Павел Дмитриев - Разбег Пандоры
— Постойте, — в панике я чуть не выронил трубку. — Филипп Георгиевич, тут какая-то нелепая ошибка!
— Хватит с меня обкомовских проверок! Дайте спокойно работать!
— Но…
В ответ раздавались только короткие гудки. Ну и дела! Удружили советчики-комитетчики! Тут явно какая-то интрига закопана, не хуже морской мины в песке, и я сейчас умудрился пнуть рог взрывателя, приняв его за безобидный камешек. Черт! Мало того, что Старос нервно реагирует на Шокина, и это у них явно взаимное. Мне ссориться с министром ну совсем не с руки. А тут еще обком с какого-то боку замешан!
После такого знатного облома пришлось изучать интриги вокруг Староса более внимательно. Нет ни малейшего желания окунаться в местные придворные тайны, но иначе что-то сделать в СССР нереально, совсем как при средневековом мадридском дворе. Быстро выяснил, что первым секретарем Ленинградского обкома числится Василий Сергеевич Толстиков. Судя по советской прессе и сплетням, хороший мужик, а также друг и соратник Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Первое меня в общем-то не волнует, а второе – скорее всего можно считать правдой. С другой стороны, СКБ-2 Староса существует в рамках Ленинградского военно-механического института. Настоящего логова советских ракетчиков, курируемого лично товарищем Устиновым. Который тоже числится в Шелепинской команде, и даже однажды приезжал с ним в наше НИИ!
Получается, что люди Шелепина или даже он сам чем-то нехило задели Староса, вот он на меня и сорвался. В любом случае, почему Александр Николаевич меня не предупреждал? Может среди идейных коммунистов приняты подобные подставы? Или он мои записки читать перестал, документы подписывает не глядя? Нет, на дворе 1966-й, а не 2006-й, чиновники еще остатки страха и совести потерять не успели. Но тогда в чем дело?
Два дня промучился, составлял жалостливое письмо товарищу Шелепину. Обидеть нельзя, но и работать как-то дальше надо. Быстрого ответа от руководителя не дождался, зато в конце недели позвонил Старос.
— Петр Юрьевич? Вечер добрый.
— О! — не удержался я от восклицания, узнать акцент начальника СКБ-2 труда не составляло. — Очень рад вас слышать!
— Вчера мне позвонил товарищ Толстиков, и предложил свою помощь… — Филипп Григорьевич был явно доволен. — Спасибо. Весьма неожиданно, надо признаться. Я уже собирался искать место работы подальше от Ленинграда[102].
— Понятно! — и продолжил про себя: – что ничего не понятно.
— Так что прошу в гости, — Старос на секунду замялся, но извиняться все же не стал, и продолжил просто: – если ваши планы не изменились.
Не иначе, Шелепин отвесил кому-то волшебный пендель, совмещенный с перестройкой классового сознания. Секретарь обкома, да еще в колыбели революции – для СССР величина на уровне вице-премьера России 2010 года. Даже больше, ведь в советской науке без партийной «крыши» не выжить. До госплана далеко, ресурсов нет, рынка нет, мелкого заказчика нет. Вокруг один только госзаказ, причем никакого подобия тендера не предусмотрено, хватает мнения руководителя. Если что ему против шерсти – можно всю жизнь доказывать, что не верблюд, и помереть горбатым.
Так что по социалистическим канонам «ты мне — я тебе» Старос мне должен, нужно поторговаться. К примеру, барским тоном предложить ему приехать в Москву, потом продержать часик в приемной… Тьфу! Нет уж, обойдусь без глупых плясок вокруг административного ресурса.
— Думаю, нам есть о чем поговорить. Как вы смотрите на послезавтра, около полудня?
— Прекрасно! — в трубке послышался звук облегченного выдоха. — Обязательно буду вас ждать!
…В Ленинград мы с Анатолием нагрянули с утра, давно хотел посмотреть, как идут дела у Алферова. Я никак не ожидал, что с копированием простейших на первый взгляд полупроводников возникнут такие серьезные проблемы. Ученый вовсю эксплуатировал карт-бланш имени Шелепина, его небольшая лаборатория разрослась раз в десять, превратилась в отдельное НИИ, и успела переехать в симпатичное новое здание. Золото на закупки оборудования за границей текло рекой. Но результаты были более чем скромными.
Жорес Иванович начал с осторожных попыток выведать у меня источник «фантастических, совершенно невозможных гетероструктур». Пришлось кроме расплывчатых намеков пообещать ему к зиме достать кучку «новейших» фотоприемников. Если, конечно, «нашим людям» повезет в их нелегком труде на благо коммунизма во всем мире. Обрадованный ученый охотно провел мини-экскурсию и рассказал о проблемах, суть которых, увы, я понять полностью не смог. Если кратко, то структура образцов лазеров оказалась слишком сложной для советской науки 66-го года. Это я по неграмотности думал, что реальный полупроводник похож на схематические рисунки из 2010 года. В реальности оказалось, что все дело в наращенных на специальной подложке тончайших пленках с какими-то полосками-страйпами, и прочими квантовыми точками.
Поэтому в изучении структуры не слишком помог даже чудесный сканирующий микроскоп «Stereoscan[103]», закупленный с помощью какой-то ужасно детективной истории и астрономического количества валюты. Слишком много областей на кристалле нужно было исследовать с его помощью. Впрочем, прибор эксплуатировали в уже привычном для микроэлектронной промышленности четырехсменном режиме, и, как по секрету сообщил Алферов, полезных фактов успели собрать не на одну диссертацию.
Единственное, в чем ученые были уверены – так это в непригодности существующей методики газотранспортной эпитаксии[104] к повторению предоставленных мной образцов. Образно говоря: «нельзя ювелирные работы делать кувалдой». Поэтому весь коллектив НИИ готовился свернуть горы на пути к принципиальному усовершенствованию технологии. Работали ребята весело и с ненаигранным азартом.
К сожалению, названные методы мне совершенно ничего не говорили. Чтобы не расстраивать Алферова, попросил перечислить все связанное с его отраслью термины. Через несколько минут мой слух «зацепился» за турбомолекурярный насос[105]. Когда-то, еще в школе, преподаватель рассказывал о принципе работы этого устройства, в котором движущиеся лопатки чуть не по одной загоняли молекулы воздуха через неподвижные наклонные щели. И говорил, что это очень важное устройство для изготовления полупроводников. Но на «Пульсаре» ничего похожего я не видел.
Мое заявление в духе «вот про эту штуку я слышал, кажется, она совершенно необходима» вызвало неоднозначный эффект. Оказывается, одно из перспективных направлений исследований действительно требовало глубокого вакуума. Но и другое обойтись без подобной техники не могло[106]. Поэтому мои дилетантские слова были восприняты не иначе как руководство к очередной научной дискуссии. И попробуй возрази – в разгоревшемся споре я понимал лишь некоторые предлоги и наречия.
После этого нам осталось только поскорее распрощаться с Жоресом Ивановичем и его горластым коллективом. Напоследок я лишь посоветовал Алферову ограбить на ресурсы и квалифицированные кадры ядерщиков с их «Токамаком», на который «режут фонды». Если, конечно, большие начальники не будут против. А также, по опыту все того же «Пульсара», заранее заказать парочку управляющих ЭВМ, скорее всего самых быстрых в СССР БЭСМ-6. Электроника уже в 66-м работает куда надежнее и точнее человека. А с правильным применением если что – мы поможем.
Время в СССР бежит незаметно, куда там России 21-го века. Вроде только поговорить успели, а на часах – начало первого. Отстаем от графика просто катастрофически, тем более, Ленинград – большой город. Хоть и нет тут пробок, такси в 66-м не имеют привычки носиться под сотню. Набрать бы с мобилки, да перебить встречу…
Метнулся к телефон-автомату, будка которого была приставлена к торцу здания алферовского НИИ. Даже «двушку» успел закинуть в щель монетоприемника, только потом увидел разбитый вдребезги диск. Анатолий из-за плеча ехидно заметил – «и тут пружину на кнопарь[107] выбили». Черт, вот что значит большой город! Последнюю монетку поганая железка не вернула. Плюнул – доехать быстрее, чем найти телефон.
…Старос встретил со всем советским радушием, посередине небольшого кабинета. Он оказался именно таким, как представлялся по телефону. Невысокого роста, чуть располневший господин с типичным лицом турка или грека. Так что у меня всколыхнулись ощущения дежа-вю от оставшихся в будущем ресепшенов отелей. Совсем как там – коротко остриженные, жесткие черные волосы, смуглое лицо, ухоженные усики с пробивающейся сединой, ярко-белая рубашка. Только вблизи стереотип ломали неожиданно внимательные коричневые глаза.
Не успели мы пожать друг другу руки, как он удивил:
