Валерий Елманов - Не хочу быть полководцем
— Это по мне, — одобрил я. — Исполню в лучшем виде. И поверь, что никаким силам к вам с Марией не пробраться.
Жених вновь счастливо расцвел, и больше никто не видел его озабоченным. Видно, здорово он поверил в мои обещания. Он и на свадьбе держался молодцом — прямо тебе царевич, да и только. Лишь иногда бросит беглый взгляд в мою сторону — как, мол, там, поддается ли подлый бес, на что я тут же еле заметно кивал головой, и он, успокоившись, вновь ласково оглядывал собравшихся гостей.
А вот невеста мне не понравилась. Нет, по внешнему виду сейчас судить нельзя, хотя есть надежда, что лицом она пошла не в папочку, который тоже присутствовал среди гостей. И лоб у нее был относительно нормальным, и уши не оттопыривались. Словом, во внешности никакого сходства, а вот по характеру… Мрачная, насупленная, а взгляд злющий-презлющий. Вначале думал — обидел ее кто-то, вот она и лютует. Потом пригляделся — ничего подобного. Она на всех так смотрит, без разбору. Даже на родного папашу, который, кстати, выглядел приветливее обычного. Во всяком случае, на подворье у Висковатого он смотрелся как волк перед прыжком — того и гляди порвет глотку, а тут ничего, веселился, как все. С виду и не скажешь, что он — главный палач. И не по должности, по призванию.
А что до моего ночного обхода, то тут я выполнил все в точности согласно инструкции, и даже гораздо больше. Когда сконфуженный Борис украдкой вынырнул на улицу и подошел ко мне, время было раннее — едва начало светать. Умаявшийся на гулянке народ продолжал почивать — охрипший, хмельной и счастливый. Даже дворни и то не было видно.
— Не помыслил я вовремя, и что теперь делать, ума не приложу, — пожаловался жених, подойдя ко мне. — Может, ты подсобишь, Константин Юрьич, а?
Оказывается, к ним в опочивальню вскоре должны войти веселые свахи, сваты, дружки и прочие. Уйдут же они не просто так, а с простыней, на которой должен красоваться своего рода наглядный штамп о том, что жених вступил в свои законные права и взял в жены благонравную девицу, исправно сохранившую себя для законного супруга.
— А я не смог ее тронуть, — вздохнул Борис— Маленькая же совсем. — И добавил после паузы: — Хоть и злая, а все одно — жалко. И как тут быть?
— А другие, у которых тоже… маленькие были? Как они? — полюбопытствовал я.
— А другие не такие дурни, как я. Они на лета не глядели, — мрачно сообщил он. — Положено, так чего уж тут… — И вздохнул, глядя на меня. — У тебя там по такому случаю никакой ворожбы нет? — выдавил с натугой.
— Я и заговоры-то далеко не от всех демонов знаю, — пришлось развеять мне его надежды. — Вещун я, а не колдун. Хотя… — И прислушался.
Петух орал необыкновенно громко и звонко, словно понимая, что после такой пьянки обычным голосом народ не поднять и придется всерьез поднапрячься. Мы с Борисом переглянулись.
— Совсем рядом, — заметил я.
— Отродясь резать не доводилось, — растерянно прошептал он.
— Резать, — хмыкнул я. — Вначале его еще поймать надо. Хотя не обязательно, там еще куры должны быть, а они поспокойнее.
Зрелище было то еще — жених вместе с ночным охранником на ощупь — не держать же дверь распахнутой, а то вообще вся живность разбежится, — лазят по курятнику. Душно, пыльно, темно, да еще желательно не издать шума — и без того вот-вот нагрянут дворовые девки.
Но обошлось. Впоследствии я даже сам себе удивлялся — раньше никогда ничем подобным заниматься не приходилось, а вот поди ж ты — нужда заставила, и сделал все в лучшем виде. Хотя нет, было у меня как-то с друзьями в Ряжске, но и там в основном орудовал не я — дружок мой, Юрка Степин. Вот у него да, получалось ловко. Как-то раз одним броском палки перебил ноги сразу двум индюкам. Что и говорить — мастер. Мне же доставалось потрошить да вертеть тушки над костром, хотя и тут под его неусыпным контролем. Жаль, что сейчас Юрки не было под боком, но я и без него управился молодцом.
Правда, под конец едва не напортачил. Хорошо, что Борис, стоящий рядом на стреме — в заключительной стадии операции по добыче свежей крови, он принимал только теоретическое участие, — вовремя подсказал держать ее покрепче даже после того, как… Ну вы поняли. Если бы не его совет, она бы точно вырвалась из моих рук и улетела в неизвестном направлении — трепыхалась-то будь здоров. Может, и успели бы ее догнать, но кровью бы она залила весь снег, и следы, чтоб никто не догадался, пришлось бы заметать до самого обеда, а у нас и без того времени в обрез — успели, но впритык, да и то минуты не хватило. Я еще вытирал руки снегом, как услышал сзади чье-то сдержанное покашливание.
— Молчи! — сурово бросил я через плечо кому-то из дворни, досадуя на его неожиданное появление в столь неурочный час и радуясь, что успел присыпать снегом саму курицу.
Затем оглянулся и обомлел. Мать честная — Малюта! Сам. Лично. Стоит себе и на меня зыркает. А рожа отвратная, да еще припухшая со вчерашнего, хоть пил он — тут хаять грех — весьма и весьма умеренно. Во всяком случае, держался на ногах твердо, а говорил пускай и мало, но по уму.
И как мне тут ему все объяснить? Ситуация и впрямь из разряда подозрительных. Единственный ночной охранник, вместо того чтобы бдеть как подобает, плюнул на лошадь, забрался в местечко поукромнее и оттирает снегом розовые от крови руки. Напрашивается естественный вопрос — от чьей крови?
А тут уже и веселая толпа валит через двор. Во главе, разумеется, самый главный организатор, кипучий распорядитель и вообще душа всей свадьбы — Иван Иванович Годунов по прозвищу Чермный. На голове какой-то треух, на самом вывернутая мехом наружу шуба. Следом целая толпа таких же ряженых и тоже донельзя довольных — никак успели принять на грудь медку. И прямиком к молодым.
А я, как назло, совсем забыл — мне-то теперь чего делать? Туда идти? Не пускать? Или моя миссия закончилась? А отметиться, как положено? Ну там: «Пост сдал. За время дежурства никаких происшествий…» и так далее. Понятно, что иными словами, это я суть излагаю. Да тут еще Малюта стоит сопит, глазами меня буравит. Но хоть молчит — и то слава богу.
По счастью, толпа в опочивальне пробыла недолго и с шумом и прибаутками вскоре вылетела обратно. В руках растянутая простыня, по центру здоровенное кровавое пятно. Говорил же я Борису, чтоб не усердствовал, да куда там. Если бы на это безобразие глянул какой-нибудь акушер, тут же волосы дыбом и бегом понесся бы к новобрачной — останавливать внутриматочное кровотечение. Но среди народа гинекологов не оказалось, так что сошло.
Поворачиваюсь, а в руках у Григория Лукьяныча отруб ленная куриная голова. М-да-а, недосмотрел я. Отлетела она, а я второпях ее и не прибрал. Но молчу. Только рожу виноватую скорчил и руками развел, а голоса все равно не подаю. Конечно, отец-батюшка новобрачной садист и изрядная сволочь, но ведь не дурак — должен понять, что к чему.
Ага. Судя по веселым чертикам, заплясавшим в глазах, до мужика дошло. Вон, даже слабое подобие улыбки на лице объявилось. Значит, можно перевести дыхание.
— Я запомню тебя. — Это уже напоследок, перед уходом.
И как понимать сказанное? На угрозу не похоже — ничего плохого ни ему, ни дочке его я не сделал — скорее уж наоборот. В хорошем смысле? Ну-ну. Все равно не надо. Будем надеяться, что эта встреча, милый друг, у нас с тобой последняя. И вообще, лучше бы эту фразу произнес Воротынский, с которым я вчера просидел бок о бок, но так и не сумел войти в доверие или даже разговорить. Увы, но поведение князя в точности соответствовало описанию великого поэта:
Таил в молчанье он глубоком
Движенья сердца своего,
И на челе его высоком
Не изменялось ничего…[15]
Далее все в том же духе. Короче, бирюк бирюком — мрачный и нелюдимый.
Я тоже поначалу старался особо ему не досаждать в надежде, что, выпив одну-вторую-третью чару, Михаила Иванович немного развеется. Тогда есть смысл приступать. Но опрокинута пятая, седьмая, рука потянулась за десятой, а воз и ныне там. Никакого эффекта.
Главное, ведь знаю я его думы. И о чем он печалится, тоже знаю. Я после нашего разговора с Борисом еще пару раз насчет князя прошелся. Мол, как он да что. Мне ж сидеть рядом с ним, так ты подскажи, о чем говорить, а чего вообще не упоминать, чтоб случайно не обидеть. Борис не таился, выдав все, что имел по Воротынскому, а имел он о-го-го. Не голова у парня, а компьютер. Ничего не забывает — кто, где что произнесет при нем, так он тут же себе на корку головного Мозга.
Правда, ничего такого из особо интересного он не сообщил. Я имею в виду то, за что можно было бы уцепиться и потянуть. Прост наш князь, как хозяйственное мыло, и незатейлив, как молодой редис.
Биография у него тоже ничем не примечательна. Как с малых лет сел на коня, так, не считая четырехлетней опалы, с него и не слезал. Сплошные героические будни, овеянные славой побед и щедро политые горячей вражеской кровью. Своей, впрочем, тоже, хотя и не так обильно. Словом, что-то из серии «Крепкий орешек». Супермен на отдыхе, когда сил еще невпроворот, но что делать — неизвестно, потому что запахло отставкой, притом незаслуженной.
