Ленинград' 84 (СИ) - Коруд Ал

В этот раз ювелир чашку с кофе все-таки уронил. Но надо отдать должное, пришел в себя быстро.

— Давно я это название не слышал. Ты откуда, паря?

— С Севера, — коротко ответил я.

Моисеич горестно глянул на разбитый фарфор, но промолчал. Я же с превеликим удовольствием пил кофе и закусывал сладостями.

Наконец, молчание прервалось.

— Мне все равно, откуда ты и что у нас делаешь. С разными люд… — здесь ювелир запнулся, бросив на меня острый взгляд, — сущностями приходилось иметь дело. Скажи, ты ничего интересного больше в магазине не заметил?

Занятный у него переход от мира мистического к делам нашим грешным. Хотя что он обо мне знает? Лишь про дар. Проверить хочет? Ладно, я не жадный. Место больно знаковое. И мост неподалеку и то клятое подземелье. И вся эта бодяга неспроста.

— Монетки две больно странные. Красным отливают.

Честно сказать, представления не имею, что это означает. Моисеича же внезапно проняло. Чуть не подскочил с места:

— Шлемазлы! Паленое подсунули!

Его негодование притупило лишь мое присутствие и ехидный взгляд. И на старуху бывает проруха.

— Надули, Моисеич?

— А ты не задавайся, Иванушка! Тоже мне фрукт с Севера! Если у тебя дар от предков достался, то ты делиться им обязан!

«О как! Ничего в мире не меняется».

— За долю малую?

Все-таки как разговор о деньгах эту нацию успокаивает. Имел я дело с товарищами евреями в девяностых. Ухо надо держать востро, но люди предельно деловые. Этого не отнимешь. Честнее восточных абреков точно. Таки вросли в цивилизацию и приняли правила игры. А для восточных братков ты в первую очередь гяур и неверный. ЧУЖАК, одним словом. Если почуют за собой силу, то отберут у тебя все. Лучший аргумент на Востоке — острый ятаган. Вспомните знаменитый фильм «Белое солнце пустыни». Чем все закончилось у товарища Сухова? Перестрелял всех абреков и аллес.

— Иван, давай договоримся так. Сейчас покажешь нам эти монеты. Потом заходи сюда два раза в неделю. Допустим, — Моисеич задумался, — в понедельник и четверг. Твоя задача — осмотреть золотишко и получать за эту вторую стипендию.

В его словах осталась некоторая недоговоренность. Студент бы пропустил, но не человек, три десятка лет крутившийся в бизнесе.

— Две стипендии. А то как-то несерьезно. Сколько я вам сегодня денег спас?

Ювелир засопел, но хлопнул ладонями по коленям.

— Договорились.

— Заходить в какое время?

— Да, когда тебе удобней. В рабочие часы. Расписание на дверях. Тут или я или Глеб всегда есть.

Я подумал и задал вопрос:

— Частенько такое гнилье подкидывают?

Как ни странно, но Моисеич охотно ответил. Видимо, уже принял меня в «рабочий штат».

— Да почти каждый день. Жулья нынче развелось… Совсем совести у людей не осталось.

Про совесть я благоразумно промолчал. У торгаша её по определению нет. Хочешь оставить, не иди в торговлю.

— Жулики приносят?

— Да разные! — махнул рукой ювелир, потом опомнился. — Да ты что! С криминалом ни-ни! Мы уголовный кодекс чтим. Тут другое. Золото оно ведь особый металл. И свою память имеет. Ну, не мне тебе рассказывать.

— А что по моей просьбе. Музей?

Моисеич задумался:

— Не помогу. Слышал звон, но не знаю, где он. И не проси, свое дороже. Но за сегодня спасибо будет. Что хочешь?

Мой ответ его изрядно удивил. Каким-то шестым чувством я понял, что необходимо сейчас просить не за себя.

— Сапоги нужны зимние женские. Не себе, сеструхе обещал. Сам понимаешь, импорт.

— Нормально все, Ваня. Семье помогать следует. На том земля и держится. Сейчас Глеб тебя проводит.

Было заметно, что у Глеба ко мне масса имеется вопросов. Но он благоразумно помалкивал. Или сфера, которой я невольно коснулся, под запретом. Или продаван просто привык не лезть, куда не просят. Умный мальчик. Так что сойдемся! Такими знакомствами никогда манкировать не надобно. Тем более в моем шатком положении. Обувь продавалась в нескольких отделах длинных рядов Апрашки. Глеб был знаком со всеми продавцами. Местная специфика. Перекидывался с ними парой фразой, иногда общался с крутящимися неподалеку спекулянтами. Минут через двадцать необходимый мне размер и фасон нашлись. Достали из-под прилавка и тут же сунули коробку мне.

— За деньги не переживай. Отработаешь.

Глеб мягко стукнул меня по спине и был таков. Я вертеть головой не стал и спрятал от греха подальше коробку в холщовую сумку. Та всегда была при мне. В чем-то удобней дырчатой авоськи. В этот момент я перехватил чей-то придирчивый взгляд.

Ха! Этот тот цыганистого вида фарцовщик с Гостинки. Зыркнул в мою сторону и исчез в толпе. Дело к вечеру, народ с работы пошел. Отвык я от подобного столпотворения. Не зря от него, как дети подросли, сбежал аж на берег Белого моря. Там тихо и спокойно.

— Опа, где достал?

Сергей покрутил финские сапожки в руках.

— Там уже нет.

— Ты ради этого последние дни пропадал?

— Сестренке обещал. Через неделю приедет.

— Молодец. Такие редко продают.

— Потому и ловил так долго.

Все, железное алиби на таинственные исчезновения у меня на этот момент исчезло. Погоня за дефицитом, да еще для родного человека отличное оправдание в восьмидесятые. Дальше уже сам.

— В пятницу у физиков собираемся. У них там какой-то старинный обряд. Сначала поведут куда-то, потом веселье. Ты идешь?

— Конечно! Как можно пропустить грандиозную пьянку? По сколько скидываемся?

— Пятерик с носа. Это с закуской.

— Сейчас, — решил я. Сэкономил же на сапогах. А потом вспомнил, что налички почти не осталось. И надо топать в сберкассу. Только пришел! Обидно, да?

Перед закрытием в сберкассе никого не было, потому деньги получил быстро. Много не снимал, все равно на следующей неделе стипенсию получать. На улице было прохладно. Начиналась настоящая Питерская осень. С дождями, туманами и вечной мокротой. Сырость — бич всех прибалтийских стран. Не думайте, что в Эстонии, Финляндии или Дании как-то по-другому. Везде пришлось побывать. Затем я внезапно вспомнил, что Эстония еще часть страны и туда съездить запросто. Ночь в фирменном поезде и «Тэре» Таллинн! Или там еще одна «Н»?

Размечтавшись о путешествии чуть не въехал в стоявшую посреди тротуара девушку.

— Звиняйте, барышня.

— Ну, ты и нахал, Ванечка!

— Наська!

На радостях я приподнял девушку на руки и закружил в танце. Золотистые волосы развевались на сером фоне. Настя захохотала и разрумянилась. Было заметно, что мое нахальство ей нравится.

— Отпусти, увалень. У тебя пальцы, как тиски железные. Меня на попе синяки будут!

Поставил девушка наземь и отошел в сторону любуясь.

— Безумно хороша!

Настя поправляла волосы, кокетливо улыбаясь.

— Раньше ты мне этого не говорил.

— Дурак был, потому что!

— Очень самокритично.

— Сейчас у кого-то новые синяки появятся!

Настя захохотала уворачиваясь. На нас уже обращали внимание. Два лба великовозрастных дурачатся, как дети малые. Я на миг остановился. Святые джигурдинки! А ведь она еще совсем девчонка и вовсе не желает становиться взрослой. Бедная Нася! Она хотела обычного человеческого счастья. Но судьба к ней и ко всем нам была немилостива. Остаться хотя бы людьми и то не у всех получилось.

Затем мы шли под ручку к станции метро. Настя была хороша и при свете фонарей. Проходящие мимо мужики и парни лишь облизывались и завидовали мне черной завистью. Пусть завидуют! Мне было хорошо. Хорошо ощущать себя здоровым, крепко печатать шаг и не чувствовать усталости. Видеть рядом безумно красивую девушку и замечать этот взгляд, что сулит многое.