Ростов-папа. Часть 2 (СИ) - Дашко Дмитрий

— Георгий, может и вы поедите? — предложила Вера. — Я столько наварила — на двоих хватит!

Вспомнив, что толком за весь день не завтракал и не обедал, а каким будет ужин, даже не имел представления, я охотно кивнул.

— С удовольствием!

И хотя во время еды полагается быть глухим и немым, я нарушил это строгое правило этикета, рассказав те новости, которые мог разгласить в присутствии постороннего. Само собой, Вере не стоило знать, про то, что мы вышли на Медика, что Андрюсенко отравили, а я с завтрашнего дня внедряюсь в окружение Будённого, поэтому болтал в основном на общие отвлечённые темы и как мог — поддерживал хорошее настроение у друга.

Пробыв у него часа полтора, я пожал ему руку и по просьбе Петра проводил Веру до дома.

Не люблю лезть в душу другим людям и интересоваться чужими делами, но за это время у меня сложилось впечатление, что у этой пары постепенно всё налаживалось, они явно любили другу друга и очень страдали, когда пришлось расстаться.

Жила Вера в нескольких кварталах от больницы, поэтому пошли пешком, болтая по дороге о всяких пустяках. Она спрашивала меня про Москву, доводилось ли мне ходить в театры, знаком ли я с кем-то из писателей или поэтов. На это я честно ответил, что было как-то не до того, а с богемой если и пересекался, так исключительно по работе.

Даже не находясь на службе, я привык контролировать и фиксировать всё, что творится неподалёку — эта привычка не раз спасла мне жизнь, поэтому заметил странную реакцию Веры на двух мужчин, которые сидели и курили на лавочке, неподалёку от её подъезда. Женщина слегка побледнела и как-то подобралась. Один из мужчин привстал, но его напарник одёрнул его за рукав потёртого пиджака и посадил назад, на место.

— Вера, скажите только честно — у вас всё в порядке? — тихо спросил я.

— У меня? Да, всё хорошо, — улыбнулась она, но улыбка показалась мне натянутой.

— Точно? Вы не хотите мне ничего сказать?

— Георгий, не беспокойтесь, у меня всё нормально. Да, мы пришли. Спасибо, что проводили меня. А теперь простите — мне пора, завтра нужно рано вставать.

Простившись со мной, Вера скрылась в подъезде.

Я с досадой поморщился. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять — у неё какие-то проблемы, но по неизвестным причинам делиться со мной этой информацией она не собирается: не может или не хочет.

Оставить всё как есть? Но Вера — жена моего друга, если у неё неприятности, значит, это может затронуть и Петра.

Я решительной походкой подошёл к типам на лавочке.

— Уголовный розыск. Ваши документы?

— Сначала свои покажи, — отозвался один из них, самый борзый.

Верхняя губа его хищно задралась, обнажив золотую «фиксу».

Я отодвинул полу пиджака, демонстрируя кобуру нагана.

— Убедительно, — хмыкнул борзый.

Он полез рукой в карман своего пиджака.

— Только медленно, — попросил я. — Не люблю резких движений, палец сам просится на спусковой крючок.

— Какой-то ты пугливый, начальник. Не боись, бумаги у нас в порядке.

Он достал мятую бумажку, справку из сельсовета, у его напарника оказалась такая же. Я тщательно изучил каждую строчку в этих бумагах. Поводов придраться к этим двоим, даже формальных, у меня не было, поэтому со вздохом вернул документы.

— В городе живёте?

— Нет.

— Тогда что делаете в городе?

— По делам приехали. Завтра в село вертаемся.

— Ну-ну, — я прикинул, что ещё мог бы сделать с ними.

По всему выходило, что ничего. Просто два самых обычных гражданина, на которых у меня ничего нет. Вот если б Вера сделала хоть какое-то заявление…

— Тогда шли б вы отсюда подальше.

Спорить они не стали, покорно поднялись с лавки и ушли. А у меня в душе остался тот самый осадок, который возникает, когда чего-то не доводишь до конца.

Проследить за ними что ли?

И что это мне даст? Тем более я даже понятия не имею, что тут происходит. Тут надо давить на Варю через Петра, либо обрабатывать саму женщину: ни на то, ни на другое у меня просто нет времени — уже завтра на утреннем поезде я уезжаю в Синявскую.

Напрячь парней с угро? Во-первых, чтобы хоть что-то завертелось и закрутилось, нужны основания — у меня, кроме странной реакции Веры на этих двух пейзан ничего нет, во-вторых, у ребят сейчас забот по горло. Если и проникнутся, всё равно будут заниматься по остаточному принципу.

Эти нехорошие мысли не давали мне покоя до самого утра, я так и не заснул, всю ночь прокрутившись на кровати.

Хорошо, что организм молодой — для него такая встряска не кажется сильной, это в прошлой жизни в свои пятьдесят я бы потом ещё долго очухивался, а тут свеж и бодр как огурчик, и сна ни в одном глазу.

Утренний поезд — это всегда что-то с чем-то, с огромным трудом мне удалось купить на него билет, а про то, чтобы найти сидячее место — вообще пришлось забыть. Народу в вагон набилось как сельдей в бочке, было невозможно найти даже сантиметра свободного пространства.

И ехать что-то около сорока километров, с черепашьей скоростью состава — неблизкий путь.

Я прильнул спиной к стенке, прикрыл глаза и под перестук колёс и разговоры соседей немного подремал. Когда с перрона действительно послышались многочисленные выкрики «А вот раки! Кому раков?», невольно усмехнулся. Комураки и впрямь оправдывали своё японское название.

Хотелось купить парочку, а к ним — святое дело — холодного пива, но это потом, когда покончу с тем, ради чего сюда приехал.

Я помог выбраться из вагона пожилой женщине, тащившей на своём горбу несколько огромных сумок, донёс их до извозчика.

— Дай бог тебе здоровья, сынок! Спасибо тебе большое!

— Не за что.

Адъютант Будённого ждал меня неподалёку. На моё счастье приехал Пётр Зеленский не верхом — на мою душу прислали щегольского вида двуколку. Хороший был бы из меня «кавалерист», вздумай Будённый выделить мне в качестве транспорта какого-нибудь конягу. Ездить верхом я так толком и не научился.

— Как добрался? — поприветствовал меня Зеленский.

— Да вроде кости целы. Семён Михайлович где?

— Ждёт. У него сегодня учебный день. С утра уроки французского, ну, а после обеда с тобой.

Кажется, у меня появились шансы в первый день увидеть собственными глазами пресловутую любовницу Медика — если, конечно, Андрюсенко не напутал. Этого, увы, от него уже не узнать.

Художников обещал прислать на Нину Гречаных что-то вроде досье, интересно, много ли ребята нароют?

Синявская оказалась довольно большой: счёт домов шёл на сотни.

— Да тут у вас и заплутать можно, — заметил я, когда пролётка стала колесить по кривым улочкам станицы.

— А ты любого спроси — где тут у вас товарищ Будённый живёт, так тебе сразу скажут, — пояснил адъютант. — Семёна Михайловича тут каждая собака знает. Ну, а тебя у него поселят. Комнату под тебя уже выделили.

Жилище легендарного командарма издалека можно было принять за штаб воинской части: часовые у ворот, обилие людей в форме. Покоя у Будённого не было даже не отдыхе. То и дело прилетали вестовые верхом или подкатывали чадящие как паровозы легковые авто с важными пассажирами.

Встретила меня невысокая чернобровая женщина, она по мужски деловита протянула правую руку.

— Надежда Ивановна, супруга Семёна Михайловича. А вы, я так понимаю, новый инструктор — Георгий?

— Он самый, — кивнул я с интересом рассматривая боевую подругу героя Гражданской войны.

Насколько я помню, судьба у женщины была в высшей степени трагичной: её жизнь трагически завершилась на глазах нескольких свидетелей, когда Надежда Будённая зачем-то поднесла к виску пистолет мужа и нажала на спусковой крючок.

На эту тему в моё время ходила масса версий, я б даже сказал сплетен, что было на самом деле — можно только гадать.

Говорят, Семён Михайлович стал по-настоящему счастлив только женившись в третий раз. И первая и вторая его супруги активно наставляли ему рога, правда, и Будённый тоже не слыл при этом монахом.