Князь Изгой (СИ) - Серебров Яр

Полозовое брали с саней, мы его прямо у реки уплатили. Были ещё какие-то задние калачи, костки, рукознобное, узольцовое, порядное, перевоз, проезжее… Сам чёрт в этих сборах ногу сломит! Покупатели платили осьмничее, пошлину, равную одной восьмой от стоимости товара. От померного та отличалась тем, что взималась с денежной стоимости, а не с мерной. Осмьничее поболее тамги будет, да только собрать его куда трудней. Кто в здравом уме пойдет к мытарю? А к каждому продавцу фискала не поставишь. Богдан осмьничее не платил, ибо все налоги я самым тщательным образом записывал. Запредельное количество сборов ведёт к игнорированию и коррупции, сия азбучная истина актуальна для всех стран и времён. И я людей понимаю. Если платить всё что положено, быстро по миру пойдёшь.

Оттого, мелкие торговцы предпочитали откупиться. Дал полрезана и торгуй травами-грибами сколько душе угодно. Вот и у Богдана всё на мази. Подскочил к мытарю, что-то ему на ушко нашептал, а после в руку серебра сунул. И всё шито-крыто. Опять лезу в тетрадку с таблицами. Тяжело всё же местные меры длины и веса даются. Непривычно, да и неудобно. Богдану хорошо, у него словно калькулятор в голове вшит.

Вот что вышло по мерам объёма: оков равен двум половинам или четырём четвертям, или восьми осьминам, а что это такое осьмина я и без них знал. Русские меры сыпучих тел восходят к римским, точнее к византийским. Амфореус, он же квадрантал равен двадцати шести с четвертью литров и у нас известен как четверик. В осьмине же их, четыре, следовательно, объём окова, примерно восемьсот сорок литров. Такими огромными кадями, конечно, не торгуют, ими измеряют, а зерно отпускают четвертными оковами. Принимая во внимания естественную влажность пшеницы, в каждом окове где-то шестьсот тридцати килограмм зерна, плюс минус пять. Оптовая цена окова пшеницы двести десять резан. Тут же юг, земля родит лучше. Зачем спрашивается выращивать дешёвую рожь, когда пшеница стоит в два раза дороже? Из Новосильского княжества водным путём её везут в Москву, в Коломну, а то и в сам Торжок.

Оков ржи оценивали в сто тридцать резан, пшено — в двести сорок, овёс — в девяносто, гречку — в триста, полбу — в сто восемьдесят, горох али чечевицу, называемую здесь журавлиным горохом, — в двести тридцать. Стоимость «плавала» в зависимости от урожая, качества жита, объёма партии и померного налога, что брали с меры, в нашем случае, с четверти. Богдан торговался здорово, с огоньком да покрикиваниями, залюбуешься!

Добрын нашептал, племянник собаку съел на оптовой торговле зерном. Куда лучше отца в хитросплетениях разбирается. Потому и в Новосиле сидит. По осени пшеницу, да жито [2] скупает, а в зиму крицы сырые и уклад местный. Зерновых да бобовых приобрели шесть оков на шесть рублей с полтиной. Дешёвого же ныне овса аж десять оков, а это ещё четыре рубля с полтиной. С продавцами жита у Богдана были какие-то свои взаимозачёты. Он менял заложенное зерно, какие-то берестяные расписки друг-другу передавали. В итоге, оплатил живыми деньгами два рубля. Богдан сам такую схему предложил. Как ознакомился с моим списком, так и сказал:

— Резан на тови задумки не хватит.

По соседству овощами торговали, в возах. Воз — мера весовая и он равнялся трём берковцам, [2] то есть тридцати пудам. Почти полтонны. Так вот, воз овощей стоил рубль. Получается, они чуть ли не вдвое дороже ржи! И то не всё. Воз свёклы оценили в два рубля, а поштучно продавали ещё дороже — пол резаны за корешок. Правда в возах овощи не держали, мороз как никак. На торжище выставляли малую часть, укрытую рогожей и соломой. Приобрёл на два рубля жёлтой моркови, мелкой свеклы, лука, репы да кореньев хрена. В соседнем ряду соления в ушатах, да бочонках. Очень дёшево — двухведёрный бочонок груздей обошёлся всего в три резана. Солёные огурцы и капуста стоили вдвое дороже грибов! Помимо них взял мочёной клюквы и яблок.

В соседнем, травном ряду, скупил у бабок невеликие запасы лесного ореха, Иван-чая, листьев крапивы и смородины, мяты да зверобоя. Сухих ягод боярышника и шиповника, малины и липового цвета, сухого ревеня и белых грибов. Набрал и трав лекарственных, и трав для покраски, и пряностей «отечественных» — испечённые на раскалённом камне семена петрушки и тмина, высушенную руту, любисток, тимьян, чеснок в связках, да высушенные ягоды можжевельника. На местном торжище на удивление много разнообразных и недорогих даров природы, воспользовался сим обстоятельством по полной.

Перешли к «настоящим» пряным лавкам, где заодно разжились солью. Три пуда обошлись в сорок резан. У иноземцев прикупил лавровый лист, зёрна горчицы, да сухие гранатовые корки, они хороши при расстройствах живота. Перец горошком дороговат, а про прочие пряности говорить нечего, их чуть не на вес золота продают.

Следующими по плану покупок у нас скотные ряды. Те располагались особняком от торга. Бараны нынешней зимой были чрезвычайно дёшевы, восемь резан за голову! Богдан сказывал татары пригнали их от бескормицы, оттого и цена малая. Козы не сильно дороже, по четырнадцать резан, но они куда меньше барашков по весу. На рубль вышла дюжина баранов, да восемь коз, на молочко. Куры, утки да гуси по два резана. Птиц взял четыре десятка, яиц хоть и немного несут, но на бульон самое то. Ко всему ещё два порося.

Из скота крупного, да рогатого взяли пару телят двугодок по сорок пять резан, вола и три мерина. [2] Богдан сторговал коней у каких-то оборванцев всего по полтине, что и по местным меркам чрезвычайно дёшево. Воз сена, в пятнадцать пудов обошёлся в семь резан, а возов тех взяли четыре. Итого на соль, да на корм, да на самих животин ушло три рубля да сто девяносто шесть резан.

В скотных рядах обратил внимание на белёсые выходы селитры. Похоже на одном месте скот не один десяток лет держат. К бабке не ходи, если землицу промыть, полпроцента селитры наберу, а то и больше. Сразу на то внимание Богдана обратил:

— Ведаешь, что это? — показал на белёсый налёт.

— Соль?

— Соль, но необычная. Индийская.

— Слыхал про такую. Бают персы ту волжским путём к немцам возят. А что, дорогая?

— Не ведаю цену. Но ежели встретишь. Бери не раздумывая. Куплю всю. Вот что хочу обговорить. Мне бы этой землицы пудов эдак сто собрать да в Ивань привезти. Ты вроде как с местным мытарем на короткой ноге.

— Тьфу, мелочь какая! Сделаем, княже, об чём речь.

— Богдан! Латыняне сказывают: «и у стен есть уши».

— Понял, понял, — он притворно поднял руки. — Прости, запамятовал.

Пошли дальше. Дичи богатый ряд: лосятина, оленина, косули, огромная туша тура, а также бобры да зайцы. Здесь же меха были, но они нам без надобности. Рыбный ряд состоял из корзин полных замороженной местной рыбы. Зимой она стоила дороже мяса, поэтому и не брал ту. Единственное, не удержался, приобрёл подкопчённого осетра, в том килограмм двадцать и всего за тридцать резан! Уж очень аппетитно выглядел. А запах, не передать!

После, путь лежал в мясные ряды, где на крюках висели части туш. Половина, разрубленная вдоль, называлась полть, а тушу, очищенную без головы и ног, именовали стягом. Свиные же туши, состояли из двух «сорок» и стоили по двадцать резан. При чём тут сороки, я так и не понял, сколько мне Богдан не пытался это объяснить. Недорого сторговал половину бычка, будет чем работников в первое время кормить.

Закончив со съестным, отправились к скудельникам. [2] Поговорил с мастерами, узнал про запасы глины, передал формы точёные, для прессовки, да объяснил, что с ними делать.

— Дивные выйдут твои горшки. Без дна. Да трубки всякие. В толк не возьмём, для чего сия придумка?

— А вам и не к чему в толк брать. Берётесь али, нет?

Взялись. Дивились поначалу. По сто раз переспрашивали как обжигать, что да как, но в конце концов по рукам ударили. У них же набрали дешевых горшков всяких-разных для готовки. Ученических, те шли без узоров и личной печати мастеров. В ряду и подсказали, кто продаёт глину. В городе её заготовкой целая артель занимается. Буртовщика то нашли, да только глины при нём не было. Договорились, что завтра приедем к ним сами.