Илья Бриз - Сбить на взлете
Сейчас этому гаду все припомню! Вскочил и помчался к месту вероятного приземления, прихватив мосинку. Сейчас он мне за все ответит! И за мой страх, и за раненого красноармейца. До пилота мессера была сотня метров, когда он, погасив купол, отстегнул подвесную систему и, вскочив, вдруг начал стрелять. Дурак, ну разве с такого расстояния из пистолета попадешь? Увидев, как я навожу винтовку, отбросил свою пукалку и поднял руки. Стоит и довольно улыбается. Радуется, что живой остался. На рукавах летной кожаной куртки по три вороны — фельдфебель. Чтобы не лыбился, получил прикладом по спине. Сразу что-то возмущенно залаял на своем немецком. Пришлось повторить. Заткнулся, повинуясь движениям ствола мосинки, собрал шелковый купол и потащил к полуторке. Вальтер П38 я сам подобрал. Ладная штуковина — все-таки калибр девять миллиметров для пистолета лучше, чем семь шестьдесят две у тэтэшника.
Дотопали до грузовика. Мишка уже успел мотор завести. Побелевший красноармеец к дверце прислонился и забинтованную руку баюкает. В глазах боль и ненависть к фашисту:
— Надо было его не в плен брать, а на месте кокнуть.
— Еще не поздно, — хмыкнул сержант Пахомов, сдирая с немца куртку. Ремня с кобурой и шлемофона тоже лишил. Из карманов все вывернул, немецкие часы раненому отдал — хоть какая-то компенсация. А этот гад довольно смотрит на нашего водителя и подленько так улыбается. Возможно, сделал человека инвалидом и рад.
Тут уж я не выдержал, навел винтовку и, глядя в плещущиеся нарастающим ужасом водянистые голубые глаза — истинный ариец! — с двух метров пальнул.
— Он же пленный! — ужаснулся Мишка, глядя на схватившегося за руку и заоравшего немца.
— Нехрен было отстреливаться, — первым сообразил все равно злой водитель.
— Ну, разве что, — согласно кивнул сержант, посмотрев на орущую сволочь, перевел взгляд на красноармейца и обратно.
Кровь из-под пальцев зажимающего рану фашиста почему-то была такого же цвета, как у нашего красноармейца. Но вот тошноты у меня совершенно не вызвала. Но главное — подленько лыбиться этот немецкий летчик перестал.
Машину обратно в полк привел сержант Пахомов, переключая передачи со страшным скрежетом — никак его к перегазовкам не приучить. Сначала с рук на руки передали водителя военврачу Савушкину.
— Молодцы, — похвалил нас Матвей Палыч, осторожно размотав бинт и осмотрев запястье, — все правильно сделали. Пуля на вылет прошла. Сейчас заштопаю, и максимум через месяц будет как новенький, — посмотрел на кое-как перевязанного фашиста и скомандовал: — Этого пока к Юрь Михалычу ведите. Все равно раньше чем через полчаса не освобожусь.
Лейтенант ГБ Свиридов на следующий день, подшивая в папку результаты допроса немецкого летчика и наши рапорта, все-таки попенял:
— В другой раз так не подставляйся. А если кто-нибудь в особом отделе дивизии захочет проверить показания немецкого летчика?
Мишка потом уже успокоил:
— Не дрейфь Колька, дальше фронта не пошлют. Да и кто фашисту поверит?
Куртка со споротыми нарукавными знаками сержанту оказалась маловата, а мне в самый раз — только чуть-чуть в плечах свободная была. На вальтер он тоже претензии предъявлять не стал — не в Пахомова же немец из пистолета шмалял. А Елизарыч только хмыкнул, наблюдая за чисткой оружия:
— Знатный трофей, екось-мокось.
* * *— Хватит с тебя, Витя, — майор Гольдштейн отобрал бутылку, хозяйственно заткнул ее пробкой и убрал в сейф. — Завтра даже при такой погоде могут приказать на разведку вылететь. А послать нам кроме тебя некого. В таких сложных метеоусловиях у нас только командир полка летать может.
— А как же лучший курсант из нашего выпуска девятой школы военных летчиков? — немедленно парировал Коноваленко. Пьяным он совершенно не выглядел. Скорее очень злым. — У тебя, Борька, с ориентированием на местности всегда отлично было.
Начальник штаба хмуро посмотрел на командира и вдруг признался:
— Нет больше военного пилота Гольдштейна. Сгорел вместе со своей «Чайкой»* под Халхин-Голом. Вот как поджег меня японский И-97, так и не стало. На парашюте в монгольскую степь опустился уже только грамотный штабной командир, но никак не боевой летчик.
— Так вот почему ты тогда на предложение Васи Воскобойникова со всей душой… — догадался Виктор. — Чуть ли не жилы рвал, образцово-показательно работу в штабе поставил, лишь бы в бой не лететь, — потемнел лицом: — Струсил?!
Они сидели, оба насупленные, и молчали. Дюжий под метр девяносто очень злой майор Коноваленко и среднего роста плотный Борис, с прыгающим виноватым взглядом. Вскинулся, посмотрел прямо:
— Тебе скажу. Поднять самолет в небо могу, а воевать… — отрицательно покачал головой. — Пробовал потом — руки ноги сами машину назад разворачивают, — помолчал, вина с лица исчезла: — Я на земле больше пользы принесу, сам знаешь.
Возмущаться майор Коноваленко, как это ни странно, не стал — лучшего начальника штаба полка надо было еще поискать. Успокоился, с сожалением глядя на демонстративно запертый железный ящик, и спросил:
— Ну а мне что прикажешь делать?
— Летать, — пожал плечами Борис, — благо тебе дано как немногим. Подполковник Воскобойников, несмотря на не очень хорошее здоровье после тяжелого ранения в Испании, мог. Кольку угораздило, как будто за штурвалом родился. И ты, Виктор, можешь. Не так, как этот мальчишка — у него летного таланта, что называется один на миллион — но все-таки… — помолчал немного, а потом разразился: — Сам же знаешь — десять-пятнадцать процентов летать не могут вообще. Подавляющему большинству требуется десятки, если не сотни часов налета, чтобы почувствовать машину в воздухе и начать получать от неба удовольствие. Ну и считанные единицы, кто всего за минуты способен принять характер нового аэроплана. Принять, подстроиться, может быть даже переломить и бить врага из самого невозможного положения на любой скорости. Одновременно адекватно оценивая обстановку вокруг. Оценивая и просчитывая ситуацию на несколько шагов вперед.
Майор Коноваленко выслушал тираду товарища молча, с заметной тоской поглядывая на запертый сейф. Выпить еще хотелось как никогда. Выпить и забить навалившуюся черноту в голове — враг сейчас оказался сильнее и лучше подготовлен, бьет Красную армию на земле и в воздухе. Увы, но напиваться никак нельзя — тут Борька, несомненно, прав. Посмотрел в глаза своего начальника штаба и потребовал:
— Тогда расскажи мне, майор Гольдштейн, почему мы отступаем. Разложи по полочкам, как ты это умеешь.
— Не валяй дурака, Витя, сам все прекрасно понимаешь, — Борис Львович простучал беломорину, вытряхивая табачные крошки, продул, обмял мундштук, прикурил, выпустил сероватую струю дыма и начал объяснять: — Воевать, по большому счету, мы не умеем ни на земле, ни в воздухе. Потому-то и смотрится наш полк вполне удовлетворительно на фоне других, что Василий Васильевич Воскобойников, светлая ему память, невзирая на запреты, кое-чему пилотов все-таки научил. Ну и я с относительным порядком в части постарался. Если бы не этот идиот Солонин…
— Борис, — перебил командир полка, — меня не наша ситуация волнует, а вообще, — неопределенно махнул рукой с одной стороны на другую.
— Что на фронте от моря до моря творится? — понял вопрос начальник штаба. — Да примерно, то же самое. Где чуть лучше, где не очень, но воевать мы на всех уровнях не умеем. Не к тому готовились все это время. Больше к парадам, чем к войне. Год или два потребуется, чтобы научиться, только потом начнем освобождать отданные территории. Хотя немцы не столько умением берут, как порядком. Качественная связь, наработанные в Польской и Европейской кампаниях тактические приемы, чуть более надежная техника.
— Превосходящая нашу, — согласился Коноваленко.
— Не всегда, — без особого воодушевления возразил Гольдштейн, — Наши новые танки, несомненно, лучше. Артиллерия? Вот здесь я не большой специалист, но знакомые командиры в один голос утверждают, что не хуже фашистской. У гитлеровцев во всяком случае даже близкого чего-либо к «Катюшам» нет. АА самолеты… — он ненадолго задумался. — Авиационное оружие по всем параметрам превосходит немецкое. На советских истребителях двадцатимиллиметровая пушка стоит, а у фрицев калибр всего пятнадцать**. И скорострельнее нашего пулемета ШКАС в мире ничего нет. Если уж на Ишаках частенько умудряются мессеры сбивать, то на Яках при правильной тактике… Надо срочно менять саму организацию воздушной войны. Пары вместо троек, работать сосредоточенными в достаточно большие ударные группы истребителями, обязательное эшелонирование по высотам. Но, в первую очередь, необходима качественная связь. Постоянное дежурство авианаводчиков с радиостанциями на линии фронта. Пилоты, взлетев по ракете, должны получать задание уже в воздухе, а не терять драгоценное время на земле. Да что говорить, ты не хуже моего все понимаешь, но пока эти азбучные истины дойдут до командования на всех уровнях, — начальник штаба выразительно ткнул пальцем вверх.
