Русская война 1854. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— А теперь разрешите внести подарок, — Щербачев все же смог привлечь внимание.

На громкий голос повернулась половина зала, и Николаю пришлось вежливо склонить голову. Фактически его заставили это сделать, и теперь, Михаил был уверен, брат никогда этого не простит. Разве что случится что-то действительно невероятное.

Тем временем в зал внесли странную конструкцию из стали, дерева и стекла. На первый взгляд паровая машина — не лучшая идея, Низи никогда не любил все эти технические новинки. Тем не менее, сейчас он был вынужден смотреть, как два инженера запустили небольшой паровой котел. Потом Щербачев попросил притушить свет, нажал несколько рычагов, и в стоящих на полках банках зажегся свет.

Сам по себе.

— Позвольте в честь дня именин великого князя Николая Николаевича Романова произвести праздничный отсчет, — все так же громко и торжественно заговорил Щербачев. — Девять…

И только сейчас Михаил понял, что банки со светом горят не просто так — их расположение действительно складывалось в цифру.

— Восемь…

Часть банок погасла, загорелись другие, и рисунок изменился.

— Восемь! — кто-то особо впечатлительный из зрителей не выдержал и даже закричал. Впрочем, провинция, что с нее взять…

Михаил, несмотря на снисходительные мысли, во все глаза следил, как огоньки то гаснут, то загораются, сменяя друг друга. Два, один, ноль. А потом цифры сменились буквой «Н», красивый финал… Михаил бросил взгляд на Низи, пытаясь понять, удалось ли Щербачеву хоть немного поразить его.

Николай молчал с каменным лицом — нехорошо. Впрочем, и капитан, как оказалось, еще не закончил.

Глава 8

Внутри всего трясет от волнения, но стараюсь держать лицо. Так принято: даже если мне сейчас помашут рукой, надо уметь принимать поражения… К черту!

— Я дарю вам не просто прибор, которым можно развлечь гостей, а идею и заготовку, которую можно будет использовать дома, — я сделал шаг вперед, обращаясь не столько к Николаю, сколько ко всем остальным гостям. — Представьте, что такая машина стоит в подвале, а провода растянуты по комнатам. Можно открыто, можно спрятать внутри стен… — я остановил сам себя, лишние детали сейчас ни к чему. — Представьте, что такие электрические лампочки горят под вашими потолками, а эти переключатели, — я указал на пульт, с которого управлял представлением, — закреплены на стене перед входом. Хотите куда-то зайти — не нужно больше ждать слугу со свечами. Просто нажали рычаг, и там загорелся свет. Свет — всегда, свет — это просто, свет — для каждого. Но первым будет наш именинник.

Я медленно повернулся к Николаю, ожидая его реакции. Тот пока молча смотрел на меня… А ведь у него взгляд, как у Атоса из советского фильма — прям один в один. И как только раньше не замечал? Как-то разом стало понятно, что с одинаково усталым выражением лица он может как отблагодарить кого-то, так и отправить на смерть.

— Насколько я знаю, подобного нет ни у одной великой державы, — наконец, Николай заговорил. Негромко, так, чтобы его слышал только я, ну и, может, еще стоящий ближе всех Михаил. — Скажу честно, Григорий Дмитриевич, вы мне не очень нравитесь как человек, но ваши изобретения впечатляют. Поэтому для отечества будет полезнее, если мы забудем былое, и каждый сосредоточится на том, что у него получается лучше всего.

На этих словах великий князь перед всем собранием крепко сжал мою ладонь, и повисшая тишина взорвалась аплодисментами. Кажется, все прошло как надо. Я подал знак Достоевскому и Лееру, чтобы помогли слугам Николая перенести подарок, а потом возвращались. После реакции именинника они теперь стали официальными гостями, так что пусть отдыхают.

Я же позволил себе расслабиться прямо сейчас. Подошел к столу с бокалами шампанского, выбрал тот, где было поменьше пузырьков, отхлебнул и… Чуть не расчихался, когда прятавшиеся до времени газики рванули прямо в нос.

— Григорий, поздравляю с новым изобретением, — ко мне подошел Михаил, вот только, несмотря на мягкий тон, его лицо было предельно серьезно.

— Спасибо, — осторожно ответил я.

— Хочу предупредить, чтобы это не стало для вас сюрпризом. Николай принял насчет вас решение, предложенное генералом Горчаковым. Тот ловко сменил позицию, перестав обвинять вас в пропаже связи во время Инкерманского сражения. Вместо этого он представляет вас изобретателем, который, увы, далек от настоящей жизни.

— Далек?

— Это даже похоже на правду, иногда вы ведете себя необычно. Странные выражения, странные мысли, но вам были готовы прощать это за успехи. Но вы подросли в чинах, и все оказались перед выбором. Дать вам расти дальше, доверить по-настоящему много людей или же оставить в стороне от этого.

Михаил не говорил прямо, а вот я уже все понял.

— Меня хотят посадить в золотую клетку? Изобретай что хочешь, а управлять новыми частями в армии будет кто-то другой?

— Многие старые генералы вами недовольны, поэтому поддержали предложение Горчакова. Николай станет шефом нового рода войск, а Петр Дмитриевич примет над ними непосредственное командование. Вы же останетесь руководить экспериментальной ротой, которая будет отрабатывать для них новые технологии. Да, как вы и сказали, золотая клетка. Большая, широкая, но и замок будет ей под стать.

— Михаил Николаевич, — внутри меня все кипело, но я сумел удержаться. — Вы же не просто так решили мне все это сказать?

— Мы можем их опередить. Вы поддержите меня на должности главного начальника воздушных сил. Составите записку, что мы начнем формировать их не сразу по штату армии, что потребовало бы привлечения генералов, а с полка, и тогда уже вашего звания хватит, чтобы оставить за собой новое направление. Если вы не остановитесь, а будете добиваться успехов вместе с ростом воздушных сил, то сохраните их за собой и в дальнейшем.

Я слушал великого князя и невольно думал о том, как же все сложно. Кажется, изобрел что-то, разом выделившее нас на фоне всех других стран, а в итоге вместо того, чтобы развивать это, нужно думать еще и о том, как сохранить уже созданное. И почему все не может быть, как в книжке? Стал героем, поверг врагов, и добро тут же победило.

— Я подготовлю записку со своим видением развития военно-воздушных сил, — наконец, кивнул я, и Михаил, добившись своего, тут же отошел по своим делам. Тоже вопрос, он на самом деле хочет помочь или добивается каких-то своих интересов?

Я двигался по кругу, здороваясь со знакомыми лицами и знакомясь с теми, кто здоровался со мной. Что-то сказал Корнилов, я не расслышал, погруженный в свои мысли. Тотлебен попытался меня приободрить, но умные слова Эдуарда Ивановича сегодня пролетали мимо ушей. Может, пойти проветриться?

— Все? Подмял тебя младшенький великий князь под себя? — у знакомой веранды меня встретила Ядовитая Стерва. Словно почувствовала, что я выйду именно здесь.

— Знаешь?

— В столице бывать не доводилось, но повадки хищников с голубой кровью мне действительно знакомы. Они либо подчиняют себе все новое, либо уничтожают.

— Голубая кровь — так неприятно звучит, когда знаешь, откуда пошло выражение, — я все еще был на своей волне.

— Что? — Стерва растерялась.

— Ты просто сказала это слово одновременно с неприязнью и восхищением. А я вспомнил, что оно появилось из-за различия смуглых простолюдинов и бледных аристократов, на белой коже которых так хорошо видно синие выпирающие вены.

— Ты, вообще, слышишь, что я тебе говорю?

— Я услышал, как твой покровитель хотел украсть у меня право командования всеми летательными аппаратами империи. Ловко, согласись? Ничего не сделать самому, а получить новую должность и силу просто так. Или ты тоже поучаствовала в составлении этого плана?

Стерва на мгновение отвела взгляд, но тут же снова вскинула его. Глаза девушки горели от ярости.

— А ты считаешь, что сможешь управлять целой армией? Без опыта, с нуля? И сколько тысяч человек должны будут заплатить за твою самонадеянность? Знаешь, иногда мне кажется, что мы в чем-то похожи, а иногда… Ты словно тот же Романов — никакого опыта, но с рождения человек готовится управлять целой страной. Такая власть ненормальна, неправильна!