Звезда заводской многотиражки 4 (СИ) - Фишер Саша

Я опустил взгляд, посмотрел на свои ладони, потом снова поднял глаза на Антонину. И встретился с ее пытливым прозрачным взглядом. Она молчала, ожидая продолжения.

— Жизнь штука странная и непредсказуемая, — зашел я с другой стороны. — Мы с вами вместе работали недолго, но я успел понять, что мне это нравится. Что с вами я расту как журналист, понимаете? Что вы настоящий профи, почти гений. А может и не почти... Сейчас ситуация выглядит какой-то безнадежной. Изменить ее не в моих силах, это точно. Но она ведь может и измениться, да? И вот когда это произойдет, мне бы хотелось, чтобы мы с вами продолжали оставаться на связи.

— Если, ты хотел сказать? — иронично проронила Антонина Иосифовна.

— Может и если, — я пожал плечами. — В общем, давайте дружить, а? Встречаться, разговаривать по душам, ходить в кафе, обсуждать мировые события... Даже не знаю... на лыжах кататься... В общем, делать то, что обычно делают, когда дружат семьями.

— Но вы же понимаете, что у вас тоже могут быть неприятности из-за этого? — серьезно спросил она.

— Ну и что? — я легкомысленно пожал плечами. — Как-нибудь справлюсь. Давайте так. Назначим вечер, когда будем обязательно общаться и встречаться. Скажем, четверг. Я буду звонить вам в обед, мы будем договариваться, чем займемся. Чем-то интересным или нет, неважно. Ну что, вы согласны?

— Я... Не знаю, чего вы добиваетесь, Иван, — задумчиво проговорила она. — Вы меня удивили.

— Но в принципе вы не против? — спросил я. Она промолчала, и я счел это достаточным, чтобы продолжить. — Тогда я позвоню в четверг. В обед.

Может и зря я не стал рассказывать Антонине про ЭсЭса и наши редакционные проблемы. Но как-то язык не повернулся. Ее история оказалась на порядок тяжелее наших взаимоотношений с новым главным редактором. Ладно, четверг скоро. Еще успеется. Я смотрел, как за Антониной закрылись двери автобуса, потом развернулся и пошел на свою остановку, чтобы ехать домой. Даша, наверное, уже дома. Она вроде никуда не собиралась. Но тут я поравнялся с будкой телефона-автомата. И, внезапно подчинившись самому мне не до конца понятному мотиву, шагнул внутрь и сунул в прорезь удачно попавшуюся под пальцы «двушку».

— Ого, сколько лет — сколько зим! — хохотнул Веник в телефонной трубке. — Повезло тебе, ты меня прямо на пороге поймал! Что-то важное?

— Да нет, просто хотел поболтать, соскучился, — я тоже засмеялся. — Время детское еще, вторник, опять же!

— Ну это ты удачно зашел тогда, — усмехнулся Веник. — Подгребай в «Петушок», я как раз туда собираюсь. Из наших мало кто будет, но я вчера в ночь работал, сегодня необходимо развеяться. Компрене?

— Требьян, — отозвался я. — Тогда мчу туда на всех, так сказать, парах!

В «Петушке» все было без изменений — все столики детского кафе оккупированы великовозрастными придурками в странных одеждах. Все прихлебывали из чайных чашек разные напитки, обсуждали музыку, пластинки, подробности личной жизни отсутствующих и несвежие анекдоты. Правда, из компании Веника было всего трое. Парень, похожий на бобра, один из поклонников темноволосой «морковки» и сам Веник, собственно. Бобер что-то рассказывал, экспрессивно размахивая руками, а остальные двое слушали. Парень, косящий под одного из солистов «Аббы» с интересом, Веник — скучающе. Не столько слушал историю, сколько разглядывал задницы перемещающихся по залу девушек.

— О, здорово, Жаныч! — радостно воскликнул он, совершенно не озаботившись, что прервал на полуслове бесконечную историю бобра. — Давай, покупай чашку чая и присоединяйся!

— Яволь... — отозвался я и сменил траекторию в сторону прилавка раздачи.

— Только чай? — сказала продавщица.

— Да, — я кивнул. Потом подумал секунду. — Нет. Дайте еще мороженое с шоколадом. И орехами.

— Так вам с орехами или шоколадом? — переспросила продащица. Новенькая какая-то, раньше ее не видел.

— А то и другое можно? — спросил я.

— Нет! — отрезала она.

— То есть, если я хочу мороженое и с орехами, и шоколадом, мне надо покупать две порции с разными наполнителями, а потом их смешивать? — уточнил я.

— Да! — вызывающе сказала продавщица, сложив губы куриной жопкой. — Если каждый будет брать по два наполнителя, то их не хватит. Вы о других подумали? О тех, кому придется из-за вас есть голое мороженое?

— Можно подумать, оно сразу станет несъедобным, — пробормотал я.

— Так с чем вы будете брать? — насела продавщица.

— А по половине порции вы продаете? — спросил я.

— Да, — нехотя кивнула продавщица, еще не понимая, к чему я веду.

— Тогда дайте, пожалуйста, половину порции с орехами и половину порции с шоколадом, — сказал я.

Продавщица взяла из стопки металлическую креманку, наколупала ложкой из коробки белых осколков и стружек. Обычной здоровенной ложкой, шариками накладывать мороженое пока не научились. По крайней мере, не в Новокиневске. Потом поставила креманку на весы. Убрала чуть-чуть. Взяла вторую креманку. Повторила манипуляции. Потом взяла квадратный судок с тертым шоколадом, скрупулезно отмеряла половину «дозы», высыпала ее в одну порцию. Потом проделала то же самое с толчеными грецкими орехами.

— Тридцать две копейки, — сказала она.

— Спасибо, — я высыпал на блюдце перед ней несколько монеток. Взял одну креманку, и у нее на глазах переложил ее содержимое во вторую. Лицо ее вытянулось, глаза засверкали праведным гневом. Чтобы не засмеяться, я спросил. — Что-то не так?

— Стол для грязной посуды вон там, — буркнула она, ткнула пальцем в нужном направлении и отвернулась.

Я подхватил кружку с чаем и обе креманки и вернулся к столу. Что у некоторых людей в головах? Понапридумывают искусственных ограничений, потом от них же и страдают. Вообще-то, такая фигня с наполнителями не была общим местом. Только в путь насыпали и два наполнителя и даже могли сверху еще сиропом полить, если попросить. Но вредные тетки попадались... Вот как эта. Ей дали свой кусочек власти, и она теперь старательно ее применяет. Терпеть таких людей не могу. Всегда хочется как-то их поддеть, даже если сначала не собирался...

Болтать с этой троицей не требовало от меня решительно никаких усилий. Мне плеснули под столом дежурного молдавского портвейна из бутылки с мужиком в шляпе, рассказали свежие сплетни, которые я, разумеется, тут же забыл. Я рассказал пару баек с работы. Меня осторожно спросили, что у меня с Лизаветой. Я многозначительно пожал плечами. В общем, было хорошо. Как будто пришел в старинное убежище, где всегда спокойно и ничего не меняется, и оно осталось прежним. Уже почти перед самым закрытием Веник вытащил меня покурить на улицу.

— Между прочим, мой отец про тебя спрашивал, — как бы невзначай проронил Веник.

— Да? Неожиданно, — усмехнулся я.

— Ой, да ладно! — Веник махнул рукой. — Он с таким восторгом о тебе отзывался. Мол, юноша такой положительный. Целеустремленный, образованный. Мол, вот с кем тебе надо бы дружить, а не с этими твоими обормотами.

— Ну вот, внезапно стал сыном маминой подруги, — хохотнул я. — Веришь — нет, даже в мыслях не было.

— Кем стал? — не понял Веник. Ах да, этот мем здесь еще не в ходу.

— Ну, знаешь, у любой мамы есть подруга, сын которой еще и вышивать умеет, и готовить, и работает на трех работах, и диссертацию пишет, — объяснил я. — И что бы ты ни делал, сын маминой подруги всегда будет делать это лучше. Мифический персонаж такой.

— Ааа! — Веник захохотал. — Это точно!

Веник недолго помолчал, дымя как паровоз. Потом посмотрел на меня.

— Отец просил, чтобы я вашу встречу устроил, — сказал он. — Но я сначала подумал, что надо у тебя спросить. Какое у него к тебе дело, он не сказал.

«Он мог бы и у Феликса спросить, — подумал я. — Хотя может это такой скрытый воспитательный момент. Анатолий же переживает за своего бестолкового сына...»

— Чего молчишь? — потормошил меня Веник. — Что отцу-то сказать? Ты согласен?