выдернул из него пробку.
На следующий день, убедившись, что беглецы надёжно оторвались от преследования, а отправившиеся вслед за ними воительницы не особо торопятся, Санька засобирался к Заволжским Старцам. Хоть и отправлялся он к ним не пешим порядком, но всё-таки путешествие могло затянуться на некоторое время, а потому и собраться нужно было словно в поход. Да и подарки для старцев перенести в чём-то требовалось.
Почему-то раньше Александр не озаботился солдатским снаряжением, поэтому сейчас, складывая вещи и продукты в обычные дорожные мешки, он то и дело кривился. Оказывается, за кучей полезных для армии и для государства дел, он не удосужился задуматься о солдатском быте. Знать сапоги себе стала шить по ноге, а вот пехота, или как их теперь называли — пешцы, как ходили до него в лаптях и кожаных тапках, типа онучей, так и ходят. Да и вообще… Санька вспомнил, что когда-то читал, что хорошо организованная и вооружённая длинными копьями пехота — лучшее «лекарство» от кавалерии. А он об этом и не вспомнил, озабоченный производством ружей, пушек, пороха и снарядов.
Дальнобойные пушки с разрывными снарядами и точные ружья — залог победы в дистанционном сражении, и захват Керченского пролива это доказал. Однако победа достигается захватом территории, а до неё надо ещё как-то дойти. И поэтому хорошие сапоги предпочтительнее плохих, а тем более, лучше лаптей, разваливающихся от полусуточного марша. Да и рюкзаки или ранцы с нормальными заплечными лямками — лучше мешков с верёвочными, режущими плечи. Хотя, во вторую мировую войну наши бойцы с «сидорами» прошли от Сталинграда и дошли до самого Берлина, и ничего. Но, вдруг, с нормальными лямками, можно было дойти быстрее?
Так думал Александр, набивая мешки снедью и собираясь к переходу по тонкому миру. Он уже вполне уверенно и без потери силы мог за один раз перенести вместе с собой пару саней с лошадьми и до десятка человек. Кикиморок можно было бы перенести значительно больше, ибо те, как известно, сущности не совсем материальные.
Кстати, Санька так и не разобрался, как кикиморки принимают материальную форму. Причём не только сами становятся вполне себе осязаемыми — Санька многожды раз проверял их на ощупь и так и не смог найти отличия от обычных женщин — но и материализовать себе любые доспехи или одежду, которые можно было даже снять с них. Санька тоже, экспериментируя, это много раз проделывал.
Он выхватить из ниоткуда меч, или щит не мог, как не пытался. Переместить предметы в подпространство он мог, но только находясь там же и оттуда же выложив. А очень хотелось заиметь тайное хранилище, ибо тащить на себе или в мешках все необходимые ему вещи ему надоедало катастрофически.
Кикиморки помочь ему в понимании процесса своей материализации и необходимых им предметов не могли, но в один голос утверждали, что у него на службе это стало делаться лучше. А Марта, как самая умная, предположила:
— Но ведь ты сам этого хочешь, вот и мы можем одеться подобающим образом.
— Но откуда берутся вещи, — не унимался поначалу Александр. — Ведь броня из прочнейшей стали сделана, а мечи, так вообще эталон прочности и гибкости.
Марта лишь пожимала плечами. К сожалению, снятая одежда броня или оружие вскоре исчезали. Если их не брал в руки или не надевал на себя Санька. Таким образом, он «сделал» себе лёгкий и прочный стальной пластинчатый доспех, подогнав его по фигуре принявшей его облик Марты. Александр легко обходился и без доспеха, но отражаемые без урона его телом удары копей или мечей, смотрелись, по меньшей мере, странно. Могли обвинить в чародействе со всеми вытекающими последствиями. Сделал он себе и шпагу, рубящую обычную османскую кольчугу, словно вязанную из шерстяных ниток кофту. С его-то силой удара…
Однако, и эти вещи, положенные на землю, почти сразу исчезали, и Александру приходилось брать нужное ему из «рук» кикиморок. Что тоже, в принципе, было неплохо. И, казалось, что вот он выход! Нагрузить кикиморку необходимыми вещами и вот тебе «подпространственное хранилище», которое описывают фантасты. Однако, материальные вещи, помещённые Санькой в ноосферу, кикиморки достать не могли. Как, впрочем, и поместить их туда.
С собой в качестве подарка Санька взял персидских сладостей и сушёных фруктов, печатных пряников с надписью «Ростов», несколько сборников Номоканона, отпечатанных в новой Ростовской типографии на белой ромейской бумаге, по паре штук[1] льняного и конопляного полотна, шерстяной и шёлковой ткани.
Пряники пекли на Руси давно. Рассказывали, что их завезли ещё варяги. В выпечку добавлялся поташ, оттого они получались рассыпчатыми и долго не черствеющими. Удивить старцев пряниками Санька не хотел. Наоборот, ими он вроде как показывал, что древние русские традиции им чтутся.
В Номоканон, называемый на Руси «Кормчие книги», входили сборники церковных правил: правила апостолов, первых четырех Вселенских Соборов и шести Соборов поместных, а также 68 правил Василия Великого, извлеченных из его посланий. Его составил в VI веке Константинопольский патриарх святитель Иоанн Схоластик по инициативе святого императора Иустиниана на основе более раннего подобного сборника.
Рукописный список Номоканона, переведённый на старославянский ещё Мефодием в восемьсот восьмидесятых годах, прислали из Константинополя в подарок патриарху Максиму Греку. Санька переложил его на «современный» русский язык, приказал набрать текст и отпечатать. Под тяжёлые книги, вложенные в деревянные оклады, обтянутые кожей, Саньке пришлось отвести целый воз. Так и оказалось у Александра с собой три воза, да ещё и пять вьючных коней.
Заволжские старцы обитали даже не в монастырях, расположенных между Белым и Кубенским озёрами, а в скитах, разбросанных по ручьям не только вокруг монастырей, но и на значительном удалении от них, хотя считались монастырскими иноками. А некоторые из них, такие как лидер «нестяжателей» Нил Сорский, уходили от монастырей ещё дальше в глубину лесов.
