Александр Абердин - Три года в Соединённых Штатах Америки
Гангстерская мировая война прокатилась практически по всем штатам США, кроме разве что Аляски и Гавайев. Количество жертв в ней превысило двести пятьдесят тысяч человек, чего в этой стране не было никогда. Сойдясь в «братоубийственной» войне, гангстеры Востока и Запада аннигилировали практически полностью, но не это явилось для Америки самым страшным, а то, что жертвами этой войны стали многие, всеми уважаемые видные персоны американского истеблишмента. Именно это обстоятельство более всего потрясло американцев. Они и предположить не могли, что многие сенаторы, конгрессмены, армейские генералы, судьи, прокуроры, полицейские чины и даже видные деятели культуры скопытятся с оружием в руках, как самые банальные, оголтелые мафиози, всякие там доны Чипполини и Буратини. Вот это очень многих людей повергло в шок, но вместе с тем у них появилась надежда на то, что такое больше не повторится. Ну, тут они жестоко ошибались. На смену старым негодяям и кровососам пришли новые, молодые, голодные и куда более алчные. Правда, американцы, почти поголовно имевшие оружие, после кровавой летней бойни на этот раз решили дать новоявленным бандитам жесткий отпор и потому по всей стране гремели не просто одиночные выстрелы, а автоматные очереди.
«Кровавого четверга», на этом фоне, никто в Америке практически не заметил, да, к тому же власти постарались сделать всё, чтобы сохранить в тайне ту резню на Манхеттене, которую мы учинили, хотя и связали с ней угон скоростного катера. Ну, как говорится, не пойман, не вор, а потому мы летели в Штаты смело, ничего не таясь. Летели на практически полностью обновлённом «Антее». На этом самолёте только двигатели стояли старые, но и они были модернизированными, а потому их мощность увеличилась чуть ли не в полтора раза. Увеличилась и скорость самолёта, который мог теперь пролететь без дозаправки двадцать пять тысяч километров. Самолёт стал к тому же легче и во много раз прочнее, да, и комфортабельнее, так как в нём не смотря на то, что это был грузовой, а не пассажирский борт, появился салон на пятьдесят пассажиров и мы забили его под завязку. Ирочка и Витюша летели вместе со мной, как и Нинон с Ивон. Летел с нами и небольшой пул журналистов. Во время перелёта через океан мы веселились, шутили и только что не резвились, хотя советский самолёт «Ан-22» позволял и такие вольности, как беготня. Мы просто ещё не знали, что нас ждёт в Америке, а то бы нам всем точно стало бы не до веселья. Ну, как говорится, раз собака не видит, то и не лает, а увидели всё мы только по прилёту в Штаты.
То, что нас держали в самолёте часа два, было ещё мелочью по сравнению с тем досмотром, который нам учинили. Ожидая примерно этого, мы ещё в воздухе съели и выпили практически всё, что взяли с собой в дорогу, а зря. Кое что нам всё же следовало оставить. Таможенный службы в своём служебном рвении чуть было не разобрали аэроплан, но лётчики пригрозили превратить его Брестскую крепость и они от них отстали. Зато таможенники вволю покуражились над нашей тяжелой техникой и гоночными машинами. Мы уже думали, что таможенная проверка со всеми её идиотскими вопросами, которые задавались нам разными людьми по десять раз, никогда не закончится и я уже хотел было дать команду к отлёту, как американцы вдруг стали сама любезность и сказали нам: – «Добро пожаловать в Америку». «Чёрт, век бы не видеть вашей долбанной Америки!» – подумалось мне в ответ, но я всё же промолчал. Ладно бы они шмонали так меня и Ирочку с Витюшей, мы ведь русские, но они же всех наших французских друзей буквально прокрутили через мясорубку и потом протёрли фарш через сито. Ксавье Монж всё же не выдержал и сказал американскому таможеннику:
– Офицер, хотя я прилетел в Нью-Йорк только за тем, чтобы освещать гонку Гран-При Америки, как только вернусь в Париж, то самым подробным образом опишу всё то, чему вы нас здесь подвергли. Поверьте, после этого французские таможенники визит каждого американца во Францию, будут рассматривать не только как личное оскорбление, но и как объявление войны Америкой всем французам. Вот тогда, по возвращению домой, ваши граждане вам всё выскажут. Поверьте, наши таможенники тоже обладают большой выдумкой и станут заглядывать американцам даже в те места, куда не каждый врач рискнёт заглянуть. Американец тут же обиделся и воскликнул:
– Господин Монж, я всего лишь делал свою работу.
– Вы делали её настолько хорошо, что заслуживаете за это и не такой благодарности французской прессы. – Прорычал в ответ Ксавье и добавил – Нас не обыскивали так даже тогда, когда мы покидали ЮАР, хотя там таможенники очень не любят, когда кто-то вывозит контрабандой алмазы. Можете не волноваться, офицер, на память о Нью-Йорке я не стану покупать даже открытку, не говоря уже о более ценных покупках и всё, что я ввожу сегодня в вашу страну, это одно только французское дерьмо, от которого я поспешу избавиться в первом же туалете.
Да, тут Ксавье был полностью прав, в туалет никому из нас так и не дали сходить, как и не дали воспользоваться тем биотуалетом, который находился на борту автобуса. Я думал, что нашего друга Ксавье тотчас отправят обратно в Париж, но ничего, всё обошлось, хотя таможенник и обиделся. Ещё больше он обиделся тогда, когда никто из троих французских пилотов не дал ему автографа для его сына. Лично я отказался только потому, что у меня на руках спал мой собственный, вконец измученный этой до издевательства долгой таможенной проверкой мой сын. По моему глубокому убеждению, это была просто мелочная провокация со стороны американцев. А ещё они просто не любят французов и те платят им той же монетой. Ох, и глупо же всё это, но, как оказалось, на таможенной проверке американские глупости вовсе не закончились. Когда мы, наконец, добрались до деревушки Уоткинс-Глен, предварительно затарившись харчами в самом дорогом супермаркете, то узнали ещё об одной новости. Оказывается, устроители гонки Гран-При США подготовились к ней весьма своеобразно. Вместо того, чтобы постелить асфальтан на этой пяти с лишнем километровой трассе, они по максимуму усилили стальные ограждения, в мою первую молодость именно об ограждение полностью разбил на этой трассе во время квалификации Франсуа Сэвер и погиб на месте, и решили устроить из спортивного состязания гладиаторское побоище, гонку на выживание.
Мы прилетели в четверг рано утром, но до Уоткинс-Глена добрались только к ночи, хотя ехать было всего ничего, а потому на ночь глядя ничего предпринимать не стали. Наутро же я первым делом попросил всех пилотов собраться в нашем шатре и высказал свой категоричный протест по поводу пресловутого «фулл контакта», разрешенного америкосами. Учитывая, что добрая треть гонщиков решила не радовать публику прыжками, за моё предложение провести гонку с максимальной корректностью, проголосовали все пилоты. Нефиг поважать всяких придурков. О своём решении мы немедленно известили хозяев автодрома и поехали читать трассу, хотя благодаря Джо Фоллмеру вся информация о ней уже была закачана в бортовые компьютеры, которые американские таможенники потребовали вскрыть, чтобы посмотреть, не являются ли они запрещёнными консолями Геи. Два часа мы ездили по трассе на скорости не свыше полтура сотен километров и при этом антикрылья наших болидов постоянно шевелились, меняя углы наклона. Ровно в полдень началось шоу – состязания на самый высокий и самый длинный прыжок на гоночном автомобиле. Устроители гонок и тут попытались отличиться и выгнать на трассу железный хлам, но им был заявлен самый решительный протест – мы не самоубийцы, чтобы пролетать над автомобилями и затем приземляться не видя трассы.
Да, маниакальная страсть американцев из чего угодно делать шоу, в этот день явно перехлёстывала через край. В далеко не самом лучшем настроении мы провели жеребьёвку и приступили к разминочным прыжкам. Каждому предстояло сделать по два прыжка без зачёта результатов, после чего, стартуя с десятисекундным интервалом, мы должны были совершить ещё по три прыжка, но уже зачётных. Публика, узнав, что никаких автобусов на трассу выкатывать не станут, вела себя чуть ли не по-свински. Янки свистели, улюлюкали и чуть ли не швыряли в нас гнилые помидоры и тухлые яйца. Однако, уже после первого же прыжка, а его совершил итальянец Артуро Мерцарио, все крикуны заткнулись, так как этот бесбашенный парень хотя и начал прыгать в весьма осторожно, пролетел по воздуху сорок три метра и при этом так мастерски приземлил болид, что не было даже отскока. Сразу после этого, увидев, что и обычный бортовой компьютер, уже прозванный в нашем кругу полудурком за примитивность, отлично реагирует на команды и хорошо читает перед отрывом скорость, дозаявилось ещё трое пилотов. Когда же были совершены более дальние прыжки, все отказавшиеся ребята вздохнули с облегчением и выстроились в очередь.
