Дмитрий Шидловский - Самозванцы
Завидев знатного вельможу, который, без сомнения, угадывался в первом из вошедших, разведчики вскочили с лавок и поклонились в пояс. Боярин смерил их суровым взглядом из-под насупленных бровей. То ли поклон ему показался не слишком низким, то ли лица гостей не выражали должного подобострастия, то ли просто встал он сегодня не с той ноги, но лицо сановника выразило явное неудовольствие.
— Перед вами боярин Федор Никитич Романов, — гордо произнес вышедший вперед Петр, Разведчики вновь поклонились.
— Сказывайте, кто такие и почто на Москву пришли, — потребовал Петр.
— Люди мы служивые, — начал рассказ Чигирев. — В Красноярском остроге службу государеву несли. Я — писцом воеводы. Владимир, сотник, дозорную службу нес. А Игорь, десятник, при воеводе, в личной страже состоял. Нынче, многие дела славные во благо государя совершив, запросили мы у воеводы отставки и пришли на Москву, — Отчего же службу государеву оставить порешили? — вступил в разговор Федор Никитич. Его голос был низким, рокочущим.
— Тяжела жизнь в земле Сибирской, — пояснил Чигирев. — Морозы лютые. Нехристи-инородцы заедают, набегами мучают. Да и порешили мы, что лучше нам будет в Москву податься, службу у знатного боярина поискать.
— А воровства за вами в Сибири не числится ли?
— Да кто же, проворовавшись, на Москву бежит? — изумился Чигирев. — От гнева царевых людей аккурат в Сибири укрыться лучше. Здесь разбойный-то приказ про тебя завсегда дознается.
— Они-то ясно, воины, — боярин ткнул рукой в сторону Басова и Крапивина. — А тебе, писарю, чего надобно?
— Мечтаю я познаться с книжной премудростью, коей на Москве так много, — пояснил Чигирев.
— Так в иноки постригись, — предложил Романов. — В монастырях московских книжек, святыми отцами писанных, много.
— Грешен, батюшка, — Чигирев быстро перекрестился двумя перстами. — Выпить люблю, до девок горазд. Какой из меня инок?
Присутствующие заржали.
— Так у меня на службе чего хочешь? — грозно спросил боярин.
— Места теплого, — с поклоном ответил Чигирев. — Я и грамоту любую составлю, и записи твои старые переберу, коли надо. Могу и гонцом быть. А при нужде могу и саблей тебе послужить. Не столь искусен я в ратном деле, как товарищи мои, но с разбойниками по пути сюда рубился. Одного до смерти убил, другого поранил.
— Про сабли ваши слышал, — усмехнулся Романов. — Сказывают даже, что один из вас в сече голову разбойнику одним ударом с плеч срубил. Не ты ли, десятник?
Колючий взгляд Федора Никитича уперся в Басова.
— Я, боярин, — низко поклонился ему в ответ фехтовальщик.
— Боец ты, стало быть, знатный, — заключил боярин и вдруг скомандовал: — Проверь-ка его, Петруша.
В мгновение ока выхватив саблю, Малахов ринулся на Басова. Тот словно ждал этого. Легко сместившись в направления удара, фехтовальщик перехватил руку нападающего и повернулся вокруг оси, выкручивая кисть противника. Сделав кульбит в воздухе, Петр рухнул на каменный пол, а его сабля при этом оказалась в руках Басова. Повинуясь мановению боярской руки, один из сопровождавших Романова юношей обнажил клинок и бросился на фехтовальщика. Легко парировав его выпад захваченной у противника саблей, Басов сделал обводное движение и приставил острие к горлу нападающего. Парень застыл, понимая, что любое движение может привести к его мгновенной смерти.
— Силен, — восхищенно покачал головой Федор Никитич и, прищурившись, с явным подозрением посмотрел на Басова. — А откель тебе в Сибири сии литовские приемы известны стали?
Басов отступил на шаг, помог подняться Петру, вернул ему саблю, затем поклонился боярину:
— То не литовские приемы, боярин, а китайские. Знавал я многих бойцов того народа и много лет учил науку их боя. Оттого и воевода красноярский меня к себе в стражи взял.
В комнате повисло молчание. Все взоры устремились на боярина. Подумав с полминуты, Федор Никитич произнес:
— Ну, сотника мы проверять не будем. И так за версту видно, что боец он грозный. Отведи-ка его, Петруша, к своим людям. Втрое ему содержание положи. Писаря пусть Юшка проверит. А с тобой, мил человек, я поговорить еще желаю. Ступай-ка за мной.
С этими словами боярин повернулся и вышел из комнаты. За ним последовали Басов и незадачливый молодой противник фехтовальщика. Петр, заметно прихрамывающий после проведенного Басовым броска, знаком пригласил Крапивина следовать за ним. В комнате остались Чигирев и невысокий светловолосый юноша с большой бородавкой на шее.
— Иди за мной, Сергей, — сделал приглашающий жест парень. — Грамоты боярские читать будем да писать. Федор Никитич проверить желает, сколь ты грамоте обучен.
— Идем, — согласился Чигирев. — А звать-то тебя как?
— Юрий Богданович Отрепьев я, — ответил парень.
Историка прошиб холодный пот.
ГЛАВА 10
Царский гнев
Вечером, когда солнце, завершив свой путь по осеннему, внезапно очистившему небу, уже склонилось за горизонт, Басов нашел Крапивина. Подполковник сидел на завалинке около конюшни и сосредоточенно чистил оружие. Увидев старого друга, он повеселел.
— Здорово, Игорь, — прогудел Крапивин, — Долго же тебя боярин мурыжил.
— Любопытный он, — Басов присел рядом со спецназовцем и понизил голос: — Что думаешь по поводу всего этого?
— Хреново, — мрачно ответил подполковник. — Если уже на службу берут кого не попадя, без проверки, и сразу ставят в строй, значит, драка вот-вот начнется.
— И я так думаю, — согласился фехтовальщик. — Шпионят здесь наверняка почище нашего. До Годунова уже должно дойти, что Романовы собирают целое войско прямо под кремлёвской стеной.
— Либеральный он правитель или нет, это уж пусть Чигирев со своими товарищами решает, — поддержал друга Крапивин. — Если у Бориса есть хоть какое-то чувство самосохранения, он ударит, и очень скоро.
— И Романовы знают, что Годунов не сегодня-завтра ударит, — продолжил Басов. — Значит, постараются сыграть на опережение.
— Не успеют, — усмехнулся подполковник. — Ты же помнишь, что Чигирев говорил.
— Помню, — подтвердил Басов. — Но чего не было, того еще не было.
— Хочешь сказать, что здесь всё может пойти по-другому? — Крапивин внимательно посмотрел на друга.
— Я хочу сказать, что мне одинаково не хочется резать глотки людям Годунова во имя клана Романовых и убивать людей Романовых за ради благополучия Годуновых.
— Я свяжусь сегодня ночью с Первым, — пообещал подполковник.
— Твоя совесть всегда спокойна, когда ты слепо исполняешь приказы командования? — спросил Басов.
— Давай не будем сейчас об этом, — попросил Крапивин. — Что ты предлагаешь?
— Надо уходить. Сегодня же. Селиванову найдем что сказать.
— Ты хочешь уйти без приказа?
Басов насмешливо посмотрел в глаза другу.
— Я хочу вывести вас и себя из-под удара, — сказал он наконец.
— Я солдат и привык встречать врага лицом к лицу, — возразил подполковник. — Да и вы, уж извини, на службе.
— Как знаешь, — Басов прислонился спиной к бревенчатой стене и возвел глаза к небу.
— Игорь, о чем вы говорили с Романовым? — настойчивым голосом спросил Крапивин.
— О Китае расспрашивал, — ответил Басов.
Крапивин от злобы сжал кулаки. Всем своим нутром он чувствовал, что друг недоговаривает. Приближающиеся быстрые шаги заставили обоих товарищей обернуться. К ним почти бегом спешил Чигирев. Подойдя к завалинке, он быстро сел на нее и яростно зашептал:
— Новостей море. Во-первых, я разговаривал с самим Юрием Отрепьевым!
— Это что, родственник того самого? Григория? — уточнил Крапивин.
— Да нет, — отчаянно махнул рукой историк, — это же он и есть. Лжедмитрий Первый, в миру Юрий Богданович Отрепьев. При постриге ему дали имя Григорий. А потом уже люди смешали духовное имя и мирскую фамилию. Тот парень, который вышел к нам с боярином, с бородавкой на шее. Это он сам, представляете?!
— Ну и что? — безразлично пожал плечами Крапивин.
Историк запнулся. Он всё ещё пребывал в эйфории от того, что всего за несколько часов сумел повстречаться со столькими историческими личностями. Он не сомневался, что Басов с Крапивиным разделяют его эйфорию, но, наткнувшись на их безучастие, смутился.
— Здесь Отрепьев — один из наиболее приближенных людей Федора. Боярин с отрочества заботится о нем. Образование дал неплохое. Парня явно готовят к какой-то миссии. На мой взгляд, это доказывает, что Романовы действительно причастны к началу смуты, — собрался он, наконец, с мыслями.
— Это мы и без тебя уже поняли, — хмыкнул Басов. — Дальше-то что?
— Во-вторых, — как-то зло процедил Чигирев, — я установил сегодняшнюю дату. Сейчас двадцать пятое октября семь тысяч сто девятого года от сотворения мира. Или, по нашему летосчислению, тысяча шестисотого.[6] До опалы Романовых остались считанные дни. Может, часы. Мы уже ничего не в силах поменять. Надо немедленно связываться с Селивановым.
