Константин Костинов - Джип, ноутбук, прошлое
– Бедные крестьяне… – пробурчала Аня.
– Крестьяне-то тут с какого боку?
– Они целыми днями работают, да еще и в воскресенье им поспать не дают…
– Пойдем, жалельщица. – Руслан потрепал дочку по голове.
… – Краткая инструкция, – остановил он своих девчонок неподалеку от собора, – платки повязать на головы, так чтобы волосы были спрятаны. При входе в церковь – креститься, при выходе – креститься, во время службы каждый раз, когда остальные крестятся, – креститься. Когда кланяются – кланяться. Все понятно?
– Угу…
Людей в церкви было не так уж и мало. И не одни старушки: были тут и мужчины, и молодые женщины, и дети.
– Народ на самом деле верующий, – констатировала Юля шепотом и перекрестилась.
– Никто не крестится, – шепнул Руслан.
– Это я так, для тренировки. Не думаю, что меня прогонят из собора за то, что я лишний раз перекрестилась.
– Папа, а чем церковь от собора отличается?
– Понятия не имею. Собор больше, наверное.
Появился священник в фиолетовой шапочке в форме цилиндра. Началась служба.
Лазаревичи тихо стояли в общей толпе, машинально крестились и думали о своем.
Руслан оглядывал молящихся. «Что-то незаметно здесь особого рвения в вере. Так, по привычке. Некоторые вон шепчутся, старик, кажется, и вовсе засыпает… Похоже, здесь – как в Америке в изложении Задорнова: они не веруют, они ходят в церковь». Дети и вовсе откровенно тяготились присутствием.
Юля вообще ушла мыслями далеко от церковной службы. Она продолжала про себя спорить с Русланом, пытаясь придумать аргументы в пользу того, что они должны предупредить кого-нибудь о Первой мировой и революции.
Аня рассматривала священника и думала о том, почему у него борода полосатая: по краям черная, а в середине – седая.
– Господи, помилуй, – прогудели в церкви.
Мимо Руслана протиснулся мальчик и погасил свечку у иконы.
– Господи, что ся умножиши…
– Доброе утро, Руслан Аркадьевич, – прошептали за спиной.
Лазаревич вздрогнул и оглянулся.
– Доброе утро…
Исправник. С дочерью.
– Решили посетить церковь? Значит, в православной вере крещены?
– В православной. Мы же русские люди.
– Всякое бывает, всякое… Так что ж это вы, Руслан Аркадьевич, обещания свои нарушаете? Обещали в гости ко мне прийти, а сами?
– Так, понимаете ли… Одежда у нас только дорожная, неудобно как-то…
– Ничего страшного, у меня все по-простому, без китайских церемоний.
– Господи, да не яростию твоею… – гудел священник.
– Так что жду вас сегодня к шести часам в своем доме. Непременно приезжайте. С женой и дочкой.
Дочка исправника скривила губки. Похоже, у нее была мыслишка насчет пообщаться с американцем без всяких там супруг, но невнимательный – или слишком внимательный – папенька испортил ей всю малину.
– Жду, жду…
– Пойдем? – наклонилась Юля, глядя в спину выходящего из собора исправника.
– Конечно. Мне как-то не хочется, чтобы на нас обиделся главный полицейский города. По нашим временам – начальник РОВД. Пойдем.
– Я не умею есть ножом и вилкой. И этикету не обучена.
– Валим все на американскую простую и суровую жизнь. Главное, браслет с шипами сними. Совсем рехнулась: в церковь с металлистскими прибамбасами?!
– Все равно никто не поймет.
– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя…
Все принялись осенять себя крестным знамением.
Ужин у исправника почему-то ассоциировался у Руслана с огромным залом, длинным, как подиум, столом, кучей народу в орденах и вечерних платьях. На самом деле все было довольно скромно.
Столовая комната, посредине – стол, рассчитанный максимум человек на десять. Белая скатерть, блестящая посуда. В орденах был только сам исправник, в вечернем платье – только его дочка. Черное, кружевное, с квадратным декольте, оно давало Ольге, дочери исправника, право смотреть свысока на Юлю Лазаревич, в ее скромном дорожном костюме. Ну или Анюта так думала.
Кроме исправника Дмитрия Ивановича – Руслан все-таки вспомнил его имя – и его дочери в столовой присутствовал незнакомый человек. Невысокого роста, в черной костюмной тройке, с аккуратной бородой и в своеобразных очках – без дужек, с длинным шнурком. Похоже, это то самое пенсне, которое советовали беречь Кисе Воробьянинову…
Дмитрий Иванович, с хрустом поклонившись, поцеловал руки Юле и Анюте, немедленно засмущавшейся. Следуя его примеру, Руслан чмконул воздух у кисти дочери исправника. Ладошка пахла чем-то восточным.
– Позвольте представить: Руслан Аркадьевич Лазаревич, американский путешественник, с супругой Юлией и дочерью Анной.
– Очень приятно, – кивнул незнакомец, блеснула золотая цепь поперек живота.
– Доктор Быков Леопольд Леопольдович, из Санкт-Петербурга…
Руслан с Юлей сдержались, а вот Аня все же хихикнула, вспомнив сразу и хамоватого доктора из «Интернов», и добродушного кота из мультика.
– Очень приятно, – склонил голову Руслан, чувствуя, что по спине сбегает струйка пота.
Они пожали руки друг другу.
– Прошу к столу.
Руслан боялся запутаться в столовых приборах, но Дмитрий Иванович, судя по всему, не ставил перед собой цели смутить гостей: у тарелки, белой, с рисунком полевых цветов, лежала только одна вилка и один нож.
Служанка, а может, горничная, короче говоря, девушка в фартучке положила на тарелки бифштексы, открыла бутылку вина.
– Обратите внимание, – поднял палец Дмитрий Иванович, – вино из Ливадии. Сам государь такое пьет.
Вино разлили по бокалам зеленого стекла.
Исправник встал:
– Пью за наших гостей из далекой Америки.
Руслан понял, что от рассказов о «родине» не сбежать.
… – Я смотрю, Руслан Аркадьевич, – в шутку заметил доктор Быков, – вы и в самом деле из Америки. Как вы своеобразно с мясом разделались.
Лазаревич взглянул в тарелку. Смешно: и у него, и у Юли, и у Ани бифштекс был разрезан на маленькие кусочки, в то время как у остальных – только отрезано с краю.
– Американская манера, – улыбнулся он. – Есть две манеры пользоваться ножом и вилкой. В Европе держат нож в правой, вилку – в левой, отрезают по кусочку и едят. В Америке же разрезают бифштекс на части, потом перекладывают вилку в правую руку и едят так.
– Сколько народов, столько и обычаев, – сощурил глаза в улыбке Дмитрий Иванович.
– В Америке все так необычно, – немного манерно закатила глаза Ольга. – Руслан Аркадьевич, расскажите, пожалуйста, как вы там живете?
– Как живем… Наверное, так же, как и в России: утром просыпаемся, вечером спать ложимся.
– Вы шутите!
– Нисколько. Могу вас заверить, именно так и поступаем.
– У вас там, в Америке, много всяческих технических новинок? Столько всего придумано, даже автомобили лучше, чем у нас…
– Если вы судите по моему, то он к американскому гению не имеет никакого отношения.
Руслан не соврал: сложно представить машину, более далекую от Америки, чем УАЗ.
– Я сам ее сконструировал, – привычно соврал он, – так что она такая же русская, как и американская.
– Вы шутите! Если бы вы жили не в Америке, вам не удалось бы построить нечто подобное. Наши мастера на такое не способны!
«Сто лет прошло, – подумал Руслан, – и ничего не меняется. Такие же гламурные курицы с силиконовыми мозгами будут рассуждать об отсталой России, ничего о ней не зная и полагая, что в Америке – рай земной…»
– Но у вас там зато негров линчуют, – победно добавила она.
«Знакомо. У вас там богатство, но бездуховность. Кто бы мог подумать, что такое отношение к Америке уходит корнями так глубоко…»
– В самом деле, – вмешался улыбающийся, как мастер Йода, исправник, – почему у вас такое отношение к неграм? Как к людям второго сорта?
Руслан молча развел руками. Он помнил совсем другое отношение к «афроамериканцам», поэтому не мог придумать быстрого ответа.
– Там, где я жил, негров было немного, – выкрутился он, – поэтому не могу сказать, чем вызвана нелюбовь остальных американцев. Ведут себя вроде бы тихо…
– Скорее всего, – заметил исправник, – в таком отношении виноваты сами негры. Вспомните, они совсем недавно в историческом отношении освобождены из рабства. Посмотрите на наших крестьян. Они же как дети: без твердого родительского наставления не способны ни на что разумное.
– Да-да-да! – оживился доктор. – Вот, скажем… Хотя об этом я потом расскажу.
– С другой стороны, – продолжил рассуждение Дмитрий Иванович, – у нас без отеческого наказания крестьянин быстро портится. Вспомним все случаи поджогов, нападений на землемеров. Было такое при крепости? Не было! Все от лишней свободы! Вот вы, Руслан Аркадьевич, какого года рождения?
«Черт, а правда, какого я года? 1910 минус 33…»
– Семьдесят седьмого.
– Ну тогда вы тех времен не застали.
– Не скажите, Дмитрий Иванович, – опять доктор, – крестьян революционеры мутят. Вот, Руслан Аркадьевич, скажите, у вас революционеры есть?
