Алекс Кун - Архангельск
На обед ни меня, ни сержанта не пригласили, видимо, пока нос не дорос. У меня, по крайней мере. Так что пошел договариваться с кормчим о тузике до катамарана. Антон нашелся у кормила, где живо обсуждал с Прохором поход по кабакам в Архангельске. Оказывается, Петр дал Антону вместе с деньгами вольную и кафтан с шапкой со шкиперского плеча. Кафтан Антону был сильно велик, а вот по предъявлении царской шапки, по традиции, Антона должны в кабаках поить бесплатно. Если так и будет, боюсь, Антон сопьется в течение нескольких месяцев. На всякий случай забрасываю удочку на предмет поработать Антону у меня и еще корабелов привести. Но у кормщика перед глазами плескалось море водки, мне вежливо обещали подумать, однако, похоже, в ближайшее время он для работы потерян.
Тузик и сопровождающих организовали быстро, буквально через пять минут я ступил на борт Катрана и первым делом запрятал жалованную грамоту. После этого устроил перекус и заварил чая для термоса, надо будет серьезно о топливе подумать.
После перекуса лежал на палубе и просто расслаблялся. Обед на яхте затягивался. Наконец там забегали и заголосили, яхта отправлялась на Соловки.
* * *Понаблюдав за расталкивающей толстой мордой волны яхтой, понял, отчего мои скорости вызывали такой восторг. Это средство передвижения делало от силы четыре узла, притом что мой Катран мог в этих условиях свободно дать десять. Идти за яхтой было скучно, особенно после того, как вышли из горла губы и повернули к Соловкам. От нечего делать начал нарезать круги вокруг яхты, чем привлек внимание всей команды и высочайших особ. Мое скоростное преимущество не вызывало уже никакого сомнения, и команда просто смотрела за моими выкрутасами. Круги нарезал большие, чтоб не очень часто с борта на борт перепрыгивать, и вдруг, когда пересекал курс яхты по носу, услышал характерные удары складывающегося шверта о камни.
Мне-то ничего, а вот у яхты осадка больше метра, она же на этих камнях и останется! Скручиваю оверштаг и становлюсь в левентик по курсу царского судна. Начинаю прыгать на палубе и махать руками, мол, «Поворачивай! Поворачивай!..». Мои ужимки привлекают внимание, но яхта идет прежним курсом. Они там что, думают, цирк решил перед ними устроить? Яхта уже близко, надрывая горло, кричу: «Камни! Поворачивай!» – и так несколько раз. Меня услышали или поняли, только когда до яхты оставались десятки метров. Судно завалилось чуть набок, входя в циркуляцию, а потом несколько раз ощутимо дернулось, цепляя камни вскользь, но опасную зону проскочило. Если дыр себе не набили, можно считать, что хорошо все кончилось. Лоции моего времени тут, похоже, не точны! Надо запомнить.
Догоняю яхту, иду с ней параллельно. На палубе суета, но без паники. К фальшборту подошел Петр, оторвавшись от кормила, и показал мне идти вперед. Ну что же, побуду лоцманской проводкой. До Соловков километров сто пятьдесят, при такой их скорости это добрых двадцать часов хода. Как-то мне не улыбался двадцатичасовой нон-стоп без сменного рулевого. Однако Петр пер в моем кильватере весь день, вечер и на ночь явно останавливаться не собирался. Точнее, он-то, может, и пошел спать, а мне тут приходится чудеса стойкости демонстрировать. Хорошо еще погода баловала. Прекрасная видимость, умеренный ветер и длинная зыбь. Только спать очень хочется.
Остановились глубокой ночью на рейде острова Жижгина, прикрывшись низким берегом от ветра. Глубины тут малюсенькие, так что без прикрытия острова волна была бы очень неприятная. Заякорившись, поднял рубку в стояночное положение и отрубился, даже не перекусив.
* * *Утро началось опять традиционно. Когда тебя, спокойно спящего посередине моря в гордом одиночестве, начинают трясти за ногу – вторые мысли о здравости рассудка, первые обычно сплошь нецензурные. Разлепив глаза, вижу матроса яхты, мол, меня на завтрак приглашают.
Утро добрым не бывает. Сижу хмурый, нахохлившийся, в тузике, хочу спать, а не завтракать в такую рань. И вообще, я «сова» и мне холодно!
Поднявшись на борт, стучусь в уже знакомую дверь каюты. Амбал открывает другой, но не менее внушительный. Внутри за столом весь цвет яхты неторопливо, за разговорами, потребляет красиво оформленные вкусности. Ко мне подскакивает уже немолодой мужичонка, выполняющий роль лоцмана среди этих жующих рифов. Места за столом так мало, что надо полностью вытаскивать стул, забираться в получившуюся нишу, и тебе сзади пододвигают стул, так как руками шевелить уже сложно. Теперь понятно, откуда такой обычай пошел, стулья гостям пододвигать. При такой скученности без этой традиции точно не сядешь.
Собравшиеся были отвратительно бодры, хоть и заметно, что вечером отмечали счастливое спасение. Жор стоял бодрый, некоторые пользовались столовыми приборами, но большинство ело руками. Сразу заподозрил, обо что они вытирают руки, и расставил пошире локти, чтоб уберечь свою куртку.
Петр поднял кубок за «руку Господа», пославшую ему меня в трудную минуту и уберегшую государя от кораблекрушения. Все это было сказано красиво и витиевато, хотя по тексту получалось, что мы с Катраном в общем-то ни при чем – просто инструмент в руках Господа.
Да и ладно, не говорить же при таком скоплении народа, что инструмент самостоятельных решений принимать не может. Мне впихнули в руку большой кубок, явно медный, но с неплохой чеканкой, и замерли в ожидании ответного спича.
Поднимаюсь, ощущая себя пробкой, выходящей из горлышка бутылки, и как могу более красочно рассказываю, что без Петра не мыслю будущих великих свершений и оберегать государя считаю для себя обязательным. Что является чистой правдой – без Петра мои замыслы будут никому не нужны.
Пространственным восхвалением все остались довольны, вино в кубке оказалось вполне себе ничего. В ответ Петр благосклонно обещал мне награду в те же сто рублей, что и кормщику. Правда, на шапку, по которой в «наливайках» бесплатно поить будут, не расщедрился.
На обещания руководителя страны, как обычно, особого внимания не обратил, любят они обещать, а потом обоснованно доказывать, почему не получилось. Усевшись обратно не без помощи местного лоцмана, начал пробовать вкусности, до которых дотягивался. Тарелок для гостей не предусматривалось, с блюда ел только Петр, так что отщипывал понравившиеся кусочки руками. Зато такой подход позволял пригласить сколько угодно гостей, не задумываясь о количестве посуды. Ко мне больше никто не лез, было время проснуться и закусить.
Ничего интересного для себя за столом не услышал, говорили много, но о неизвестных мне людях и событиях. А завязывать разговор самому – не о чем. Сержанта за столом не было, так хоть с ним можно было переговорить. Наконец, дождавшись окончания этого тягостного для меня завтрака, поспешил на палубу.
У дверей каюты меня выхватил из толпы выходящих еще один мужичок из свиты Петра и вручил тряпочный мешочек весом килограмма три. На ощупь внутри монеты. Мне было настолько непривычно, когда обещания властителя выполняются столь молниеносно, что спросил, покачивая тяжелым мешочком:
– Что это?
– Талеры, как государь и сказывал. – Мужичок искренне удивился вопросу.
Спрашивать его, что за талеры и что на них купить можно, не стал. Кивнув казначею, отправился искать кормщика. Антону было опять не до меня, он готовился к отплытию, так что расспросы о стоимости денег пришлось оставить на потом и удовлетвориться выделенными мне сопровождающими с тузиком.
Отправились мы обычным порядком, катамаран впереди в качестве лоцмана, яхта в его кильватере на некотором отдалении. Погода была настолько хороша, что выглядывало солнце. Оставшиеся восемьдесят километров до Соловков прошли легко и без происшествий.
К позднему ужину швартовались в бухте Спасо-Преображенского монастыря. Дождавшись, пока государь сойдет на берег, отгремят всяческие восхваления и толпа встречающих утащит Петра со свитой в монастырь, я снялся со стоянки и выбросился на берег. Похоже, мы тут не на один день и стоять на рейде смысла нет.
Походил по пляжу – как приятно увидеть берег без битых бутылок и прочих наслоений от туристов, – выбрал место и поставил лагерь. Делать особо нечего, прогулялся вдоль воды, заодно и плавника насобирал. Вернувшись в лагерь, обнаружил уже разложенный костерок, перед которым на камнях сидело несколько членов экипажа яхты вместе с кормчим. Чуть поодаль сидели сержант с еще одним аналогичным амбалом.
Мои припасы никто не тронул. Все сидели, неторопливо переговариваясь, и ждали хозяина. Сбросив дрова в общую кучу и пожелав всем здоровья, обещаю вкусный ужин и лезу за самым большим каном. Мужики оживились, начали разводить огонь посильнее.
Поставили кипятить воду в первом кане, заодно сразу во втором – под чай. Мои запасы пресной воды надо будет срочно пополнять, но подумаю об этом утром. Пока вода закипала, подсел к сержанту, надо было с ним знакомиться основательнее. И мы повели разговоры ни о чем, присматриваясь друг к другу – все же одно дело общаться только по работе и совсем другое – быть хорошими приятелями.
