ОПГ «Деревня» 2 (СИ) - "Alchy"
— Удивительно, да, — поддержала Светлана, — и ведь второй день так! Запугала скорей всего, или ключик подобрала, это же Маня… — растерялась она.
«Удивительно ей!» — Продолжал кипеть Толя, решив сам выяснить, что Маня вытворяет со старообрядцем — «А сама жопу оторвать не может — сходить посмотреть!» У палаты, в которой держали с огнестрельным ранением сектанта — замедлил шаг и осторожно, крадучись, подошел к двери. Из-за двери доносились два голоса: звонкий требовательный девичий и монотонно бубнивший мужской.
Анатолий приник к двери и прислушался:
— Что ты будешь делать когда проснешься? — Строго спросила Маня.
— Когда я проснусь, буду ведать что бога нет, мыть руки перед едой и гузно, как посерю… — невыразительно монотонным голосом отвечал пациент.
Толян с досадой оглядел дверь — ни глазка, ни замочной скважины, только массивный засов со стороны коридора. Предусмотрительность не лишняя, пациенты попадаются разные. Он вновь прислонил ухо к двери:
— Сейчас я три раза хлопну в ладоши и после третьего хлопка ты проснешься и будешь помнить всё, что я тебе сказала! — Скомандовала Маня и медленно три раза хлопнула в ладоши.
— Всё, доченька?! — Живым голосом поинтересовался древлеправославный. — Спаси тя бог!
— Бога нет! — С нажимом сказала Маня. — Папаша выискался, тоже мне!
— Нет дочка, нет! — радостно согласился с ней пациент.
«Мда, вот такие пироги с котятами, кишочки тянутся и косточки хрустят», — довольно быстро сообразил в чем дело хирург: «а ведь Олег посмеивался, рассказывая что Маня интересуется гипнозом и даже конспектирует с ноута, что нашлось по теме. Сам ведь смеялся, что Маня и без гипноза мертвого, гм, поднимет…»
Анатолий отошел от двери и дождался, когда Маня выйдет, закончив с перевязкой:
— Мария! — Галантно перехватил поднос с инструментом и кулек с обрывками старой повязки. — Я тут совершенно случайно проходил мимо и невольно стал свидетелем. Ты что, действительно гипноз освоила?
— Ну так, — самокритично призналась Маня, сдувая выбившуюся из под косынки прядь волос, лезущую в глаза. — Внушаемых легко, с остальными трудно.
— И многих ты так проверила? — С интересом спросил хирург. — можно узнать выборку и критерии внушаемости?
— Это врачебная тайна! — Отрезала Маня, потом не выдержав, похвалилась. — Слабо внушаемым можно расшатать психику, в пограничном состоянии они легче поддаются внушению! Или измененное состояние сознания, с алкашами работать — милое дело! А хотите, Анатолий Александрович, я и вас в транс введу? — Маня забежала вперед, встала перед ним и уставилась своими зелеными глазами в переносицу Толе.
— Нет, Мария, не стоит! Я у себя, если что! — Вздрогнул хирург, отводя взгляд в сторону и сбегая, добавив напоследок, неуверенно. — Я и внушаемый слабо и вырос на воде, заряженной Кашпировским!!!
Глава 9
«Милый дедушка, Михаил Павлович!» — написал Егор и в задумчивости вгрызся в гусиное перо, — «И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, а брат Серёга — рожа ментовская, только ты у меня один остался!»
Егор перевел взгляд на затянутое льдом окошко, в котором мелькало отображение бликов монитора и ярко представил себе Губина, купца первой гильдии. Вот он днем сидит в трактире, а угодливые половые обносят его яствами, внося одну перемену за другой. Вот он, отдуваясь — выходит из трактира, запахивает шубу бобровую, разлёгшись в санях, а возчик с посвистом и гиканьем мчит по заснеженным улицам Санкт-Петербурга. В Гатчину…
А теперь, наверное, Михаил Павлович в царских палатах, топчет сапогами навощенный паркет, фрейлины императрицы кокетничают с ним напропалую, обмахиваясь веерами и морща припудренные носики. Вельможи и сановники угодливо расступаются, когда купец идет по коврам к императорскому трону. Сам батюшка-император встает с трона, обнимает дедушку и прикалывает ему к шубе агроменную медаль! А то и орден!
Егор шмыгнул носом, тоскливо вздохнул и продолжил:
«А позавчерась нам всем была выволочка, вытащил Председатель за гараж и давай нас харями в помойку тыкать, в ту что мы за гаражом устроили. Повелел нам устранить сие безобразие до нового года! Два дня с темна и до темна, спины не разгибая — вывозили эти говны, не взирая на чины. За три версты от деревни, в глухой овраг, коей отвел сатрап и тиран Захар Михайлович под ТБО. А брат Серёга лукаво избежал сего, отговорившись присмотром за аспидами древлеправославными, дабы они из своего логова нам пакости не измыслили.
И Ксения моя разлюбезная домой не впускала, пока в бане не отмоюсь! А кот Гугл до сих пор морду воротит! А еды нет никакой! Кот осетриной провонял насквозь, от масла конопляного и льняного наизнанку выворачивает и душа содрогается! Сухарики наши родненькие снятся, со вкусом малосольных огурчиков и соусом тартар! Али пришли масла прованского, несколько бочонков!
А спать я не могу, всю ночь Гугл своим премерзким тыгыдыком, как шакаленок — будит! Ксения ночью спит как сурок и поутру выговаривает, что хулу на котика возвожу! Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми насотсюда домой, в столицы, нету никакой нашей возможности… Кланяемся тебе в ножки и будем вечно бога молить, увези меня, Ксению и Гугла отсюда, а то помрем…»
Егор покривил рот, потер кулаком, обожженным кислотой — глаза и всхлипнул:
«Буду у тебя в конторщиках сидеть, али писарем! А если что, секи меня как Сидорову козу! Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна! Хотели уже сами в столицы добираться, да яндекс-такси вызвать нет никакой возможности и ни одной полоски на смартфоне!»
Подумал немного, запечатал конверт, потянулся пером к чернильнице — адрес написать и опрокинул. Чернила густой грозовой тучей залили вначале конверт, затем поползли по столу, поглотили, погасив, монитор и и приливной волной затопили комнату. Егор, захлебываясь — вынырнул из этой черной вязкой жижи — и проснулся.
В холодной испарине и бьющимся у горла сердечком. Отдышался, успокоился, нащупал на прикроватном столике кемпинговый диодный светильник. Отвернул в сторону, чтоб не потревожить Ксюшу и включил, поведя по комнате рассеянным светом, выискивая — где сегодня нагло разлегся Гугл. Предосторожность оказалась не лишней — тот нагло разметался возле кровати, беспардонно оккупировав тапки.
Посмотрел на часы — шесть утра, осторожно слез с кровати, выдернул из под даже не пошевелившегося кота тапки и замер, любуясь женой. В мертвенно-белом свете её безмятежное лицо, обрамленное художественным беспорядком сбившихся за ночь волос — выглядело как лик снежной принцессы. На королеву пока не тянула. Принцесска вдруг нахмурилась, на лицо набежала тень, губы искривились. «Я наверное снюсь!» — умилился Егор, осторожно погладив её по голове. Ксюша заулыбалась и задышала ровно.
Сколько они жили, столько Егор завидовал её умению засыпать за несколько минут. И спать до утра, не отвлекаясь ни на какой посторонний шум. Можно было сидеть с ноутом, пока не сядет батарея — под музыку. Сон Ксюхи ничто не могло поколебать. Как и Гугла. «Лишь бы дите в Ксюху пошло!» — Мысленно перекрестился, общение с Саввой даром не прошло…
Забежал на кухню, торопясь закинул в печку приготовленных с вечера дров, подсунул под них наколотой лучины, кусок бересты и достал с печки коробок спичек. С досадой отметив, что всё — и этот кончается. Как бы в скором времени по соседям не пришлось бегать, чтоб печку с утра затопить. Поджег бересту, приоткрыл вьюшку и приплясывая от нетерпения — набил трубку, прикурил и опрометью бросился на улицу, накинув куртку.
До туалета, как обычно — не добежал. Попыхивая трубкой, закидал снегом следы преступления, нидайбох Ксюха увидит! Докурив, вернулся домой. Умылся, поставил чайник на плиту и ещё раз выскочил в сенки — отрубить проглоту рыбки, разморозить. Разгораясь, загудела печка, Егор выключил фонарик и в полудреме ожидал, когда закипит чайник, с содроганием вспоминая последние два дня ударного труда…
