Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы
– Постойте… Ваш отец погиб на гражданской!..
Карабаев пожал плечами.
– Не-а, это у Прошки батя партизанил. Мой у Семенова служил. Да чего там, служил – мобилизовали, не спросили. Вот Прошка и не мог простить, ждал, чтобы достать батю-то. Дождался…
– Прошка?
У того, кто сводил счеты с семьей старшего лейтенанта, почему-то оказалось знакомое имя.
– Ну, Прошка. Прохор Карабаев, братан двоюродный. Участковым у нас был. В тридцатом, как колхоз стали организовывать, он семью нашу в первую категорию записал.
Первая категория? Сергей вспомнил: раскулачиваемые делились на три разряда. Первый – особо опасные, их судили на месте.
– Он не только нас сгубил, Прошка-то! Восемь семей разорил. Кого постреляли, кого отправили на куличики. Мамку и сестру сослали – так и не нашел… Лютовал, Прошка, выслуживался!..
– Выходит, этот Прохор – ваш двоюродный брат?
Пустельга никак не мог поверить. Он догадывался, что в тридцатом бывало всякое, но эта простая история все же поразила.
– Ну, я и говорю, – кивнул Карабаев. – Его батя и мой – родные братья, только его – Иван, а мой – Игнат.
– Так вы… не Карабаев?!
– Карабаев я, – сибиряк усмехнулся. – Только не Прохор – Марк Игнатович. Марк – это в честь евангелиста, я в его день родился. Батя хотел Иваном назвать, да поп уперся: раз в день Марка, значит, так и крестить надо.
Теперь все наконец становилось понятным. Здорово же его водили за нос!
– Айзенберга – вы?
– Я, конечно, – кивнул Марк. – Он, гад, умнющий был, сразу учуял, что в группе чужой. Стал копать, да не успел. Пришлось рискнуть…
Сергей почему-то не удивился. Ведь они так и думали, что в группе чужак. Об этом говорил ему сам Карабаев – прямо в лицо!
– А как вы, Прохор, то есть, простите, Марк, в НКВД попали?
– Да просто. Полгода в тайге отсиживался, а потом Прошку в Омск вызвали – в спецшколу. Выслужился!.. Ну, я его и встретил дорогой. Даже фотографию менять не пришлось. Батяни наши близнецами были, так что и нас с Прошкой спутать можно.
Пустельга молча кивнул. Ну и нервы же у этого парня!
– Меня зачем выручили?
Сибиряк не ответил, и Сергей заторопился:
– Марк, я вам, конечно… То есть без всякого «конечно», я вам на всю жизнь благодарен, но я не враг советской власти. Я не могу, не буду сотрудничать с «Вандеей»! Если вы действовали по приказу подполья, то лучше дайте револьвер. Застрелюсь – и точка…
– Чего с оружием баловать? – удивился Марк. – Товарищ майор, ну вы, извините, как интеллигент какой-то… Враг – не враг… Да и нет никакой «Вандеи»! Мы же вам с товарищем Ахилло прямо говорили, а вы не верили…
Господи! А ведь действительно. Ну и слепым же он был!
– Операция прикрытия? Дезинформация?
Пустельга вспомил толстую папку с «вандейскими» документами.
– Это что, вы придумали?
– Ну, не только я… – Марк хмыкнул. – Вы бы, товарищ майор, и сами до правды дошли, да не успели. А Ежов не сообразит. Дурной он, хотя и злобы неимоверной. Ну и пусть! Он как «Вандею» искал, половину Главного управления на распыл пустил да и областные поразгонял. Сами себя душить начали, сволочи! И Ежов, думаю, не усидит – схарчат! Ему, говорят, нового зама готовят – Берию с Кавказа. Он его и приголубит…
Пустельга кивнул. Да, сработано неплохо. Очень хорошо сработано! Но ведь они враги? Однако Сергей не ощущал ненависти, скорее чувствовал восхищение и профессиональную зависть.
– Прохор Иванович… Извините, Марк. Поделитесь опытом! Значит, ваши люди подбросили информацию агентуре НКВД в Париже и Харбине?
– Угу, – кивнул сибиряк, – сразу вцепились. Им только дай намек, а уж факты сами найдут! Чтоб достовернее было, я из сводок, что к нам поступают, выписывал все аварии, пожары…
– Для «группы Фротто», – понял Пустельга. – Да, все верно. Ежов – не Ягода, сразу же начал изменников в Главном управлении искать. Постойте… А Дом на Набережной? Беглецы? Ведь это правда?
– А вот это – правда, – кивнул Марк. – Для того все и затеяно, чтобы туда не совались.
– А Корф?
Карабаев пожал плечами:
– Ни разу не встречал. Не знаю даже, жив ли. Его уже без нас к делу приплели. Вот Лантенак, Фротто, Кадудаль – это уж точно. Придумали! Помните, вы мне роман приказали прочесть?
…А он еще посмеивался над малообразованным парнем, впервые открывшим книгу Виктора Гюго!
– Ну, спасибо, Марк, просветили! Только я не понял, зачем вы мне это рассказали? Хотите завербовать?
– А чего вас вербовать-то, товарищ майор? Вас уже без нас завербовали. Разве нет?
Сергей задумался. Да, все верно… Значит, работать на врага? Но ведь он и так «враг народа»? Нет, неправда! Пустельга не враг народа, он враг Агасфера, Ежова, «малиновых», «лазоревых», враг Волкова и его «саперов». Он враг желтоглазого…
– И какое у меня будет задание, товарищ Марк?
– А это начальство определит, – спокойно ответил Карабаев. – В подполье как в НКВД: дисциплина – первое дело. Только, может, у вас, товарищ майор, свои соображения имеются?
Да, у Сергея были соображения. То, о чем думал в последние недели, что казалось неосуществимым, – узнать, как погибла Вера Лапина, как исчез Микаэль Ахилло, что случилось с Юрием Орловским, с той, что отдала ему Рубин… Но Пустельга понял, что это не главное.
– Марк, вы должны рассказать своим товарищам. Это важно!.. В руководстве СССР имеется группа, которую возглавляет некий Иванов, он же Агасфер. Этот Иванов называет себя помощником товарища Сталина. То, что он делает, очень опасно.
– Помощник Сталина, – Марк недоверчиво покачал головой. – Что мы можем сделать?
– Я, кажется, кое-что придумал, – усмехнулся Пустельга. – Слушайте!..
Шторы в кабинете были опущены, горела лампа, и трудно было даже определить, день или ночь сейчас на дворе. Вероятно, для тех, кто работал здесь, этот вопрос не представлялся важным. В этот день – или в эту ночь – огромный кабинет, где мог разместиться целый взвод, пустовал. Никто не сидел за тяжелым, покрытым зеленым сукном столом, люстры были включены, по углам сгустились уродливые тени. Но один человек здесь все-таки присутствовал. Он удобно устроился в кресле, поставив лампу на небольшой столик. Там же находился сифон с газированной водой, несколько карандашей и незаконченный рисунок. Человек листал пухлую папку, с интересом перечитывая один лист за другим.
Открылась боковая дверь, и в кабинет вошел некто, совсем не походивший на сидевшего в кресле. Тому было едва за тридцать, он носил изящный штатский костюм и казался похожим на спортсмена. Вошедший же был немолодым, лысоватым и худосочным альбиносом, светло-зеленая форма с большими звездами в петлицах сидела на нем мешковато, словно с чужого плеча.
Альбинос подошел к креслу, осторожно взяв со столика незаконченный рисунок.
– Узнали? – читавший даже не поднял головы.
– Ну конечно, Арвид! Карадаг! Подарите?
– Эту мазню? Впрочем, ежели хотите…
Вошедший взял стул и присел рядом. Молодой человек дочитал лист, аккуратно вложил его в папку и принялся завязывать тесемки.
– Ну как? – поинтересовался альбинос. – Понравилось?
Арвид не спешил с ответом. Затем, прикрыв глаза, неторопливо проговорил:
Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю.
И грозное «баюшки-баю»
Кулацкому баю пою…
– Так и знал, что понравится! – воскликнул альбинос. – Я приказал сделать копию – специально для вас.
– Я оценил, Василий Ксенофонтович, – кивнул молодой человек. – Сколько ему дали?
– Не помню. От него уже не осталось даже лагерной пыли.
– Загубили, – без всякого выражения проговорил тот, кто походил на спортсмена. – Идиоты. Лебедевы-Кумачи. Исаковские…
– А также Бедные, Голодные и прочие Бездомные, – подхватил альбинос. – А здорово он написал: «Хорошо умирает пехота…»
– «…И поет хорошо хор ночной…» Ну, отечество!
– Не критиканствуйте, товарищ майор! – Василий Ксенофонтович отложил папку в сторону, достал пачку «Герцеговины». – Избаловали мы вас… Кстати, Арвид, у вас как с памятью? Имя свое еще помните?
– Помню, – вопрос ничуть не удивил «спортсмена». – Прикажете забыть?
– Увы! Прикажу. Агента иностранного отдела майора Арвида больше не существует. Он осужден специальной коллегией военного трибунала и расстрелян аккурат две недели назад.
Тот, кого расстреляли, на этот раз замолчал надолго, наконец поинтересовался:
– И все-таки – за что?
– За многое, за многое! – альбинос всплеснул руками. – Майор Арвид был агентом-двойником, вредителем, а заодно покровительствовал некоторым крайне сомнительным личностям, даже просил за них у руководства. Например, он интересовался судьбой некоего Орловского…
